Патриарх Никон и протопоп Аввакум: две линии в истории русской Церкви

В начале 1666 г. в Москве собрался великий собор, на котором присутствовали два греческих патриарха (Александрийский  и Антиохийский) и 30 архиереев, русских  и греческих, от всех главных церквей  православного востока. Именно этот собор окончательно решил и судьбу Никона, и судьбу Аввакума. Дело Никона рассматривалось первым. Суд над  ним длился более полугода. Собор  сначала ознакомился с делом  в его отсутствие. Затем призвали самого патриарха, чтобы выслушать  его объяснения и оправдания. Никон  долго не хотел являться на судилище, не признавая над собой власти александрийского и антиохийского  патриархов, потом, в декабре 1666 г., все  же приехал в Москву, но держал себя гордо и непреклонно: вступал  в споры с обвинителями и самим  царем, который в слезах и волнении жаловался собору на многолетние  провинности патриарха. В конце  концов архиереи единогласно осудили  Никона, лишили его патриаршего сана и священства. Обращенный в простого инока, он был сослан в Ферапонтов монастырь близ Белого озера. Здесь  несколько лет Никона содержали  с большой строгостью, почти как  узника, но в 1671 г. Алексей велел снять  стражу и позволил ему жить без  всякого стеснения. Тогда Никон  отчасти примирился со своей судьбой, начал принимать от царя деньги на содержание и подарки, завел собственное  хозяйство, читал книги и лечил  больных. С годами он стал постепенно слабеть умом и телом, его начали занимать мелкие дрязги, он ссорился с  монахами, постоянно был недоволен, ругался без толку и писал  царю доносы. После смерти в 1676 г. Алексея  Михайловича положение Никона ухудшилось — его перевели в Кирилло-Белозерский  монастырь под надзор двух старцев, которые должны были постоянно жить с ним в кельи и никого к  нему не пускать. Только в 1681 г., уже  тяжело больного и дряхлого, Никона выпустили из заточения. По дороге в  Москву на берегу Которости он умер. Тело его привезли в Воскресенский  монастырь и там похоронили. Царь Федор Алексеевич присутствовал  при этом.

 

6. Суд над Аввакумом.

Если для Никона собор 1666–1667 гг. был концом всех его деяний, то для вождей раскола он, напротив, стал началом их великого пастырского  служения. Правда, некоторые из них  отступились от своих убеждений, но другие остались безоговорочно верны  им. Когда Аввакума привезли в Москву, церковные власти увещеваниями попытались склонить его к примирению с церковью, однако это не дало никаких результатов. 13 мая Аввакум предстал перед  архиереями собора. Но и тут, говоря словами официального акта, он «покаяния  и повиновения не принес, а во всем упорствовал, еще же и освященный собор укорял и неправославным называл».

Тогда архиереи постановили  лишить его сана — Аввакум был  расстрижен и предан проклятию как  еретик. 17 июля 1667 г. его вновь доставили  на собор, где вселенские патриархи  снова долго увещевали его, но не смогли его разубедить.

Наконец, 5 августа Аввакуму предложили три вопроса, ответы на которые  должны были окончательно решить его  судьбу православна ли русская церковь, православен ли государь Алексей  Михайлович и православны ли вселенские патриархи? Аввакум ответил: «Церковь православная, а догматы церковные  от Никона еретика, бывшего патриарха, искажены новоизданными книгами… А  государь наш Алексей Михайлович православен, но токмо простою своею  душою принял от Никона… книги, чая  их православны, не рассмотря плевел еретических…» О патриархах он написал, что сомневается в их православии. Когда эти ответы были представлены собору, тот подтвердил свое отлучение  и объявил, что осужденного подобает наказать и «градскими казнями». Те не заставили себя ждать: в конце  августа Аввакум вместе с другими  вождями раскола — монахом  Епифанием, попом Лазарем и дьяконом Федором, — был сослан в Пустозерск на реку Печору. Всем ссыльным, кроме  Аввакума, вырезали языки и отрубили пальцы на правой руке, чтобы не крестились двоеперстно и не писали. Аввакум  избежал этой казни, так как за него заступилась царица Мария Ильинична и сестра царя, Ирина Михайловна. Во всем остальном судьба вождей раскола была общей. В Пустозерске каждый из «соузников» был заключен в отдельной «земляной тюрьме», о которой Аввакум писал «… покой большой и у меня, и у старца (Епифания), где пьем и едим, тут и лайно (кал) испражняем, да складше на лопату, и в окошко! Мне видится и у царя того, Алексея Михайловича, нет такого покоя». «Соузники» общались по ночам, вылезая из темниц через окна. Все они, несмотря на изувеченные руки, стали писателями, продолжая отстаивать свои убеждения.

Несмотря на принятые меры предосторожности, четыре старообрядческих учителя не были так изолированы  от массы своих последователей, как  бы этого хотелось правительству. Из писаний Аввакума видно, что сами стрельцы, охранявшие подземные тюрьмы, помогали узникам  общаться с их единомышленниками на свободе.

Письма из Пустозерска  пересылались в Мезень, там переписывались и развозились по всей стране стрельцами, юродивыми, монахами. В конце 1660-х и начале 1670-х гг. (до ссылки и смерти боярыни Морозовой) связи пустозерцев с Москвой были настолько прочными, что протопоп посылал целые бочки освященной им воды своим духовным детям, получал от них деньги, одежду, еду и даже малину, до которой был большой охотник. Позднее рукописи прятались в кедровые кресты, которые изготовлял старец Епифаний. В своих посланиях Аввакум писал о том, как еще «до страшного суда» покарает своих главных врагов: «Я еще, даст Бог, прежде суда тово Христова, взявши Никона, разобью ему рыло. Да и глаза-те ему выколупою, да и толкну его взашей». «А царя Алексея велю Христу на суде поставить. Тово мне надобно плетьми медяными попарить». Его вера в правоту своего дела и, быть может, в скорое торжество над своими противниками была безгранична. Нередко в его нравоучениях и советах звучала уверенность ветхозаветных пророков, а не обычное сознание духовником обязанности руководить религиозной жизнью своих детей. «От имени Господни повелеваю тебе», «не я, но тако глаголет Дух Святый», «я небесные таны вещаю, мне дано!» — писал Аввакум с убежденностью, что он отражает волю Господню, а не свое мнение. С такой же уверенностью управлял он и своей паствой, раздавая в своих посланиях советы «старолюбцам».

Исходным пунктом вероучения Аввакума, которое имело потом  непререкаемый авторитет в глазах его последователей, послужила реформа  Никона, вовлекшая, по его мнению, русскую  церковь в ересь. Наиболее мерзким  нововведением Аввакум считал замену двоеперстия «печатью антихристовою» — троеперстием. Все никоновские  изменения обрядности он понимал  как уклонение «в латинство» и  восклицал: «Ох, ох, бедная Русь! Чего-то тебе захотелось немецких поступков  и обычаев?» Современному человеку может показаться странной и фанатичной такая мелочная приверженность обрядам. Однако надо помнить, что строгое  благочестие сводилось тогда  почти исключительно к обрядовой  стороне, поэтому даже малейшее отступление  в этой сфере от «святой старины» выглядело в глазах единомышленников Аввакума кощунством и подлинным  отречением от православия. Стараясь осознать причину этого чудовищного события  — падение православия на Руси, — они находили для него только одно объяснение — скорый приход антихриста, за которым должен был последовать  конец света. С этим ощущением  связан яростный дух аскетизма первых старообрядцев, переходящий в почти  полное отречение от мира. Отрешение  от всякого плотского наслаждения  и любых внецерковных радостей Аввакум  проповедовал во всех его посланиях. Согласно его советам, вся жизнь, как церковная, так и общественная и частная, должна регламентироваться религией.

Однако в ожидании кончины  мира руководителям раскола надо было определить возможные отношения  с официальной «никонианской» церковью. В этом смысле Аввакум занимал  строгую и последовательную позицию. «Не водитесь с никонияны, — писал  он в одном из писем, — не водитесь с еретиками; враги они Богу и  мучители христианам, кровососы, душегубцы». Он советовал избегать не только мирных и дружеских сношений с никонианами, но и всяких прений о вере. «Беги от еретика и не говори ему ничего о правоверии, — предписывал он, — токмо плюй на него».

Идеалом для него являлось полное отчуждение от никониан, распространяющееся как на церковную, так и на частную  жизнь. Такая строгая изоляция рождала  много проблем. Поскольку духовенство  в большинстве своем приняло  реформу, раскольники оказались  без верховных пастырей и не могли  получать таинств. Аввакум с товарищами много думал над тем, как помочь этому горю. В конце концов было решено, что младенца, крещеного  попом-«новиком» (нового рукоположения, после 1666 г.), можно не перекрещивать, но следовало прочесть над ним  дополнительные молитвы. Исповедоваться за неимением священника-старолюбца Аввакум советовал у благочестивых  и сведущих в церковных делах  мирян. «Исповедайте друг другу согрешения, по Апостолу, и молитеся друг о друге  яко исцелите» — добавлял он, давая этим понять, что такая исповедь полностью заменяет исповедь у священника.

Даже причащаться он разрешал у иноков и «простцов», не имевших  священства. Впрочем, совершенно обходиться без священников он не считал возможным. Учение его в этом важном пункте оставалось не до конца проясненным  и как бы заключало в себе зародыши двух главных толков позднейшего  старообрядчества: поповцев и беспоповцев. Аввакум несомненно понимал, что  вводит в жизнь своей заочной  паствы весьма необычные в православной жизни нравы и обряды, которые, по существу, были гораздо большим  отступлением от устава, чем сами «никониянские» новшества, но он советовал их лишь как временное исключение, ввиду  «нынешнево огнеопального времени».

Между тем раскол в стране набирал силу Собор 1666–1667 гг. определил  жестокие меры наказания для тех, кто упорно придерживался старых порядков. Страх перед возможной  казнью, ссылкой в монастырь и  лишением всего имущества заставлял  людей покидать обжитые места  и строить свои «скиты» в труднодоступных  лесных районах.

С 1668 г. многие крестьяне, забросив свои поля, стали готовиться ко второму  пришествию, делая себе гробы и  служа друг над другом заупокойные  службы. Исход в скиты приобрел массовый характер, в них строились  амбары, поварни и всякие тайники  на случай прихода слуг антихриста. Так как не всегда в скиту были попы, религиозный культ оказался здесь до крайности упрощен. Практиковались самосожжения, которые превратились для «старолюбцев» как бы во второе, неоскверненное крещение, дающее мученический венец. У протопопа Аввакума было достаточно авторитета, чтобы осудить  и остановить самоубийственные смерти, но он увидел в них доказательство преданности старой вере, стояние  против «соблазнов никонианства» и  сам деятельно возбуждал на мученичество своих единоверцев. «Само Царство  Небесное валится в рот, — писал  он, — а ты откладываешь, говоря: дети малы, жена молода, разориться не хочется. «Получив первые известия о  самосожжении раскольников, Аввакум  всецело одобрил их, величая умерших  «самовольными мучениками». «Вечная  память им во веки веков! — пишет  он в одном из писем. — Добро  дело содеяли — надобно так. Рассуждали мы между собой и блажим кончину  их» «Добро почитати сожженных за правоверие отец и братии наших», —  восторгается духовным бесстрашием  своих единоверцев.

Пустозерские узники готовы были сами в любой момент принять  мученическую смерть за веру, но при  этом никогда не теряли надежды на освобождение. Однако их ожидания, что  после смерти царя Алексея Михайловича  никоновские нововведения будут  отменены, не оправдались. Узнав о  восшествии на престол Алексеева  сына Федора, Аввакум в 1676 г. отправил ему письмо с призывом вернуться  к старой вере. Послание осталось без  ответа. А пять лет спустя, в 1681 г., в Пустозерск пришел указ о казни  «соузников» через сожжение. Неизвестно, кто отдал его, но инициатором  казни несомненно являлся патриарх Иоаким, бывший в царствование болезненного юноши-царя одним из самых влиятельных  придворных и государственных деятелей. Проведенный Иоакимом в 1681–1682 гг. церковный собор создал особый «отдел постановлений» против раскольников, которым запрещалось собираться на молитвы. Царская грамота того же года давала епископату новые, расширенные полномочия по борьбе с расколом. Видимо, в связи с этими постановлениями Аввакум и его пустозерские единомышленники 14 апреля 1682 г. погибли на костре.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Заключение.

Трудно, да наверно и невозможно однозначно сказать, что же стало  причиной раскола - кризис в религиозной  или в светской сфере. Наверняка, в Расколе соединились обе  эти причины. Так как общество не было однородным, то, соответственно, различные его представители  защищали различные интересы. Отклик своих проблем в Расколе нашли  разные слои населения: и крепостные крестьяне, которые обрели возможность  выразить протест правительству, становясь  под знамя защитников старины; и  часть низшего духовенства, недовольная  силой патриаршей власти и видевшая в ней лишь орган эксплуатации; и даже часть высшего духовенства, желавшая пресечь усиление власти Никона. А в конце XVII века в идеологии  Раскола важнейшее место стали  занимать обличения, вскрывавшие отдельные  социальные пороки общества. Некоторые  идеологи Раскола, в частности Аввакум  и его соратники, перешли к  оправданию активных антифеодальных выступлений, объявляя народные восстания небесным возмездием царской и духовной власти за их действия.

Словом, ни один историк пока не представил объективной точки  зрения на Раскол, которая бы охватывала все тонкости жизни русского народа в XVII веке, повлиявшие на церковную  реформу.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Список использованной литературы.

1. Гончаров А.Н. Старое не значит плохое// Победа, - 2005г.

2. Гончаров А.Н. Староверы// Победа. – 2004г.

3. Константинова Т. И.Ф. Каптерев о патриархе Никоне и царе Алексее Михайловиче// Календарь Древлеправославной Поморкой церкви. – 2004г.

4. Глинчикова А. Раскол или «срыв русской Реформации»?// М.: Культурная революция - 2008г.

5. http://old-russian.chat.ru/12avvak.htm

6. http://www.patriarchia.ru/db/text/561484.html