Раскулачивание и коллективизация в Белоруссии. Предпосылки к голоду 1933 г

Введение.

Политические репрессии — это  карательная мера, наказание, применяемое  государством в судебном и несудебном порядке в борьбе с инакомыслием. Раньше жертв репрессий называли политическими заключенными. Время  внесло свои коррективы в определение жертв репрессий, и сегодня мы разделяем их на узников совести — лиц, преследуемых за политические убеждения и просто неправомерно преследуемых и осужденных.

В нашей стране политические репрессии  стали объектом только одной научной  дисциплины — истории

Источниковая база для изучения репрессий достаточно сложна. Основные материалы хранятся в архивах  Комитета Госбезопасности РБ и ФСБ, как в центральном, так и областных. Уголовные дела помогают нам узнать судьбу отдельных носителей инакомыслия, жертв репрессивной машины.

Важным источником являются воспоминания тех, кто был репрессирован.

Изучение репрессий имеет как  бы два объекта. Первый—это способы  борьбы, которыми пользовалось государство  для уничтожения инакомыслия, государственные  учреждения, осуществлявшие репрессии, законодательная база и лица, эти репрессии осуществлявшие. Второй — формы инакомыслия, его масштабы, содержание, судьбы инакомыслящих в «народном хозяйстве».

Наиболее хорошо изучены сталинские репрессии. Некоторые категории репрессированных этого периода уже реабилитированы. Реабилитация находится в прямой зависимости от формальной причины применения репрессии: оправданы те, кто был осужден за антисоветскую деятельность. Многочисленные шпионы, вредители, пособники, кулаки не реабилитированы, имена многих из них позабыты даже родственниками. Могилы тех, кто приговорен к высшей мере репрессии — смерти, неизвестны. Более того, нельзя сегодня точно определить количество репрессированных. В первую очередь из-за того, что не изучены остальные формы репрессий, кроме расстрелов и высылок в лагеря — это исключение из учебных заведений, лишение работы, высылка из республики, публичное осуждение, клеймение — эти и другие меры репрессий калечили человеческие судьбы не меньше.

Мы определили репрессии как борьбу власти с инакомыслием. Однако для нашей истории характерна борьба не только с реальным, как-то проявленным инакомыслием, но и с потенциальным. Уничтожались и изолировались наиболее, с точки зрения власти, опасные слои населения. Первыми из таких акций были репрессии против представителей враждебных классов.

1. Раскулачивание и коллективизация  в Белоруссии. Предпосылки к голоду 1933 г..

1929 годы был отмечен для СССР  кардинальными изменениями во  всей внутренней политике и  не случайно остался в истории страны как “год великого перелома”. В первую очередь, это коснулось резкого отхода сталинского руководства от НЭПа и форсированной коллективизации сельского хозяйства. Задача  ставилась кардинальная: уничтожить носителя “буржуазной идеологии” на селе и создать социалистическую деревню. Массовое создание колхозов сопровождалось ликвидацией единоличных хозяйств с широким использованием насилия и репрессий по отношению к крестьянству. Фактически коллективизация привела к разрушению производительных сил страны и сокращению сельскохозяйственного производства.  8 декабря 1929 г. И.Сталин создал Наркомат земледелия СССР (до того такие наркоматы были только в республиках) и поставил во главе его беспринципного и исполнительного карьериста Якова Яковлева (Эпштейна). В печальной памяти 1937 г. он еще успел в течение двух недель (с 27 июля по 8 августа) побывать 1-м секретарем ЦК КП(б) Белоруссии, произведя ряд арестов “национал-фашистов” , но все эти заслуги перед “хозяином” не спасли Яковлева от расправы: 12 октября того же года он был расстрелян.

Среди карательных органов особо  зловещую роль в развертывании массовых репрессий сыграли Особое совещание  и “тройки” ОГПУ–НКВД. Циркулярами  ОГПУ от 29 октября 1929 года и 8 апреля 1931 года в центральном аппарате НКВД были образованы “тройки” для предварительного рассмотрения законченных следственных дел и последующего их доклада на судебных заседаниях коллегии или Особого совещания. В их состав входили руководители оперативных управлений — отделов ОГПУ и полномочного представительства (ПП) ОГПУ.

Коллективизацию сельского хозяйства  ХV съезд партии (декабрь 1927 г.) объявил  “генеральной линией”. Естественно, задумано все было вполне пристойно: предполагалось использование экономических рычагов, оснащение крестьянства новой современной техникой и т.д. На деле же оказалось все гораздо проще: власть и сила создавали огромный соблазн все до предела упростить. Так насилие и грабеж стали основными рычагами новой аграрной политики государства. Два года власти ждали, пока хоть что-то произойдет, но за весь 1928 год в БССР было создано всего лишь 509 коллективных хозяйств, в которые объединились около 4000 крестьянских дворов. Колхозы возникали какие-то карликовые – в среднем по 8 дворов. И осваивали они менее 2% пахотных земель республики. К этому еще надо добавить, что половина колхозников (51%) была из числа сельской бедноты, которой практически нечего было вносить в “общий котел”.  В 1929 году острие репрессивной машины было направлено в основном против крестьянства, которое составляло основную массу населения страны, в том числе и Беларуси. К политическим репрессиям с полным основанием можно отнести массовое и трагическое по своим последствиям раскулачивание. С конца 1929 года до середины 1930 года в СССР было “раскулачено” свыше 320 тысяч семей (не менее 2 миллионов человек), конфисковано имущества стоимостью свыше 400 миллионов рублей. По оценочным данным в Беларуси в 20–40-е годы было “раскулачено” не менее 350 тысяч человек.

Массовая  коллективизация началась в БССР примерно за полгода до ХV съезда партии, и к открытию съезда республика могла рапортовать о серьезных успехах в этой области: с 12,9 тысяч крестьянских дворов, находящихся в коллективных хозяйствах на 1 июня, их число возросло до 77,7 тысяч . В стремлении отличиться, лидеры республики (предс. СНК Голодед Н.М. и едва только ставший 3 января 1930 г. Первым секретарем ЦК КП(б)Б Гей К.В.) отправляют 10 февраля 1930 г. в ЦК ВКП(б) докладную записку с предложением признать БССР республикой сплошной коллективизации, отмечая, что в трети всех районов уровень ее превысил 86%.

В эту цифру вполне можно поверить, если учесть, что до конца мая 1930 г. в БССР было раскулачено 15629 хозяйств, имущество которых передавалось в неделимые фонды колхозов. По отрывочным данным можно представить себе масштаб этого невиданного грабежа: только по шести округам (Бобруйский, Могилевский, Оршанский, Витебский, Полоцкий и Мозырский) в 53 районах у 3413 раскулаченных было изъято и передано колхозам 20300 ц семян, 5199 лошадей, 11848 коров (март 1930 г.).

Конечно, планам властей не было дано сбыться. Миф о “сплошной” коллективизации  носил чисто пропагандистский (а  заодно и карьеристский для руководства  республики) характер. Сельское население  протестовало против насильственного  вовлечения в коллективные хозяйства и в качестве протестной акции стало забивать и продавать скот, а к весне 1930 г. обозначился массовый выход из колхозов. На протяжении трех месяцев (март-май) из колхозов вышло 370,3 тыс. крестьянских хозяйств, а процент коллективизации снизился с 58 до 11,1. Один из аспектов коллективизации – выселение бывших крупных землевладельцев, так называемых обшарников. Проводя эти акции власти не удовлетворялись конфискацией движимого и недвижимого имущества. Людей выселяли в отдаленные, часто неприспособленные для жизни места. Никто и не думал использовать их огромный хозяйственный опыт: идеологические мотивы перевешивали здравый смысл. Высылка началась в январе–феврале 1930 года, однако только в начале апреля была создана комиссия по устройству выселяемых кулаков во главе с заместителем председателя СНК СССР В.В.Шмидтом. Спецпеpеселение шло бестолково и бессистемно, действия различных органов были не согласованы. Представители ОГПУ передавали “эстафету” административным органам НКВД, милиции. Комендантские отделы должны были управлять сетью создаваемых впервые в столь массовых масштабах “кулацких” поселений. И только затем в дело включались гражданские органы, ведавшие системой их жизнеобеспечения. Для размещения прибывшего контингента по территории особенно восточных и северных районов страны была развернута огромная сеть специальных комендатур.

В частности СибЛАГом ОГПУ в 1931–1932 годах было создано 354 сельскохозяйственных, промышленных, лесных комендатур, на учете  в которых состояло на 1 октября 1931 года 284921 человек, в том числе более 60 тысяч уроженцев Беларуси. По оценкам западных советологов на территории, находящейся в ведении комендатур, погибло от четверти до одной трети депортированных крестьян. Судя по документации СибЛАГа, чиновники определили плановую “убыль” контингента в течении года в размере 5% (или 50 человек на тысячу). Однако реальность была гораздо более трагичной.

Так по статистике ГУЛАГа в течении 1932 года смертность в переселенческих  комендатурах составила около 70 человек на тысячу; в северных же комендатурах СибЛАГа (Нарымский край) с июня 1931 года по июль 1932 года умирали около 110 человек на тысячу, а в отдельных случаях -120–150. Для сравнения: эти цифры по спецкомендатурам СибЛАГа за 1931–1932 годы едва ли не вдвое выше, чем смертность от голода на Украине в 1932–1933 годах. Причины колоссальной смертности очевидны: отсутствие социально-бытовой инфраструктуры на новых территориях в первые годы, эпидемии, недостаточное и некачественное питание, тяжелый, изнуряющий принудительный труд.

Брошенные в труднодоступные районы, зачастую без сельхозинвентаря и  продовольствия, спецпереселенцы разбегались  из поселков, невзирая на тяжелые для  себя последствия. К концу 1930 года по Западной Сибири в бегах числилось  2/3 спецпереселенцев; оставались лишь те, кто просто не был способен бежать. К тому же на протяжении всего 1930 года не прекращались волнения крестьянства против насильственной коллективизации.

Неотъемлемой частью политики коллективизации  был террор. Выселение кулачества являлось одной из составляющих террора. “Кулацкий террор” не очень был опасен советской власти, видимо, потому, что легенду о нем власть создавала сама. Вопросов на эту тему мы в повестке заседаний Бюро ЦК почти не находим. При проведении репрессий экспроприировалось все, что можно было унести, включая предметы личного пользования. Возвращению этих предметов даже посвящался отдельный вопрос на заседании Бюро ЦК (17.04.1930) . Лозунг об уничтожении кулачества как класса нередко воспринимался исполнительными органами буквально. Семьи репрессированных не имели будущего. Дети из этих семей лишались права на получение специального образования, и когда Коллегия Наркомата просвещения 29 января 1930 г. приняла решение о чистке учебных заведений от кулацкого и нэпмановского элемента, Бюро ЦК его одобрило .

С февраля 1931 года по стране покатилась новая значительная волна раскулачивания. В результате этой акции только с  территории БССР было выслано в районы Сибири свыше 60 тысяч крестьян. Всего  по данным ведомственной статистики ОГПУ–НКВД по стране в 1930–1931 годах было раскулачено 569,3 тысяч хозяйств, их них в отдаленные районы отправлено 381 тысяча семей, в том числе из Беларуси свыше 15 тысяч семей.

Репрессивные акции продолжались и после завершения коллективизации. Сталин и его окружение считали, что таким образом можно избавиться от неугодных. 20 апреля 1933 года СНК СССР принял постановление “Об организации трудовых поселений”. Главное управление лагерей ОГПУ взяло на себя обязанность организации трудовых поселений. Трижды руководители Сиблага ОГПУ в 1933 года составляли дислокацию расселения нового контингента ссыльных. В первый раз указывалось, что прибудут 340 тысяч человек, во второй — 281 тысяча, и 21 июня 1933 года краевому земельному управлению была послана дислокация расселения на 248 тысяч человек. В Александровский, Чаинский, Бакчарский, Колыванский, Тервизский, Тарский районы Западного-Сибирского края было отправлено около 80 тысяч спецпереселенцев — выходцев из районов РСФСР, Украины, БССР. В районах Нарымского края предназначалось разместить около 150 тысяч человек.

В период массовой коллективизации  по постановлениям полномочного представительства  ОГПУ по БССР, судов, решениями поселковых советов десятки тысяч жителей  Беларуси были причислены к “контрреволюционному кулацкому активу” и были высланы за пределы своей исторической Родины.

Часть из них осталась на севере нынешней Томской области. Другая — в многочисленных лагерях Сиблага НКВД, разбросанных на территории Новосибирской, Кемеровской областей, а также Красноярского и Алтайского края. В результате только этой акции в северные края в период 1929–1932 годов было сослано свыше 100 тысяч белорусских крестьян. Одни из них погибли, особенно в первые годы ссылки, других настиг 1937 года, часть сбежала и сумела где-то устроиться, но немало было поймано и отправлено на Колыму, в Игарку и другие места заключения.

2. Репрессии против духовенства.

“Образ врага” и шпиономания, преднамеренно утверждавшиеся средствами массовой информации в общественном сознании, служили обоснованием репрессий против ни в чем не повинных людей. Органы ОГПУ заводили множество дел, «раскрывая» несуществующие контрреволюционные организации и осуществляя над ее членами расправы, в основном внесудебные, с помощью особых совещаний, коллегий, “троек” и “двоек”. (Справедливости ради следует заметить, что деятельность официального правосудия мало чем отличалась от работы внесудебных органов).Подтверждением этому может служить сфабрикованная органами ОГПУ версия о существовании в БССР церковно-повстанческой организации “Иезуит”, которая якобы возникла в 1929-1930 гг. и насчитывала 79 человек. В обвинительном заключении по делу этой организации таким образом изложена фальсифицированные история ее создания, контрреволюционная деятельность и «разоблачение»

Организация якобы  строилась по трем филиалам: Могилев, Витебск и Слуцк, охватывая Могилевский, Кричевский, Чаусский, Слуцкий, Витебский, Бешенковичский и ряд других районов  республики. Ее основателями и руководителями являлись: епископ Могилевский – Феодосий Ващинский (сергеевец); епископ Витебский – Постников Михаил Степанович (обновленец) и епископ Слуцкий – Шеметило Николай Иванович (автокефалист). В обвинительном заключении по делу «Иезуит» указывалось, что организация была ликвидирована органами ОГПУ в феврале-марте 1933 г. Все ее члены (5 епископов, 48 попов и диаконов, 8 кулаков, 3 «бывших людей» (чиновников), 3 бывших жандармов и 12 прочих церковников были осуждены Судебной Тройкой ПП ОГПУ БССР . Арестованные обвинялись в антисоветской агитации и пропаганде, в контрреволюционной деятельности, т.е. в преступлении, предусмотренном статьями 64,72,76 Уголовного Кодекса БСССР.

В частности, в  обвинительном заключении по делу “Иезуит” епископу Могилевской епархии Феодосию Ващинскому было записано, что он “являлся организатором и руководителем контрреволюционной церковно-повстанческой организации, ставившей целью организацию весной 1933 г. восстания для свержения Советской власти; проводил вербовку членов контрреволюционной организации; в тех же целях проводил открытую активную контрреволюционную агитацию с церковной кафедры против Советской власти с основной установкой, что Советская власть есть власть сатанинская. Виновным себя не признал, но изобличается рядом показаний обвиняемых и свидетелей”.