Рыцарские турниры

Хотя серьезные ранения и смертельные случаи скорее непредумышленны, на особенно кровопролитных турнирах гибнут десятки участников; по утверждению Мецкой хроники – более 80 на одном немецком турнире в 1239 году. Впрочем, рыцарская мораль заставляет щадить благородного противника и на войне, так что и крутое сражение может стоить жизни считанным рыцарям. Согласно Ордерику Виталию в битве французского короля Людовика шестого с английским королем Генрихом Боклерком при Бремулле в 1119 году погибло трое.

Сражений подобного масштаба не было затем во Франции целое столетие, вплоть до Бувина(1214-й) . Иное дело – турниры. Если верить повествованию об Уильяме Маршале, прославленном турнирном бойце конца 12 века, пленившем пятьсот рыцарей, турниры проходят в этот период едва ли не каждые две недели и в отличие от войны не прекращаются даже зимой. Турниры – и страсть, и необходимое военное упражнение. Среди обстоятельств возникновения турниров – новая, трудная практика фехтования на копьях, требующая от рыцаря умения управлять конем, отпустив поводья; слово «турнир» (лат. torneamentum, ст.-фран. tornoi ) происходит от глагола со значением «поворачивать коня».

Сама война является для рыцарства и развлечением, и доходным промыслом и воспринимается прямым и честным столкновением поставленных в равные условия противников в соответствии с предустановленными правилами: турниры без труда вписываются в этот строй представлений о военной активности и впоследствии сами влияют на образ войны и сражения.

На  крупнейшие турниры сходятся тысячи рыцарей, не считая их оруженосцев, пеших воинов ( роль и численность которых еще не определены и не ограничены, как впоследствии ), слуг и толпы торговцев, заимодавцев, кузнецов, барышников, продажных девок, прихлебателей, «всех тех, кто зарабатывает или крадет деньги». «Ярмарки» - это название приходит на ум современникам до того, как турниры стали именоваться турнирами. Турниры возникают как новая форма многопланового, экономического и культурного обмена.

Перед лицом не ведающих благородства купцов, под ревнивыми взорами своих товарищей рыцари вынуждены демонстрировать жадность особенного рода: сулящая богатую поживу военная доблесть ничего не стоит без щедрости; рыцарю пристало искать славы, восхищенного изумления и признательности окружающих, и богатство ему жизненно необходимо затем, чтобы его расточать. Турниры не просто отражают рыцарское самосознание, но и активно его формируют и способствуют распространению, предстают школой рыцарства в момент, когда в его ряды интегрируются еще много новых людей. Собирая знать из глуши захолустий, они не служат производству социальных связей, региональному и корпоративному единению рыцарства.

Образец для подражания. Рыцарские романы.

Небывалый взлет турнирного движения на севере Франции в 70-80-е годы 12 века и возникающий в это время рыцарский роман находят покровителей в лице одних и тех же князей. Стоит ли удивляться присутствию турниров на страницах всех романов родоначальника жанра Кретьена де Труа. Изначально в описании турниров романы – кривое зеркало правды жизни. Их реализм – в отражении рыцарской мечты. Турниры интересны как путь к славе идеального рыцаря, понятой как способ социального преуспевания. Само по себе честолюбие предстает первой добродетелью и единственно оправданным мотивом поведения героя. Идеальные герои Кретьена де Труа, рыцари Круглого стола короля Артура, либо обнаруживают полное пренебрежение захватом добычи, либо своей щедростью и великодушием немедленно обращают ее в туже славу и признательность со стороны облагодетельствованных противников. Надуманно по существу, но симптоматично изображение турниров чередой славных единоборств. Ярмарка тщеславия, романные турниры в больше мере рассчитаны на публику и зрелищность.

Лучше соответствующая запечатленному в романах рыцарскому идеалу новая форма турниров в виде серии рыцарских единоборств развилась в середине 13 века; сначала сражаются сразу несколько пар рыцарей, позднее одновременно происходит лишь один поединок, хотя по-прежнему участники разбиты на две команды. Зато нет больше пленений и выкупа побежденных. Переход от беспорядочной свалки к правильным поединкам, нарастающая регламентация всех сторон турнирного быта минимизируют риск. В 13 веке впервые появляется отличная от боевого особое турнирное оружие, впоследствии именуемое «куртуазным» (оканчивающиеся «короной» турнирные копья и затупленные мечи). Подобно Говену или Клижесу из романов Кретьена де Труа, рыцари теперь сходятся не в чистом поле. Доступ на обнесенные палисадом или рвом ристалище охраняют сержанты; гарантирующий от убийственного лобового столкновения барьер между несущимися навстречу всадниками возникает не ранее 15 века. С конца 13 века приз лучшему турнирному бойцу: какую-нибудь драгоценную или диковинную вещь (например, живой геральдический символ – настоящий лев) по традиции вручают женщины. В 15 веке они уже участвуют в решении вопроса о допуске на турнир.

Грезя о славных временах короля Артура, под именами Ланселота и Сагремора, Персеваля и Говена рыцари подражают их вычитанным подвигам на разновидности турниров – «круглых столах». Они входят в ограду, вешают на нее щиты и ждут вызова – удара копьем в свой щит; будучи побежденными, покидают ристалище, а одержав верх, водружают щит на прежнее место с тем, чтобы продолжить игру. Со страниц «Ивейна» Кретьена де Труа переходит в жизнь другой род турниров, подразумевающий защиту с оружием в руках некоего места, например моста или брода, в схватках со всеми, кто только пожелает.

Новый способ проведения турниров позволяет зрителям не пропустить ничего интересного. Коль скоро в середине 13 века турниры - в усугубляющейся мере игра и построенный на публику спектакль, из романов воспринята идея сооружать трибуны для зрителей. Как в романах, трибуны имеют своих «королев». Присутствие на турнирах женщин стало свершившимся фактом к концу 13 века. Род эротической демонстрации отваги и бескорыстия, школа куртуазного служения даме, турниры представляются рыцарям еще ярмаркой богатых и знатных невест, где каждый может вытащить счастливый билет. С конца 12 века множество романов повествует о том, как могущественный король, желая найти наилучшего мужа для своей единственной наследницы, организует турнир и отдает победителю дочь и королевство. Идеал покоряет настолько, что около 1281-1282 годов на турнире в Магдебурге роль подобного приза играет шлюха. Победитель на ней в самом деле женился.

И все  же турниры не обходятся без признанных специалистов в области геральдики – герольдов. Геральдика активно развивается на рыцарских турнирах и благодаря им. Ее эстетика восходит к зрелищности этих поединков. Другой движущий момент ее развития – возрастающее недоверие к родовитости противника. По мере того как рыцарство превращается в замкнутое сословие, выбор соперника значит больше, чем прежде. Аристократизация турниров наиболее заметна в Германии, где с 13 века наблюдается тенденция ограничить число участников прирожденной знатью в четвертом колене или даже – одними посвященными в рыцари. Само участие в турнирах в конце концов служит доказательством принадлежности к знати. В позднем Средневековье на немецкие турниры стремятся не допускать заодно и опорочивших рыцарское звание: клятва преступников, клеветников, трусов, прелюбодеев, всех тех, кому далеко до возвышенного идеала. Отразившие тягу рыцарства к культурному самоопределению, турниры стали формой экспорта рыцарской идеологии и культуры с присущими ей языком и символами в общеевропейском масштабе.

Церковь и турниры.

Церковь, имевшая собственные рецепты умиротворения рыцарского общества, обнаруживала решительное неприятие турниров. Возобновлявшееся на протяжении столетий церковные запреты грозили их участникам небесными и церковными карами, в частности лишением убитых церковного погребения. Турниры рисуются клирикам ловушкой дьявола, рассчитывающего отвлечь христиан от праведных военных предприятий – крестовых походов. С большей пользой для себя и христианского мира убитые и покалеченные могли бы пострадать в Святой Земле за Гроб Господень.

Мало того, турниры калечат души, пробуждая в них самые гнусные наклонности, тщеславие и злобу, суть та же азартная игра, что и кости. В 13 веке Жак Витрийский в одной из своих проповедей находит в турнирах все семь смертных грехов: гордыню, по причине стремления к мирской славе; зависть, ибо каждый ревнует к славе другого; гнев, из-за грозящих ранением и смертью ударов, кои приходится парировать; жадность, поскольку победитель завладевает лошадью и оружием побежденного; чревоугодие – на сопровождающих турниры пирах; отчаяние, вследствие поражения и понесенного урона; наконец сладострастие, из-за стремления к распутным женщинам, мерзостного расположения которых участники турниров бесстыдно добиваются.

Любители турниров, легкомысленно не внемлющих душеспасительному увещеванию, искушенный в таких делах составитель пособие для проповедников Джон Бромьярд советовал запугивать страшными рассказами о том, как черти летают над полем турнира, притворяясь воронами; или же – какие адские муки ожидают турнирных бойцов на том свете. Со слов церковных писателей, раскаянье подстерегает турнирных бойцов, из кого получаются отменные крестоносцы. Четвертый крестовый поход, в самом деле, ведет свою историю от проповеди Фулька из Нейи на турнире в Экри в 1198 году.

Тем не менее клерикальная отповедь турнирам бывала услышана мирянами в краткие периоды подготовки очередной экспедиции в Святую Землю, но зато с редкой бесцеремонностью игнорировалась ими во всякое иное время. Фатальная неэффективность критики турниров со стороны церкви, очевидно, удостоверяет их беспримерную роль в самоорганизации и самосознании рыцарского общества. В красочных описаниях турниров на страницах рыцарских романов и других текстов, составленных на потребу публике, церковный протест и сами клирики попросту не упоминаются. В период очередного конфликта английской короны с папой рыцарь Роберт Морли находит способ выказать верность своему королю: в 1343 году в Смитфилде он устраивает турнир, на котором сам выступает переодетым в папу римского, а его товарищи обряжены кардиналами.

Ангажированные рыцарской аудиторией писатели спешат придать турнирам более респектабельный и даже благочестивый ореол. Такова, в частности, впервые пересказанная Уолтером Мепом и впоследствии популярная история о рыцаре, на кануне турнира всегда ходившем к мессе. Однажды, приехав на турнир, он увидел, что вместо него уже сражается божий ангел (по другой версии, Матерь Божья), который от его скромного имени захватывает в плен графов по числу прослушанных им месс. Трубадуры описывают крестовые походы, как турниры между силами добра и зла, а в «Видении о Петре Пахаре» англичанина Уильяма Ленгленда сам Христос представлен турнирным бойцом в схватке с Сатаной, несправедливостью и смертью. В 1432 году на турнире в Вальядолиде кастильский король Хуан второй носил костюм Бога, а его двенадцать рыцарей изображали апостолов.

К этому времени церковь кажется уже не слишком озабоченной турнирами – и вследствие упадка турнирного движения, и из-за изменения правил, делавших их менее опасными. Между тем формального запрета турниров из канонического права никто не вычеркивал, и надо было быть папой Иоанном двадцать вторым, чтобы в 1316 годы, признавая поражение церковной пропаганды, положить начало практике выдачи специальных разрешений на проведение турниров под тем извинительным предлогом, что они позволяют… подготовиться к крестовому походу. Римский карнавал 1472 года сопровождается турниром, устроителем которого выступает кардинал Риарио, племянник папы Сикста четвертого.

Придворный праздник.

В отличие оттого, что утверждается в рыцарских романах, долгое время турниры представляются многим развлечениям, в целом мало соответствующим королевскому достоинству помазанника божьего. До середины 14 века французские Капетинги их игнорируют, снося участие в турнирах своей ближайшей родни, но только не наследников, либо прямо запрещают. Помимо душеспасительной стороны дела они озабочены тем, чтобы резервировать военный потенциал французского рыцарства за собой, а кроме того, а кроме того ограничить возможности баронов королевства бесконтрольно собирать вооруженных людей и интриговать против короля.

Именно такую роль турниры сыграли в английском конституционном кризисе, увенчавшемся в 1215 году «Великой хартией вольностей» Иоанна Безземельного, которая стала отправным пунктом в истории английского парламентаризма. Не случайно в 1194-м его брат Ричард Львиное Сердце предпринимает беспрецедентную попытку поставить турниры под королевский контроль – ограничив число мест их проведения пятью и обусловив участие в турнирах внесением залога и покупкой специальной королевской лицензии; нарушителей установленного порядка ожидала тюрьма, изгнание и конфискация земель. С  другой стороны, английские Плантагенеты личным участием в турнирах охотнее разыгрывают роль лидеров рыцарства.

К концу 13 века уже почти не бывает турниров в изначальном смысле слова и сходят на нет вытеснившие их правильно организованные серии рыцарских поединков. «Круглых столов» не проводилось с начала 14 века. Турниры теряют свое значение в реальном быте позднесредневекового рыцарства, превратившись в дорогостоящую и изощренную придворную забаву. Столь решительной переменой социального адреса турниров увенчалось вполне преемственное формальное развитие. К позднему Средневековью обогащение и социальный подъем на турнирах уже практически невозможны, зато материальные издержки красивой жизни таковы, что едва ли по средствам большинству знати.

Выпестованные турнирами ценности разделяются всеми, но рыцарство и мир вокруг давно уже не те. Очевидно, в силу относительного консерватизма рыцарской культуры позднесредневековой Германии в немецких землях дольше и определеннее турниры остаются существенным элементом рыцарского сознания. В то самое время, когда во Франции и Англии турниры окончательно сделались прерогативой королей высшей знати, здесь складываются турнирные общества, занятые организацией рыцарских турниров и «спонсирующие» выступления малоимущих товарищей. Эти последние настоящие рыцарские турниры призваны консолидировать рыцарство и воплощать его способность самостоятельно решать свои дела по своим рыцарским правилам.