Репрессии против крестьян. 30-е годы

О том, что в колхозах сплошь нарушались элементарные права колхозников, свидетельствуют многочисленные факты.

В одном из колхозов Мегатнянской МТС (Днепропетровская область) пала лошадь. Правление колхоза обвинило колхозника Дрозда во вредительском уходе за лошадьми, постановило исключить из колхоза и отдать под суд. Ветфельдшер, пришедший вскрыть павшую лошадь, набросился на него с угрозой. Между тем вскрытие показало, что лошадь была больна и у нее болезнь совершенно разрушила легкие. Колхозник Дрозд покушался на самоубийство.

В колхозе «Коммунар» Гуляйпольской МТС (Днепропетровская область) лучшая колхозница комсомолка Тимофеева Нина была доведена до самоубийства бригадиром, который оштрафовал ее на 25 трудодней за то, что она всего два раза не вышла на работу по уважительной причине. Бригадир и председатель колхоза Чучко, которые были непосредственными виновниками самоубийства колхозницы были отданы под суд.

Факты грубейшего произвола и насилия над колхозниками, избиения, всякого рода издевательств, незаконных штрафов и исключений из колхозов были вскрыты в ряде районов Азово-Черноморского края (Лабинский, Северский, Ново-Черкасский, Крымский и др.).

Заведующий Сельскохозяйственным отделом ЦК ВКП(б) Я.А.Яковлев на собрании партактива Москвы и Ленинграда в марте 1935 г. говорил: «Факт, что за последние два года из колхозов исключены сотни тысяч колхозников».

Если к рядовым колхозникам произвол допускали председатели сельсоветов и колхозов, то к ним, в свою очередь, районное начальство. «Не секрет, - говорил Я.А.Яковлев, на том же активе, - что в ряде краев, областей и республик райкомы и райисполкомы снимают председателей колхозов без всякого спроса самих колхозников».

Взыскание налогов и обязательных поставок с единоличников и колхозников превращалось в бесконечную череду чрезвычайных мероприятий, «мобилизаций», «накачек», судов, конфискаций, штрафов, ссылок. Уполномоченный Комитета заготовок СНК СССР по ВосточноСибирскому краю Морецкий в письме от 16 октября 1935 г. сообщал председателю комитета И. Клейнеру: «На 10 октября колхозы зернопоставки выполнили (100,4%). За единоличниками осталось еще 200000 пудов, которые падают в основном на сбежавшие хозяйства. Продолжаем нажимать, штрафовать, но хлеба выжимаем мало. Единоличники продолжают разбегаться».

Мясопоставки государству достигали таких размеров, что многие единоличные хозяйства оставались без домашнего скота. В 1935 г. в Калининской области таких хозяйств было 44,4%, в Московской - 58,6, в Ивановской - 32,6, в Горьковском крае - 25,2%.

Доведенные до отчаяния крестьяне в ряде случаев прибегали к крайним мерам. П.А. Ступаченко (Темрюкский район Краснодарского края) вспоминает: «В 1936 году в двух населенных пунктах, соседних с нашим селом, было организовано какое-то восстание (если его можно назвать восстанием). Вооружившись вилами, косами, топорами, десятка два мужиков и полсотни женщин хотели ликвидировать колхозы, сельсоветы. Сообщили в округ, оттуда приехала команда комсомольцев, конный вооруженный отряд в количестве 15 человек. В селе Дорожанка был зарублен один человек, упорно бросавшийся на конника с вилами, а в селе Овсяники убили на колокольне церковного сторожа, звонившего тревогу. Кроме того, никаких политических выступлений и вредительств со стороны местного населения не было, все кричали: "Хай живе Сталин!".

Кажется, в том же году как "политически неблагонадежных" взяли тракториста, конюха, свинопаса неграмотного, учителя. Все погибли».

Подняться с вилами на вооруженный до зубов сталинский репрессивный режим могли решиться только доведенные до полного отчаяния люди. Таких случаев после проведения насильственной коллективизации было не так много. Зато получила широкое распространение такая скрытая форма сопротивления, как бегство мужика в город. Только в первые годы пятилетки в Москву и города Московской области переселилось из деревни 3,5 млн чел., в Ленинград и города области - 3,5 млн, в Горький и города области - 350 тыс. чел. и т.д. Значительное число сельского населения переехало в новые промышленные центры и города Урала, Сибири и Дальнего Востока. Бегство мужика из деревни приняло такие масштабы, что его смело можно назвать «великим сталинским переселением народов». Сам Сталин на совещании хозяйственников 23 июня 1931 г. вопреки очевидным фактам утверждал, что в СССР после появления колхозов «крестьянин стал оседать в деревне и у нас не стало больше ни "бегства мужика из деревни в город", ни самотока рабочей силы». Но ни введение паспортной системы в городах, ни использование других административных мер не могли сдержать мужика, готового бежать «хоть к черту на рога». В период так называемой социалистической реконструкции народного хозяйства из деревни в город перешло 18,5 млн чел. Об этом красноречиво свидетельствуют данные переписей населения 1926 и 1939 гг. За время между переписями общая численность сельскохозяйственного населения уменьшилась, несмотря на естественный прирост, с 120,7 млн до 114,5 млн (5,4%), а численность населения, работающего в сельском хозяйстве, - с 71,7 млн до 35 млн, или более чем вдвое, причем это были преимущественно колхозники, работники МТС и совхозов.

Н.М.Цибин (Горьковская область) рассказывает о том времени: «Жить становилось все труднее и труднее. Как же многие крестьяне выходили из положения? К счастью, не отняли огороды. У кого была сила, держали корову, сами молоко не ели, продавали его на рынке, а в городе покупали буханку хлеба. Совсем худо приходилось немощной бедноте, но концы с концами кое-как сводили. Хоть и не давали крестьянам паспорта, но правдами и неправдами многие уходили в города (наши деревенские - в Богородск на кожевенные фабрики).

...Что же сталось с нашей деревней? Числится она за колхозом "Мир", но колхозников в ней нет, а живут в ней рабочие богородских фабрик и дачники из Горького. Земли вокруг 200 гектаров, вроде что-то на ней сеют».

Грянул страшный 1937 г. _- год сталинского «большого террора». А.С.Базаров (Беломорский район Карельской АССР) рассказывает: «В 1937 году в феврале месяце к нам в дом пришли три человека в милицейской форме и забрали отца... Да разве только нас постигла эта страшная беда? В зиму 1937 года у нас в Сумском Посаде были арестованы 20 мужчин и пятеро женщин, и никто из них не вернулся домой. Михаил Рохмистров, Василий Пипин, Андрей Ехменин, Николай Мартынов, Иван Софронов, Павел Истомин, Константин Черницын, Семен Ехменин, Павел Галкин, Павел Черницын, Иван Попов, Матвей Калистратов, Петр Шуттиев, Игнат Куриков, Александр Махильков и другие канули в неизвестность. А за что пострадали поморские женки Наталия Падерина, Настасья Клименталь, Екатерина Григоева, Варвара Дурова, Наталья Костина? За то, что слишком рьяно отстаивали от порухи церкви. Одну из них, деревянную, разобрали на дрова, а каменную по кирпичику вывозили на шоссейную дорогу».

О том, как репрессировали ни в чем не повинных крестьян, рассказывает Л. И.Рутковский (Изяславский район Хмельницкой области). Он в 1938 г. пожаловался председателю Президиума Верховного Совета СССР М. И.Калинину на притеснение местных властей. «Прошел почти месяц, приехали четыре человека из НКВД и начали вызывать наших односельчан, стали спрашивать про нашу семью. Вечером приехали на машине, забрали меня... Начали спрашивать, а я им сказал: "Ничего вам отвечать не буду, дайте мне ответ на мое письмо, которое я написал Калинину". Говорят: "Вы писали?". Я говорю: "Да, и вас не боюсь. У меня душа чиста". Тогда вынули лист бумаги, на котором было написано, что мои два брата, Иван и Казимир, занимались контрабандой в Польше. Иван родился в 1915 г., прожил восемь месяцев и умер, Казимир родился в 1917 г., прожил десять месяцев. Могли ли дети, которые еще не умели ходить, заниматься контрабандой? А эту ложь, между прочим, подписали три человека, в том числе председатель колхоза. Я думаю, наверное, их заставили. Были указания сверху, а на местах рады стараться и, чтобы самим не попасть под репрессии, писали всякую чепуху».

Сталинская репрессивная машина, набирая обороты, поглощала все новые жертвы, а нередко и их проводников. Часто тот, кто еще в 1933_-1936 гг. толкал в эту машину несчастных крестьян, в 1937 г. сам в нее попадал. Некто Кочетов был председателем одного из сельсоветов бывшей

Центрально-Черноземной области. Тогда журнал «Советская юстиция» следующим образом описал «художества» этого «унтер-Пришибеева»: «Перед ним трепетали, его боялись, его ненавидели. Население звало его не иначе как "разбойник"; люди норовили обойти его стороной, чтобы не попадаться ему лишний раз на глаза. А когда он исчезал за поворотом, вся улица с облегчением вздыхала.

Он любил свою страшную славу, он чванился ею. Блистал своей неведомо откуда почерпнутой "образованностью", он часто изрекал с мрачной самодовольной ухмылкой: "Где я пройду, там трава десять лет не вырастет".

Председатель сельского совета Кочетов держал себя с гражданами поистине как завоеватель с побежденными. Он облагал их данью и называл эти поборы "штрафом в пользу государства". И люди платили. Люди предпочитали платить, ибо это было выгоднее, чем не платить: к тому кто дерзал усомниться в этом, являлся сам Кочетов со своими "активистами" - тогда трещали полы, звенела посуда, плакали дети. "А не дашь - изуродую тебя как бог черепаху"».

Кочетов сам стал жертвой массовых чисток 1937 г. Вместе со своим непосредственным начальником, председателем районного Совета, и группой других начальников местного масштаба он был обвинен в «контрреволюции» и предстал перед судом в с. Алешки, административном центре одного из районов Воронежской области.

Суд в Алешках был одним из сотен подобных, прокатившихся по всей стране, начиная с марта 1937 г. Американская исследовательница Ш.Фицпатрик, проанализировав сообщения местной и центральной печати о 35 показательных судебных процессах, посвятила им весьма интересную статью. Еще раньше, одну-две страницы, посвятил этим процессам Р. Медведев в работе «О Сталине и сталинизме. Исторические очерки», опубликованной в журнале «Знамя» в 1989 г.

«Генеральный сценарий» всех этих процессов сводился к следующему: все случаи беззакония и насилия со стороны советских органов в отношении колхозников совершались-де на районном уровне. На этом был сделан главный акцент в более чем 30 судебных показательных процессах. Выстраивалась общая версия: враги народа, создав целую систему круговой поруки в районах, проникли на руководящие посты и, пользуясь служебным положением, беззастенчиво грабили крестьян. Большой вред колхозам нанесли систематическое вмешательство и некомпетентные, а часто и просто глупые указания районного начальства. Стандартный список действующих лиц, привлекавшихся к суду в сельских районах, обычно включал бывшего секретаря районного комитета партии, председателя районного Совета, начальника земельного отдела, иногда еще и финотдела, уполномоченного комитета заготовок, председателей сельсоветов, председателей правлений колхозов.

В первую очередь судебные процессы устраивались в тех районах, где показатели колхозного производства были ниже средних по области. Все недостатки работы колхозов и совхозов -запоздалый сбор урожая, плохая обработка земли, падеж скота, отсутствие кормов для скота -рассматривали как результат вредительской и контрреволюционной деятельности с целью вызвать недовольство колхозников и рабочих Советской властью.

Типичный в этом отношении процесс состоялся в конце 1937 г. в Красногвардейском районе Ленинградской области. Спецколлегия областного суда с участием прокурора Б.П.Позерна судила секретаря райкома Н.В.Васильева, председателя райисполкома А.И.Дмитриченко, директора МТС С.А.Семенова, старшего землеустроителя А.И.Портнова и некоторых других районных работников. Они обвинялись в развале колхозного производства «в целях вредительства», в задолженности местных колхозов государству, в крайне низкой оплате труда колхозников. Как утверждалось в обвинительном заключении, все это делалось для «реставрации капитализма в СССР». Секретарь райкома Васильев признал факты тяжелого положения колхозов района, однако решительно отрицал какое-либо сознательное вредительство или участие в антисоветской организации. Но другие подсудимые полностью «признались» в своей контрреволюционной деятельности. После речи прокурора был объявлен приговор: всех ожидал расстрел.

Иногда устраивался показательный суд в столице союзной или автономной республики. Так, в Минске, в клубе пищевиков, судили «вредителей», из конторы «Заготзерно». В Орджоникидзе специальная сессия Верховного суда Северной Осетии судила за «вредительство» и создание «кулацкой повстанческой организации» тринадцать колхозников и колхозных активистов из села Даргавс. Шесть из них были приговорены к расстрелу. Такого же рода судилища прошли в Куйбышеве, Архангельске, Воронеже, Ярославле, других городах.

Документальные материалы свидетельствуют, что Сталин не только внимательно следил за этими судилищами, но и нередко «советовал», какую меру наказания (чаще - расстрел) применить к осужденным.

«Строго секретно. Шифром. Саратов, т. Андрееву.

ЦК согласен с Вашими предложениями на счет привлечения к суду и расстрела бывших работников МТС. Сталин. 28.VII.37 г.».

Шифровка.

Из Смоленска отправлена 26.VIII.1937 г.

Москва ЦК ВКП(б).

тов. Сталину.

«24-го августа в Андреевском районе Выездная сессия Спецколлегии облсуда приступила к слушанию дела контрреволюционной банды вредителей, орудовавшей в сельском хозяйстве Андреевского района. Интерес к процессу большой. В зале суда присутствует свыше 500 человек колхозников из всех сельсоветов и колхозов района. 24 августа во всех сельсоветах района и большинстве колхозов проведены митинги, собрания и читки материалов о процессе. Ежедневно выпускается газета многотиражка. Для массовой работы в сельсоветы и колхозы направлен районный актив. В колхозах выделены чтецы и беседчики о процессе. Поступает много резолюций от трудящихся районов с требованием применения к вредителям высшей меры наказания. Колхозники берут конкретные обязательства - повышение революционной бдительности, досрочная сдача хлебозаготовок и госпоставок, быстрейшее окончание озимого сева, обработки льна, усиление подписки на заем и т.д. 26-го вечером ожидается приговор.

И.О. секретаря Запобкома Коротченков».

«Смоленск, обком, Коротченкову

Советую приговорить вредителей Андреевского района к расстрелу, а о расстреле опубликовать в местной печати. Секретарь ЦК Сталин».

Д. Волкогонов в своей известной работе о Сталине пишет: «В ежедневных сводках послушные исполнители, точно уловив адрес классового врага, указанный вождем, докладывали ему. Вот, например, небольшая выдержка из сводки за 19 октября 1937 г.:

"ЦК, товарищу Сталину СНК, товарищу Молотову Секретарю ЦК тов. Ежову.

- На Урале, в с. Таборы за развал колхоза приговорено к расстрелу 5 человек (в том числе пред. Таборинского РИКа Мотылев А.Л., пред. райзо Мешавкин Н.Л.).

Минск. За умышленное засорение муки расстреляно 5 человек (в том числе зав. заготконторой Чудновский Р.Л., зав. конторой "Заготзерно" Левченко В.М., директор элеватора Капланский В.Н."».