Русская православная церковь в период татаро-монгольского ига

В 1482 году хан Менгли-Гирей по тайной просьбе Ивана III взял тогда еще литовский Киев и сжег его. "Я со своей стороны, - призывал к нему Иоанн, - не упускаю ни единого случая делать тебе угодное: содержу твоих братьев в России, Нордоулата и Айдара, с немалым убытком для казны моей." Этот случай оскорбил православных москвичей, которые наблюдали с сожалением, что Россия насылает варваров жечь и грабить святые церкви, древнейшие памятники нашего христианства; но великий князь, думая единственно о выгодах государственных, изъявил благодарность хану, убеждая его и впредь ревностно исполнять условия их союза.

Факт разграбления церквей был  засвидетельствован жителями Киева, которые  видимо бежали в Москву и рассказали об этом летописцу.

Взаимная ненависть ханов Крымской и Золотой Орды не прекратилась по смерти Ахмата, несмотря на то, что султан турецкий, правом верховного мусульманского властителя, запретил им воевать между  собой. Хан Золотой Орды Муртоза был разбит Менгли-Гиреем в окрестностях Тавриды, но сбежал из плена и на следующий год, заключив союз с сыновьями Ахмата, пошел на Менгли-Гирея, разбил его, но дальнейшему продвижению помешало то обстоятельство, что великий князь Московский и Всея Руси велел отпустить крымских пленников и послал к тому же еще и несколько своих отрядов на помощь Менгли-Гирею.

Ситуация напоминает начало татаро-монгольского ига, но теперь все в точности наоборот: Московия играет роль Золотой Орды, поддерживает войны ханов. Казань же под сильным натиском русских  оказалась данником России и это признал ее хан Магомет-Амен.

Можно подвести итоги: с самого начала периода монгольских нашествий  на Русь церковь была на стороне  силы и власть имущих. Это было продиктовано тем, что церковь имела земельные  владения, но они были по сравнению  с землями князей многим меньше и  беднее. В некоторой степени жадность и стремление получить неограниченную власть, можно сказать даже, что  это была скорее зависть русского духовенства к Римскому папе и  его неограниченной власти и богатству.

По пришествии же монголов на Русь, церковь терпела убытки и разорения, но они не сравнимы с теми богатствами и размерами тех земель, которые получило духовенство при хане Золотой Орды Менгли-Гирее. Церковь была довольна: князья терпят убытки, русские люди ищут приюта у церквей, больше стали вспоминать о подаянии, о грехах своих .

В период упадка в Золотой Орде и падения монгольского ига церковь, предвидя усиление Москвы, поддержала стремление русского народа вернуть  себе свободу. Но во многом эта поддержка  была обусловлена давлением на церковный  аппарат со стороны князей. В этот период великий князь уже имел достаточно прочную и сильную  власть, поддержку со стороны бояр, авторитет среди народа. Церковь  просто обязана была поддержать авторитет  князя и тем самым повысить свой собственный авторитет среди  народа. В конце концов, видимо князь  пошел на компромисс с духовенством и теперь у церкви было много земли, крестьян, денег, а князь имел поддержку в лице духовенства.

2. Разделение на Киевскую и Московскую митрополии.

В 1453 году произошла страшная для всего православного мира катастрофа: турки взяли Константинополь и разрушили его. В Москве расценили это событие как Божью кару за измену православию на Флорентийском соборе и отныне не считали себя связанными с Византией в части обязательности рукоположения митрополитов. Исидор, называвший себя митрополитом Киевским и всея Руси был непосредственным свидетелем падения Константинополя, после чего вернулся в Рим и стал советником нового папы – Калиста III, который вновь вернулся к идеям унии. Он по совету Исидора специальной буллой назначил в 1458 году митрополитом в Галиции епископа Макария. А после этого стал добиваться возобновления отдельной киевской митрополии. Раскол некогда единой церкви произошел 3 сентября 1458 года, когда преемник Калиста III папа Пий II издал буллу о разделении Киевской митрополии на верхнюю (Московскую) и нижнюю (Польско-Литовскую). При этом верхняя митрополия сохранялась за все тем же Исидором, а нижняя – за игуменом греческого монастыря Григорием, учеником Исидора c титулом митрополит Киевский и всея Руси. Одновременно Пий II обратился к Казимиру и русской пастве в пределах Литовского княжества не пускать в пределы Литовской части ни московских посланцев, ни константинопольских, а к пастве в верхней митрополии – с призывом не признавать Иону. Дело в том, что после разгрома Византии стало два вселенских православных патриарха – один в Константинополе под властью турецкого султана, а другой – в Риме.

Соответственно, московский митрополит Иона собрал поместный собор русских  епископов и взял с них клятву на верность. Однако главы епископств, входивших в состав Литвы, не спешили  его признавать. В то же время  киевский князь Семен Олелькович признал Иону, как главу русской церкви. Оба константинопольских патриарха (римский в изгнании, признанный Папой, и стамбульский, утвержденный султаном Магометом II), враждуя между собой, тем не менее, подтвердили законность назначения киевского митрополита Григория. Между прочим, константинопольским патриархом в изгнании в 1461 году стал все тот же Исидор, который, естественно, не мог не признать своего ученика и ставленника. Так произошло разделение некогда единой русской православной церкви на две митрополии. Вокруг этого хитросплетения событий и интересов продолжаются споры историков и политиков о том, кто имеет больше прав на то, чтобы считаться посвященным в митрополиты на законном основании. Формально московский митрополит Иона не был рукоположен Константинопольским патриархом, а Киевский Григорий был, да не одним, а сразу двумя. Но один из них находился в Риме и действовал от имени папы, то есть фактически был униатом, а второй посвящал митрополитов по милостливому разрешению турецкого султана. В Москве унию, как известно, не признавали, а доверие к Византии было подорвано падением древним центром православия – Константинополя.

В течение нескольких последующих  лет турки завоевали Сербию, Болгарию, Грецию, Боснию. Православный мир терял  свои исторические корни. Московская Русь все более отмежевывалась от старых христианских центров – Рима и  Константинополя и укрепляла  свою независимость в церковной  жизни, в то время как киевская митрополия, продолжая общение с  обоими центрами, разрывалась между  Западом и Востоком. Наступающая  полонизация украинского общества угрожала полной потерей своей самобытности и даже переменой веры. Но этого  не произошло, ценой титанических усилий, православие не растворилось ни в  католичестве, ни в протестантском реформаторстве.

3. Православная церковь в Литве и Польше

Правлением Стефана Батория заканчивается первый период в истории правового положения православной церкви в Речи Посполитой. Его можно назвать периодом постепенного усиления православия в юридическом отношении и стремления его к уравнению с господствующим в Польско-Литовском государстве католицизмом. Начало его относится ко временам Казимира Великого, не сделавшего при присоединении Червонной Руси к Польше никаких ограничений в положении православия. Католичество в лице своей иерархии всегда неодобрительно смотрело на православных и не упускало ни одного удобного случая, чтобы не пытаться загнать схизматиков в овчарню римского первосвященника. Ягелло (как все новички во всех отношениях) проявляет свою благочестивую ревность к их обращению и старается привлечь к римскому костелу руководителей русского народа — князей, бояр и вообще знать его, для чего и издает (в числе других) акт Городельской унии 1413 года — акт, преграждавший русско-православному боярству доступ к высшим государственным должностям. Но это распоряжение применяется только в пределах Литвы (в тесном смысле) да и то не всегда, в русских же землях, присоединенных к ней, православные пользовались своими давними чисто русскими правами. Дальнейший ход исторических событий был благоприятен для православия в занимающем нас отношении. Польско-литовские правители начинают делать постепенные уступки в пользу знати и шляхты и, постепенно ограничивая прерогативы своей власти, расширяют политические права и преимущества привилегированных классов. Польская шляхта усиливается все больше и больше, получает доступ к обсуждению и решению наиболее важных государственных дел и в начале XVI века становится решающей силой в государстве. Русско-литовская шляхта не отставала от своей польской братии в стремлении к расширению своих прав и усилению своего политического значения. Политическая свобода, по мнению шляхты, требовала и свободы религиозной, а потому православная шляхта требует от королей, или, вернее, великих князей, на вальных Литовских сеймах расширения прав своего вероисповедания и добивается привилеев, ограждающих права и свободу православия и его последователей. Известны привилеи Казимира Ягеллона, Александра и обоих Сигизмундов. Проникший в Польшу гуманизм способствует росту просвещения, а последнее влечет за собой дух религиозной терпимости. Латинское духовенство своим поведением и недостойной жизнью возбуждает всеобщее нерасположение не только к себе, но и к католичеству, которым с успехом воспользовался протестантизм. С первой минуты своего появления в пределах Речи Посполитой он встречает поразительное радушие со стороны польско-литовских панов и с необычайным триумфом обходит все области и земли Польско-Литовского государства. Язвы, нанесенные им католичеству, были до того велики, что на первых порах католики растерялись и до шестидесятых годов не знали, что делать. Нерешительный Сигизмунд Старый издает строгие распоряжения против опасного для латинской церкви гостя, но они остаются без исполнения, а веротерпимый Сигизмунд Август отдает явное предпочтение протестантизму перед папством. При таких обстоятельствах шляхта, считавшая религиозную свободу в числе своих сословных преимуществ, пытается добиться юридического подкрепления того, что она имела фактически, т.е. законного признания свободы совести. В 1563 году на вальном сейме в Вильне православные (а с ними вместе и протестанты) просят Сигизмунда Августа отменить Городельское постановление и уравнять в гражданском отношении все вероисповедания. Требование было удовлетворено с обещанием сделать сверх того эту отмену еще и на ближайшем Польско-Литовском сейме. Православные были уравнены в правах с католиками; диссиденты получили то же, что и православные. Но этого королевского признания было недостаточно; его распоряжение могло иметь значение только для литовских и русских земель, но на Польшу не простиралось, а между тем шляхта и здесь добивалась религиозной свободы. Потребность общего юридического подтверждения религиозной свободы для разноверцев сделалась особенно настоятельной с того времени, как, с прибытием в области Речи Посполитой иезуитов, начал возрождаться католицизм и обнаружились подозрительные для разноверцев симптомы католической реакции. Воспользовавшись наступившим в 1572 году бескоролевьем, диссиденты и православные гарантируют себе гражданские права и свободу религиозных убеждений знаменитой Варшавской конфедерацией 1573 года. Католики, хоть с протестами и проклятиями, соглашаются на юридическое признание веротерпимости и свободы совести. С этого времени в королевскую присягу при короновании включается и пункт, подтверждающий эту конфедерацию, и в Польско-Литовском государстве господствует принцип веротерпимости, против которого католический фанатизм начинает ожесточенную борьбу. Разноверцы не желают потерять добытого ими с большими усилиями и энергично отстаивают свои права. Бороться пришлось и русско-православному народу. Эта борьба и составляет отличительную особенность второго периода в истории правового положения православия в Литве и Польше.