Первобытное (архаическое) общество

Однако земледельцы, будучи самостоятельными хозяевами, тем не менее, не могли обойтись без коллективной организации – крестьянской (соседской) общины. В отличие от родовой, она состоит из отдельных крестьянских хозяйств, ведущихся силами отдельных семей, которые не обязательно связаны между собой узами кровного родства.

Экономические функции  крестьянской общины заключались в  следующем:

1. Взаимопомощь. Стабильность и продуктивность земледельческого хозяйства, по сравнению с охотой, значительно выше. Однако, степень этой стабильности и продуктивности недостаточны для полностью автономного существования крестьянина. Страховые запасы отдельного хозяйства не могли компенсировать потери от постоянных неурожаев. Поэтому крестьянам необходима была взаимопомощь, в частности, содержание общего страхового фонда.
2. Совместная обработка земли и ее распределение. Во-первых, некоторые работы по обработке земли так же требовали коллективных усилий. Так, например, при подсечно-огневом земледелии, необходимо было вырубать и раскорчевывать лес, при ирригационном земледелии – строить дамбы, каналы и т.п. Во-вторых, подготовленную совместными усилиями землю необходимо было распределить. Распределение происходило либо по трудовой норме, (размер участка соответствовал реальным возможностям крестьянина), либо по потребительской норме - «по едокам».
3. Регулирование совместного пользования сельскохозяйственными угодьями. Некоторые угодья, например луга, рыбные ловли и т.п. не могли быть поделены и находились в совместном пользовании.

Одновременно с парцеллярным крестьянским хозяйством возникает институт патриархальной моногамной семьи. Распределение ролей и статусов в патриархальной моногамной семье полностью соответствует распределению обязанностей в крестьянском хозяйстве: основные полевые работы лежат на мужчинах (отец и взрослые сыновья), а работы связанные с домашним хозяйством (дом, приусадебный участок, уход за скотом и т.п.) лежат на женщинах. Поскольку ключевую роль играют полевые работы, то и роль мужчин считалась более важной, а их статус, соответственно, был выше. В сознании же закрепились соответствующие нормы поведения – для мужчин, женщин, стариков и детей. Взаимоотношение полов теперь регулировались в первую очередь институтом семьи, а община регулировала отношения между семьями – в первую очередь отношения экономические.

Становление институтов крестьянской общины и патриархальной семьи означало ликвидацию родоплеменных отношений. Таким образом, в социальной сфере произошли коренные институциональные перемены.

Однако социальные сдвиги, вызванные  неолитической революцией, этим не исчерпывались. Важнейшим последствием перехода к земледелию и становления  парцеллярного крестьянского хозяйства явилось появление индивидуального присвоения и частной собственности. Ведение относительно самостоятельного хозяйства привело к постепенному закреплению традиции, согласно которой урожай принадлежал той семье, силами которой он был собран. Так же в качестве частной собственности начали восприниматься и орудия труда. Дольше всех право частной собственности утверждалось по отношению к главному средству производства – земле. Можно сказать, что право частной собственности на землю закрепилось только в ходе становления государственности.

Утверждение отношения частной  собственности привело, в свою очередь, к имущественной дифференциации. В силу ряда обстоятельств, отдельные семьи оказывались в преимущественном положении, чем остальные. В некоторых семьях было больше мужчин (взрослых сыновей), они более успешно вели хозяйство и т.п. В результате появлялись бедные и богатые крестьяне, так называемые бигмэны.

В свою очередь имущественная дифференциация создавала предпосылки для дифференциации социальной. Социальная дифференциация означает не просто имущественное различие между членами одной социальной группы (например, богатый крестьянин – бедный крестьянин). Социальная дифференциация означает такое различие, которое позволяет уже говорить о принадлежности людей к разным социальным группам.

Путь от имущественной дифференциации к социальной был весьма сложен и  неоднозначен.

Плутократический путь социальной дифференциации (плутократия – власть богатства). Появление богатых и бедных общинников неизбежно приводило к тому, что первые рано или поздно попадали в долговую зависимость от вторых. Дело в том, что в качестве залога возвращения долга выступала в первую очередь земля. Таким образом, появилась возможность потери земли за долги. Кроме земли, можно было заложить жену, детей, и, наконец, себя. Так возникала возможность долгового рабства (кабалы). Таким образом, на одном полюсе общества возникала группа людей, обладающих средствами производства и личной свободой, а на другом – лишенных и того и другого. Кроме того, данные группы отличались и своей ролью в процессе организации производства (организаторы - исполнители) и долей получаемого продукта. Речь, таким образом, идет о возникновении классов.

Однако плутократический путь не мог быть реализован в чистом виде. Дело в том, что институт общины ставил непреодолимые преграды на пути дифференциации. Так, например, этнографами зафиксирован своеобразный обычай у раннеземледельческих племен – потлач. Данный обычай требовал либо публичного уничтожения, либо (гораздо чаще) раздачи богатым общинником накопленных богатств соседям. Таким образом, институт общины «включал» своеобразные защитные механизмы, подавляющие имущественную дифференциацию и, следовательно, предотвращающие разрушение института. Однако потлач очень быстро становится процедурой добровольной. Зажиточные бигмэны сами устраивали массовые угощения для всех общинников. В результате они получали престиж. Престиж, в свою очередь, давал доступ к выборным общинным должностям, а занятие выборных общинных должностей – к распределению общинных запасов и, самое главное, земли.

Таким образом, мы видим  еще один – аристократический путь социальной дифференциации, когда богатые общинники захватывают выборные должности и получают возможность приобретать богатства и землю через перераспределение (редистрибуцию) общинной собственности в свою пользу. В результате выделяется так называемая родо-племенная аристократия. Однако и данный путь не мог быть реализован в чистом виде. В конечном итоге, богатому меньшинству всегда противостоит бедное большинство, которое вряд ли добровольно согласится оказаться на положении кабальных рабов или смириться с расхищением общинных фондов. Следовательно, можно сказать, что институты архаического общества весьма эффективно самовоспроизводились, включая непреодолимые защитные механизмы на пути новых тенденций².

Тем не менее, когда в  ходе исторического развития начинается какой либо объективный процесс, то любые препятствия на его пути не только уничтожаются, но часто даже превращаются в механизмы его ускорения. Выше мы видели, что в качестве такого ускоряющего механизма начал выступать потлач. В определенном смысле можно сказать, что силой, разрушившей общину, в конечном итоге стала сама общинная солидарность. Племенная и общинная солидарность, не давая возможности обогащения за счет своих соплеменников, одновременно послужила весьма эффективной организацией для обогащения за счет чужих, соседних племен. Далеко не случайно, практически все народы, находящиеся на стадии разрушения родоплеменных отношений отличаются чрезвычайной воинственностью. Вспомните, например, североамериканских индейцев, монголо-татар, германских варваров, завоевавших Рим, славянские походы на Царьград и т.п.

Это – так называемый военный путь становления новых отношений. В ходе этих постоянных межплеменных войн в структуре племен появляется новый институт – институт военного вождя. Постепенно выделяется особая группа профессиональных воинов, освобожденных от сельскохозяйственного труда и составляющая ближайшее окружение вождя. Так начала обособляться военная аристократия. С течением времени военный потенциал этой группы (вооружение, опыт) превысил потенциал всего остального племени. Одновременно данная группа постепенно обособлялась от своих соплеменников не только с профессиональной точки зрения (земледельцы – воины) но и с точки зрения идеологической. Вожди и воины начали воспринимать себя в качестве особой группы, стоящей над всеми остальными. Это отразилось, в частности, в появлении культа предков (вождя), мифов о богах-громовержцах, побеждающих старых родовых богов, героического эпоса и т.п.

Здесь необходимо отметить, что ряды военной аристократии пополнялись  в основном из представителей наиболее зажиточных людей, которые как правило  составляли родо-племенную аристократию. Дело в том, что изначально позволить себе занятие военным ремеслом (приобрести оружие  и отказаться от ведения собственного хозяйства) могли позволить себе только те люди, которые имели приличное «состояние».

Таким образом, в результате обособления группы вождей и воинов, в определенный момент возникает возможность собрать дань не с чужих, покоренных племен, а со своего собственного. С этого момента можно говорить о становлении института князей и дружин. Данный институт является уже институтом государственным, когда управление невозможно без принуждения (ибо интересы различных групп теперь противоположны и непримиримы), а отношения.

Государство (отчужденная публичная власть), являясь результатом описанных выше процессов социальной дифференциации, в свою очередь дает толчок для их дальнейшего развития. С момента возникновения государственности уже беспрепятственно начинают развиваться отношения долгового рабства, резко усиливается обособление племенной аристократии, ее слияние с аристократией военной. В результате общество становится социально дифференцированным и стратифицированным, а государство становится его важнейшим институтом. Одновременно, в ходе межплеменных войн, складываются огромные межплеменные союзы – территория будущих государственных образований, в которых стирается последняя черта прежнего строя – племенное деление.

Заключение

Подводя итоги этой лекции, можно сделать ряд выводов  методологического порядка

1. В развитии первобытного общества можно выделить несколько сфер (подсистем): экономическую, социальную, политическую и культурную
2. Каждая из них имеет собственную внутреннюю структуру и логику развития
3. Между этим сферами существует тесная взаимосвязь, которая может быть интерпретирована двумя способами:

А) экономический детерминизм (от determinare –определять), согласно которому экономика, развиваясь, определяет и социальную и политическую и культурную сферу. Культура здесь – лишь форма осознания человеком социально-экономической реальности, существующей объективно

Б) культурный детерминизм, согласно которому именно культура как способ жизнедеятельности людей определяет и экономику, и социальную организацию.

Истина, вероятно, лежит  как всегда посередине: культура действительно  является «отражением» социально-экономической  реальности, но раз сформировавшись, она начинает играть роль самостоятельной силы, определяя цели, направления развития, а так же выбор средств.

4. В связи с этим необходимо  указать еще на одну закономерность  исторического развития. Все рассмотренные  выше институты, регулирующие экономическую, социальную, политическую, культурную жизнь общества, безусловно, являются продуктом человеческих отношений, продуктом человеческой деятельности. Однако мы видим, что сам человек – создатель данных институтов - оказывается полностью ими подчинен: он играет строго определенную роль, подчиняется существующим нормам. Таким образом, данные институты как бы заставляют людей вести себя в соответствии со своими правилами, во благо себе и, тем самым, сами себя воспроизводят. Следовательно, можно говорить о социальном отчуждении, когда продукт человеческой деятельности (в данном случае система отношений) выходит из-под контроля самих людей и, более того, подчиняет себе своих создателей. В историческом процессе это играет важнейшую роль и должно учитываться особо.

¹ Вероятнее всего экологический кризис и вызванный им кризис собирательства (изменился не только животный, но и растительный мир планеты) были осознаны первобытным человеком (в первую очередь женщиной-собирательницей) как нарушение исконной связи с Великой матерью землей. Это, вероятно, вызвало интенсификацию жертвоприношений земле.

Рассмотрим этот эпизод подробнее. Напомним, что земля –  это вполне реальная, телесная женщина-прародительница. При этом по представлениям первобытного человека земля «родит» не в физиологическом смысле, а непосредственно из своей плоти. Точно так же, по представлениям первобытного человека, рожала и обычная женщина. Ведь роль мужчины в деторождении, столь очевидная для нас, была тогда неизвестна: срок, разделяющий половой акт и рождение ребенка был слишком большим, чтобы логическая связь между ними была самоочевидна. Следовательно, чтобы в земле что-либо созрело, надо посадить фрагмент живой женской плоти (чаще всего – голову). Правда, поскольку такие жертвы весьма обременительны, первобытный человек с его неподражаемым искусством имитации, начал заменять женскую голову камнем (напомним, что камень – это тоже живая женская плоть – кости Матери-Земли).

Естественно, что посадка камней не приводила к сколько-нибудь существенным результатам. Однако этот факт отнюдь не опровергал мировоззрение человека. Просто если Великая мать не понимает, чего от нее хотят (вырастает совсем не то, что нужно), то надо ей подсказать, – вместе с жертвенным камнем надо закопать тот продукт, который надо получить (клубень, зерно и т.п.) и результат не заставит себя ждать! Это одна из самых остроумных версий «открытия» земледелия (Подробнее см. См.: В.Г. Власов. Становление раннеземледельческой культуры. Механизм перехода к «производящему хозяйству» // Этнографическое обозрение, 1999 № 1. С. 16-40). Однако, она подтверждается многочисленными этнографическими фактами. До сих пор у некоторых народов на огородах закопаны особые священные камни, охраняемые с особой заботой.

² Хотя у некоторых народов наблюдается весьма эффективный институт преодоления давления большинства. Это так называемые тайные союзы, куда входили богатые представители племени и, приписывая себе страшную магическую силу, буквально терроризировали соплеменников.