Перестройка и постсоветский период (примерно вторая полвина 1980-х – до наст. вр.)

Итак, мы можем сделать вывод: проблемы белого движения в историографическом аспекте изучены достаточно широко. Однако большинство вышеперечисленных работ носят характер кратких обзоров. Это, как правило, небольшие по объему статьи, тезисы докладов, в которых подвергаются характеристике или оценке выборочные исследования по отдельным проблемам Гражданской войны и контрреволюции, при этом зачастую историографический анализ сводится к краткому пересказу содержания названных работ без аргументации своих собственных выводов. Такие обзоры дают представление не столько о развитии исторических взглядов на белое движение, сколько об объеме проделанной историками работы.

К историографическим источникам мы относим как исследовательские  работы, так и научно-популярную и публицистическую литературу, а  также некоторые воспоминания, написанные с широким привлечением документальных материалов и претендующие на обобщающие оценки важных процессов и событий Гражданской войны.

В советской историографии  Гражданской войны в России обычно выделяется несколько периодов: первый - с момента Гражданской войны  до середины 30-х гг.; второй - со второй половины 30-х гг. до середины 50-х гг.; третий -с середины 50-х гт. Новый, четвертый период в исследовании Гражданской войны наступил с середины 80-х гг. Политика гласности, а затем и лишение КПСС монополии на власть привели к раскрепощению исторического мышления, создали более благоприятные условия для изучения той переломной и трагической эпохи. В рамках этих четырех периодов и будет рассмотрена отечественная историография изучаемой проблемы.

Эта периодизация учитывает  различные процессы и факторы, относящиеся  к внутренним закономерностям развития историографии Гражданской войны (становление и развитие исторической концепции Гражданской войны, расширение проблематики, развитие исторических кадров, приемов исследования и источниковой базы проблемы). При некоторой условности предлагаемой периодизации указанные хронологические рамки вполне определенно фиксируют наиболее типичные черты и результаты отечественной историографии.

2. Советский историографический период  (примерно 1920 – первая половина 1980-х гг.).

Вопросы историографии Белого движения затрагивались в работах общего характера, авторы которых анализировали развитие научного знания в процессе изучения истории революции и Гражданской войны в России. Первые такие попытки представляли собой, как правило, рецензии, комментарии и обзоры литературы, в том числе мемуарной¹. Так, только в журнале «Пролетарская революция» в 1921 – 1929 годах было опубликовано около трёх десятков рецензий на книги, написанные представителями белой эмиграции². Аналогичные историографические обзоры публиковали и многие другие журналы. Оперативно откликнулся на выход за рубежом первого тома «Очерков русской смуты» генерала А.И.Деникина М.Н. Покровский, который в то время становился знаковой фигурой молодой советской исторической науки. Он утверждал, что само название труда свидетельствует о непонимании автором сущности революции и всего с ней связанного, хотя в нём и содержатся ценные сведения об «истории и генеральского миросозерцания, и военной контрреволюции, в целом, которая стала складываться сразу после Февраля 1917-го»³. О масштабах работы в области историографической критики позволяет судить первый аннотированный библиографический указатель литературы по истории революции и Гражданской войны, вышедшей в России и за рубежом, подготовленный И.В. Владиславлевым. Автор в лаконичной форме оценивал документальную базу исследований, их жанровое своеобразие, выносил свои суждения о степени объективности содержащихся в них выводов⁴.

Во второй половине 1920-х годов, по мере усиления авторитарно-бюрократических тенденций развития советского общества и государства, советские историки усиливают негативные оценки трудов представителей русской эмиграции, все чаще отказывая им в «правдивости». Так, в предисловии П.Е. Щеголева к книге В.А. Оболенского «Крым при Врангеле. Мемуары белогвардейца», вышедшей в 1927 году, подчеркивается откровенная необъективность автора, который, по мнению критика, приписывает политику террора исключительно большевикам¹, что, вообще говоря, из этой работы не следует. Безусловно, утвердившаяся обличительная направленность историографической критики делала ее все менее продуктивной. Однако в целом рецензии, комментарии, обзоры и предисловия советских авторов 1920-х годов отличались еще относительной свободой обсуждения поднимавшихся вопросов, достаточной степенью объективности, а также сохранявшейся интеллектуальной связью между советской исторической наукой и ее оппонентами за рубежом. Сказанное, в то же время, не отрицает того факта, что, в конечном итоге,  рецензии, опубликованные в Советской России и СССР, решали, прежде всего, идейно-политическую, а не научную задачу — идеологическое обеспечение советской власти и политики большевистской партии. К тому же для широкого советского читателя выходившие за пределами страны исторические работы были практически недоступны. Продуктивная в большинстве своем отечественная историографическая практика, начиная примерно со второй половины 1920-х годов, стала быстро искореняться, интерес к истории Белого движения резко падает, а многочисленные материалы по истории антибольшевистского движения в целом попадают в закрытые хранилища, практически недоступные для исследователей. В условиях формирования методологического монизма стало доминировать упрощенное и во многом искаженное изображение истории Гражданской войны, резко сузилась источниковая база исследований по этой тематике. Показательно, что в «Инструкции по составлению хроники Октябрьской революции и гражданской войны», опубликованная в 1928 году Истпартом ЦК ВКП (б), предписывалось сделать основным в составлении хроники выявление руководящей и организующей роли партии. В документе указывалось также, что деятельность «соглашательских партий и групп, как равно и контрреволюционных правительств и организаций, должна быть освещена в хронике лишь для наиболее полного выявления характера и форм борьбы нашей партии, рабочего класса и крестьянства с контрреволюцией»¹.

Партийно-государственный  диктат привел к серьезной деформации историографического процесса. Причем, подобная деформация, по мере усиления культа личности Сталина, находила свое проявление в  том, что  белые генералы превращались в объекты для карикатур. Тенденция развития советской историографии тех лет характеризовалась отсутствием критического отношения к состоянию науки, а главным критерием становилось количество выпущенных трудов, а никак не новизна тем, обогащение историознания фактами, установление новых взаимосвязей, и уж тем более не обновление концепции. Схоластическое повторение упрощенных положений марксизма-ленинизма о классовой борьбе, революции и диктатуре пролетариата являлось симптомом снижения в целом методологического уровня исследований. Теоретические посылки и исходные позиции почти во всех работах совпадали с результатами исследования. На многие годы были преданы забвению исследования, мемуары и периодика русской эмиграции. Положение в какой-то мере стало меняться только со второй половины 1950-х годов, после XX съезда КПСС, который выработал курс на преодоление последствий культа личности Сталина. Поначалу в литературе начинают проскальзывать признания о наличии серьезных пробелов в изучении Гражданской войны, и поводом к чему явился, в частности, выход в 1957 году третьего тома «Истории гражданской войны в СССР». В.Поликарпов отмечал позднее, что недостатки в выявлении соотношения боевых сил революции и контрреволюции, отмечавшиеся в откликах печати на третий том, не могли быть устранены без изучения классовых сил с обеих сторон... «И здесь особенное отставание обнаружилось в изучении сил и руководящих центров контрреволюции»². Хотя с формальной точки зрения дела обстояли, как будто, неплохо: к 1964 году вышло более 5 тысяч книг, брошюр, статей, а также документальных публикаций и воспоминаний, относящихся к периоду 1918 – 1920 годов¹. Появились историографические исследования, специально посвященные истории антисоветских организаций и вооруженных сил².  Так, в 4 томе «Очерков истории исторической науки в СССР» автор главы об историографии Гражданской войны в СССР Н.Ф.Кузьмин одним из первых, анализируя литературу 1920 – 1930-х годов, упомянул об эмигрантской литературе белых и их союзников, оценив ее, впрочем, по-прежнему, как ненаучную, сугубо клеветническую и самообличительную³.

Оригинальную  мысль высказал на страницах журнала  «Коммунист» (официоз ЦК КПСС (!)) в 1960 году Г. Голиков. Рассуждая об изучении истории Октябрьской революции, он писал: «противника нужно представлять реально, а не абстрактно и анонимно»⁴. Эта идея была подхвачена в 1962 году генерал-лейтенантом А.И. Тодорским. Используя поверхностные характеристики генералов М.В. Алексеева, А.И. Деникина, М.К. Дитерихса в мемуарах М.Д. Бонч-Бруевича, он в «Литературной газете» ещё чётче сформулировал проблему: «Не следует наших врагов изображать людьми   безвольными,   невежественными,   глупыми.   Если   бы   они   были таковыми, то стоило ли так затягивать борьбу с ними, да и велика ли честь Красной Армии разгромить таких противников»⁵. Безусловно, не все исследователи встали на такую позицию. Харьковский историк И.Л. Шерман в 1964 году требовал серьезной критики «чрезмерного увлечения                      освещением политики контрреволюции»⁶. И, судя по дальнейшему историографическому процессу, данная точка зрения снова возобладала. Серьёзное исключение, однако, представлял тот раздел книги Л.М. Спирина «Классы и партии в гражданской войне в России (1917—1920 гг.)»¹, в котором в спокойной тональности была затронута история Белого движения. В целом же в конце 1960-х — 1970-х годах изучение истории Гражданской войны в единственно возможном многоаспектном плане снова загонялось, быть может, в более мягкие, чем в 1930-х годах, но всё же классовые, партийные рамки. Подчинение науки политике и очередным идеологическим установкам приводило к разрыву между догматическими представлениями и реальным историческим процессом, утрате научного характера изучения истории, подмене конкретно-исторических исследований фактографией и «обобщающими трудами», лишь подтверждавшими то, что априори считалось непреложным, понижению теоретического и методологического уровня, не говоря уже о вульгаризации самой марксистской доктрины. Поэтому, кстати, многие ученые оказались неподготовленными к тому, чтобы позднее, в новой общественной ситуации, ответить на новые требования к исторической науке.

В целом история  Белого движения в Гражданской войне России (ноябрь 1917 – 1920 гг.) советскими учеными специально не изучалась, сохранялись изоляционизм отечественной исторической науки по отношению к зарубежной, в том числе эмигрантской, историографии и ее пристрастная оценка. В специальных работах по зарубежной буржуазной историографии Гражданской войны фигурировал тезис об апологетической, недостоверной трактовке западными учеными развития и смысла антибольшевистского движения, оправдательном   характере   анализа   причин   его   поражения,   отвергалась научная ценность их изысканий. Какие-либо совпадения позиций западных специалистов с выводами советских ученых объявлялись вынужденным признанием со стороны зарубежных авторов «правды истории». До начала перестройки в Советском Союзе работы западных исследователей, пишущих об истории Гражданской войны и Белом движении, служили материалом для подтверждения фактов обострения идеологической борьбы, разбора в этой связи различных «фальсификаций» советской истории и призванного доказать буржуазно-классовую пристрастность всей этой литературы. Однако, несмотря на заданные «правила игры», обойти которые было практически невозможно, отдельным историкам удавалось хотя бы рассказать о советологических центрах, иностранных ученых, пишущих об истории гражданской войны и белом движении, описать круг поднимаемых ими проблем¹.

3.Перестройка и постсоветский период (примерно вторая полвина 1980-х – до наст. вр.).

Начавшееся  в середине 1980-х годов видоизменение  всего общественного и государственного устройства, последовавший затем распад СССР обусловили возникновение новой историографической ситуации. Если сначала обновление исторических знаний имело следствием творческий подъем, надежду определенной части исследователей на быстрый пересмотр устаревших оценок, преодоление догматизма и схематизма², то в 1989 – 1991 годах обновление переросло в творческий и организационный кризис исторической науки. На совещании в ЦК КПСС в октябре 1989 года руководитель Идеологического отдела и секретарь ЦК КПСС В.Медведев поставил задачу: «...Надо отстаивать принципиальные позиции Ленина, Октябрьской революции, социалистического выбора. Тут не может быть уступок»³. Анализируемый условный историографический период был отмечен источниковедческим взрывом по нашей теме.  Однако, как стало выясняться довольно быстро, доступность источников не исправила так называемую «деформацию исторической памяти». Наоборот, чем больше открывались первоисточники, тем меньше оставалось возможностей для поверхностного и «ярлыкового» подхода к истории Белого движения в Гражданской войне на Юге России (ноябрь 1917 – 1920 гг.) и его трагедии. Однако не эмоциональное начало, и новые конъюнктурные веяния определили характер нового этапа историографии Белого движения в Гражданской войне на Юге России. Отличительными его особенностями стало появление целого ряда монографических работ¹ и диссертационных исследований², в которых авторы предварили исследования своих проблем историографическими обзорами и даже историографическим анализом. Благодаря таким фрагментам огромный пласт эмигрантской литературы по истории Гражданской войны, а также исследования западных историков стали достоянием современной российской историографии.

События последнего десятилетия XX века имели следствием, с одной стороны, расцвет плюрализма, издательский бум, открытие архивов и превращение архивных учреждений из преимущественно закрытых организаций, являвшихся частью идеологической надстройки существовавшего   политического   режима, в общедоступные   институты службы социальной памяти российского общества, а с другой, — кризис исторической науки, сопровождавшийся методологической растерянностью, разрушением старых схем, многотрудным поиском новых подходов. Объективная оценка Гражданской войны, определение узловых проблем, стоящих перед учеными, перспектив и тенденций развития отечественной исторической науки стали предметом размышлений и дискуссий, нашли отражение в ряде специальных работ. Показателем начала нового этапа в изучении Гражданской войны, в том числе и проблем Белого движения, стало активное и весьма плодотворное взаимодействие отечественных историков с зарубежными коллегами, умножение форм и способов исследовательской практики, ее содержательное и жанровое многообразие, появление первых специальных трудов по истории изучения Гражданской войны, её различных проблем¹.

Что касается изучения Белого движения, то на рубеже XX и XXI веков главной и определяющей тенденцией являлось восстановление единой историографии этого вопроса, которая долгое время была искусственно разъединена на изолированные исследовательские потоки: собственно советский, эмигрантский русский и западный. Начавшийся диалог представителей трех потоков создает условия для достижения иного уровня изучения истории Белого движения. Можно сказать, что складывается достаточно отчетливое понимание того, что и как сделано в исследовании проблемы, какими сильными и слабыми моментами отмечены вышедшие издания, какие ключевые пункты дальнейшего изучения нуждаются в общих усилиях и совместных обсуждениях. Отличительная черта исследуемого условного историографического периода — появление трудов собственно историографического характера, посвященных истории Гражданской войны, в которых нашла отражение (в той или иной степени) история истории изучения рассматриваемой нами темы². Отдельно стоит отметить работу В.И.Голдина. Ученый сумел охватить большинство сколько-нибудь значимых работ последнего периода, изложить и прокомментировать их проблематику, основные подходы и выводы. Ему удалось охарактеризовать основные тенденции новейшей отечественной, а во многом и зарубежной историографии, выделить основные причины Гражданской войны, показать новые концепции и современные подходы к проблеме движущих сил, социальных групп, интервенции, антибольшевистскому движению, итогам и последствиям войны. Особенно следует отметить, что Голдин подчеркнул отличия новейшей отечественной историографии от советской. Если последняя трактовала Гражданскую войну с позиций героизма защитников советской власти, то уже с конца 1980-х гг. стали имитироваться ее трагизм, братоубийственный характер. От апологии классового подхода и «ленинской концепции» исследователи перешли к идеологическому и методологическому плюрализму, от истории преимущественно советской, «красной» — к истории противников большевиков¹. В целом, книга Голдина очень полезна не только для любого исследователя, но и просто интеллигентного человека, интересующегося периодом Гражданской войны. Она не только знакомит с массивом новейшей литературы, но фиксирует современный уровень разработки соответствующих проблем, дает представление об основных подходах и выводах, обозначает ряд дискуссионных вопросов и неисследованных сюжетов. Однако наша тема не нашла в ней достаточного историографического осмысления. Пристального внимания заслуживает докторская диссертация А.И.Ушакова, в которой автор всесторонне раскрыл историю изучения антибольшевистского движения в период Гражданской войны в России. Историографическому анализу подвергались историографические и исторические источники российского зарубежья, советской и постсоветской исторической науки. Между тем, например, военные аспекты деятельности Южнороссийского Белого движения, в диссертации не нашли достаточного историографического осмысления².