Рыцарство как нравственный и эстетический идеал средних веков

Так как же становились рыцарями? В раннее Средневековье рыцарем  мог стать каждый, кто получал  во владение землю, жил на доходы от нее и мог нести военную  службу. Нередко выходили в рыцари и особо отличившиеся слуги крупных  сеньоров. Большое количество простых  воинов возвели в рыцарское достоинство  после Первого Крестового похода. В боях с сарацинами погибло столь  много рыцарей, что пришлось восполнить потери таким образом - иначе образованные после завоевания Ближнего Востока  государства крестоносцев были бы населены сплошь министериалами и кнехтами.

Уцелевшим прирожденным сеньорам не очень дорого обходилось это снисходительное  великодушие: с появлением новых  государств они и сами повышали свой ранг, а наличие новых земель позволяло  плодить даже баронов без ущерба для себя.

Но уже в XII веке в рыцарское  сословие не допускали людей из низов. Так, во Франции в 1137 году король Людовик VI издал указ, по которому у всех посвященных в рыцари простолюдинов  торжественно - на навозной куче - отбивали шпоры. С той поры рыцарского звания мог быть удостоен только сын рыцаря. Но прежде чем заслужить это, следовало  пройти нелегкую школу рыцарского воспитания.

«Начиналась она, когда мальчику исполнялось  семь лет: отец отдавал сына своему сеньору, и мальчик становился дамуазо - учеником рыцаря. Первые семь лет он нес службу пажа. Жил среди челяди сеньора, прислуживал ему за столом, чистил его коня и при этом набирался опыта, познавал премудрости рыцарской жизни. За годы обучения дамуазо должен был овладеть семью рыцарскими искусствами: верховой ездой, плаванием, стрельбой из пука, кулачным боем, соколиной охотой, сложением стихов и игрой в шахматы. Только преуспев в этих семи искусствах, можно было стать полноправным членом рыцарского общества».

Паж своего рода послушник, задачей  которого было заставить «замолчать свои мысли и эмоциональные голоса, чтобы они не искажали реальной картины  окружающего мира». При успешном прохождении этого этапа пажа посвящали в оруженосцы специальным  символическим обрядом, в котором  ему впервые вручался боевой меч - продолжение его самого, орудие его воли и высшего духа. Оруженосец вступал на путь борьбы, где он должен был, прежде всего, победить силы хаоса  внутри самого себя и внутренне измениться, чтобы обрести целостность и  чистоту.

И тут мне становиться непонятным тот факт, что вовсе не обязательным считалось умение читать и писать. «Зачем оно отважному воину? Многие рыцари даже гордились своей неграмотностью. Им вполне хватало прочих достоинств, присущих собственно рыцарю, а не какому-нибудь стряпчему или писцу, больше ни на что не способному»!

Рыцарская честь, рыцарская любовь, рыцарское поведение - все эти  понятия, сегодня уже нарицательные, изначально вовсе не были присущи  рыцарству. Принципы, положенные в основу европейского этикета, действительно получили распространение от европейского благородного воинства. Однако оно, в свою очередь, переняло их у «неверных» - на «языческом» Востоке в ходе завоевательных крестовых походов.

Именно в это время - в XII веке - былая простота и даже грубость рыцарских нравов сменились строгими и утонченными нормами куртуазного  поведения.

«Куртуазия - своеобразный свод правил рыцарского этикета - сложилась на юге  Франции, в Провансе. Провансальские поэты-певцы трубадуры и труверы  первыми стали применять в  своих произведениях изысканные и образные приемы восточной поэзии, ранее не принятые в сумрачной  Европе. Их героические и лирические песни прославляли рыцарские  доблести, среди которых воинское искусство, мужество и сила были лишь дополнением к иным достоинствам - верности долгу, щедрости и бескорыстию, великодушию, жертвенности в любви». В Провансе существовало множество  форм куртуазной поэзии, но к наиболее распространенным относились кансона, альба, баллада, пасторела, тенсона, плач, сирвентес.

Кансона («песня») в повествовательной  форме излагала любовную тему. Альба («утренняя заря») посвящалась земной, разделенной любви. В ней рассказывалось о том, что после тайного свидания влюбленные расстаются на заре, и о  приближении утренней зари их предупреждает  слуга или друг, стоящий на страже. Баллада в то время обозначала плясовую песню. Пасторела - песня, в  которой рассказывалось о встрече  рыцаря и пастушки. Плач - песня, в  которой поэт тоскует, оплакивает свою долю либо скорбит о смерти близкого человека. Тенсона - стихотворный спор, в котором принимают участие либо два поэта, либо поэт и Прекрасная Дама, поэт и Любовь. Сирвентес - песня, в которой поднимаются уже социальные вопросы, главный из которых: кто больше достоин любви - учтивый простолюдин или бесславный барон?

Произведения трубадуров пользовались такой популярностью, что созданные  ими образы, проводимые в них идеи, постепенно сформировали некий свод качеств идеального рыцаря, кодекс рыцарской морали, нормы поведения.

Вслед за провансальскими трубадурами  эти нормы популяризовались в  произведениях певцов других французских  областей, германских миннезингеров, в  рыцарских романах более позднего времени, тоже, кстати, поначалу стихотворных.

Так постепенно сформировались легендарные  ныне рыцарские манеры - по мере усвоения европейским рыцарством правил куртуазного  поведения. Они предполагали изысканность и учтивость, умение вести себя в  обществе. Особое внимание уделялось  искусству служения даме.

Идеал куртуазной любви - возвышенный  и недоступный. Не могло быть приличного рыцаря без дамы сердца, которой он посвящал свои подвиги, с именем которой выходил на поединок, прилюдно клялся в любви и верности, прославлять которую заставлял поверженного противника. Но не могло быть и речи о соединении с предметом своей страсти.

Цепь рыцарской любви - в служении, в страдании, а не обладании. Поэтому  в дамы сердца избиралась, как правило, замужняя женщина - так обеспечивалась гарантия ее недоступности. Не случайно и Тристан, и Ланселот изнывают от любви к замужним женщинам - иное было бы недостойно романа.

Тем не менее, рыцарю было чего добиваться в любви. Он проходил несколько ступеней служения. На первой стадии - таящегося - рыцарю полагалось лишь вздыхать, не имея права открыться своей избраннице. Только когда сама дама замечала безутешного  воздыхателя, он мог молить ее о внимании и снисхождении. Это уже следующая  ступень - молящего. И лишь затем ему улыбалось счастье стать официально признанным влюбленным - поклонником. В этом статусе он имел право открыто заявлять о своей любви и преданности. А если прекрасная дама выделяла его среди всех добивавшихся ее благосклонности мужчин - одаривала всяческими знаками внимания вроде мелких памятных вещичек, - счастливый поклонник переходил в ранг возлюбленного. Порой он мог удостоиться даже поцелуя. О большем истинно куртуазный рыцарь не смел и мечтать.

Что, однако, вовсе не мешало ему  вести себя куда более вольготно  в отношениях с другими женщинами, особенно низших сословий, и не пренебрегать насилием во время набегов и войн.

Понятие рыцарства, прежде всего, связывалось с определенным  образом жизни. Он требовал специальной подготовки, торжественного  посвящения  и  не такой, как у обычных людей, деятельности. Эпическая и куртуазная  литература дает  нам  об  этом  довольно  подробное  представление,   хотя,   возможно, несколько обманчивое из-за  ее  идеологически  консервативного  характера  и нуждающееся  в  некоторой   корректировке,   для   чего   мы   воспользуемся повествовательными       источниками       и       данными       археологии.

Жизнь будущего рыцаря начиналась с  долгого  и  непростого  обучения сначала в родительском доме,  а  затем,  с  десяти  или  двенадцати  лет,  у богатого  крестного  или  могущественного  покровителя.   Цель   начального, семейного и личного образования  —  научить  элементарным  навыкам  верховой езды, охоты и владения оружием. Следующий этап,  более  длительный  и  более сложный, уже представлял собой настоящее  профессиональное  и  эзотерическое посвящение. Он проходил в группе.  На  каждой  ступени  феодальной  пирамиды сеньора окружало нечто вроде «рыцарской школы», где  сыновья  его  вассалов, его протеже и, в некоторых случаях,  его  менее  состоятельные  родственники обучались военному мастерству и рыцарским добродетелям. Чем влиятельнее  был сеньор, тем больше набиралось у него учеников.

       До шестнадцати-двадцатитрехлетнего  возраста эти юноши выполняли  роль домашнего слуги  или   оруженосца  своего  покровителя.  Прислуживая  ему  за столом, сопровождая на охоте, участвуя  в увеселениях, они приобретали   опыт светского человека. А занимаясь  его  лошадьми,  поддерживая   в  порядке  его оружие  и,  позже,  следуя  за  ним   на  турнирах  и  полях   сражений,   они накапливали  знания, необходимые военному человеку. С первого дня  выполнения  этих обязанностей и  до  момента  посвящения  в  рыцари  они  носили  звание оруженосца. Те из них, кому не удавалось   стать  рыцарями  из-за  отсутствия  состояния, заслуг или  подходящего   случая,  сохраняли  это   звание  на  всю жизнь, ведь  называться рыцарем можно было  только после посвящения.

 В исследуемый период  ритуал посвящения в рыцари  еще  не  закрепился окончательно, и эта церемония могла проходить по вкусам  участников,  как  в реальной  жизни,  так  и  в  литературных  произведениях.   Разница   обряда посвящения в  рыцари  прежде  всего  зависела  от  того,  когда  проводилась церемония — в  военное  или  в  мирное  время.  В  первом  случае  церемония происходила на поле боя до начала сражения или после  победы,  и  тогда  она была овеяна славой, хотя все произносили традиционные  слова  и  производили те же самые ритуальные жесты. Церемония обычно состояла из  возложения  меча и  символического  «удара  по  шее»  (colee).  Посвящение  в  мирное   время связывалось  с  большими  религиозными  праздниками  (Пасха,  Пятидесятница, Вознесение) или с  важными  гражданскими  событиями  (рождение  или  свадьба

правителя, примирение  двух  суверенов).  Это  почти  литургическое  действо могло состояться во дворе  замка,  в  церковном  притворе,  на  общественной площади или  на  травке  какого-нибудь  луга.  Будущему  рыцарю  требовалась  особая сакраментальная подготовка (исповедь, причастие) и  ночь  размышлений  в церкви или часовне.  За  церемонией  посвящения  следовали  дни  пиршеств, турниров и увеселений.

       Сакральный  характер  носило  и  само  проведение   церемонии.   Она начиналась с освящения оружия, которое затем «крестный отец» посвящаемого  в рыцари вручал своему «крестнику»: сначала меч  и  шпоры,  потом  кольчугу  и шлем,  и,  наконец,  копье  и  щит.  Бывший  оруженосец  облачался  в   них, прочитывая при этом несколько молитв, и произносил клятву соблюдать  правила и обязанности рыцарства. Церемонию завершал тот же символический жест  «удар по шее», его  происхождение  и  значение  остаются  спорными  по  сей  день. Существовали разные способы «удара по шее»: чаще  всего  тот,  кто  совершал церемонию, стоя сильно ударял посвящаемого ладонью по плечу или  затылку.  В некоторых  английских  графствах  и  областях  Западной  Франции  этот  жест сводился к простому объятию или крепкому рукопожатию. В XVI  веке  «удар  по шее» совершали уже не  рукой,  а  посредством  лезвия  меча  и  сопровождали ритуальными словами: «Именем Бога,  Святого  Михаила  и  Святого  Георгия  я посвящаю тебя в рыцари». Несмотря  на  существование  различных  объяснений, сегодня в этой практике историки более склонны видеть пережитки  германского обычая, по которому ветеран передавал свою доблесть  и  свой  опыт  молодому воину.

       Однако  посвящение, главный  этап  в   карьере  рыцаря,  нисколько   не изменяло его повседневной жизни. Она по-прежнему состояла из верховой  езды, сражений,  охоты  и  турниров.  Сеньоры,  обладавшие  обширными  владениями, играли в ней  главную  роль,  а  вассалам  с  феодами  победней  приходилось довольствоваться крупицами славы, удовольствий и добычи.

       Имея  равные права, в действительности  рыцари не  были  равны.  Среди них встречалось немало  и  таких,  кто  составлял  нечто  вроде  «рыцарского пролетариата»; они получали средства для жизни, лошадей  и  даже  оружие  от сильных мира сего (королей, графов, баронов), за  чей  счет  вынуждены  были жить. Эти неимущие рыцари, богатые тщеславными надеждами, но бедные  землей, — как правило, молодые люди, которые ожидали отцовского наследства  или,  не обладая ничем, состояли на службе у какого-нибудь покровителя. Зачастую  они объединялись  в  лихие  компании  под предводительством   княжеского   или графского сынка и искали приключений, предлагали свои услуги  от  турнира  к турниру, от поместья  к  поместью.  Они  первыми  отправлялись  в  Крестовые походы  или  далекие  экспедиции,  манящие  своей   неопределенностью.   Они стремились  обольстить  богатую  наследницу,  способную   принести   им   то состояние, которое не могли обеспечить  ни  их  подвиги,  ни  происхождение. Этим объясняется позднее вступление в брак.

       Возможно,  именно  этому  сообществу  молодых  рыцарей,  жадных   до любовных и военных подвигов, и адресовались рыцарские  романы  и  куртуазная литература. В ней они находили изображение общества, не  существовавшего  на деле, но  того  самого,  которое,  несомненно,  пришлось  бы  им  по  вкусу. Общества,  где  качества,  деятельность  и  стремления   рыцарского   класса почитались единственно возможными и истинными идеалами.

Заключение.

О происхождении рыцарства  писали многие; одни относили его появление к эпохе первых крестовых походов, другие  —  к  временам  более  отдаленным.

Французский писатель Шатобриан  считал,  что  оно  возникло  в  начале  VIII столетия. Я не буду входить в  рассуждения  по  этому  предмету,  представив вкратце  состояние Европы в эпоху расцвета и могущества рыцарства.  Только  в этот период  оно  нас  по-настоящему  занимает  и  восхищает,  в  дальнейшем утрачивая свой интерес, ибо вместе с успехами  просвещения  право  сильного, которое  одно  только  могло  бороться   со   злоупотреблениями,   заменилось порядком, установленным законной властью. Но прежде чем достичь этой  эпохи расцвета, необходимо обозреть более трех  веков варварства  и мрака.  Лас Касас Бартоломе писал: «К счастию,  проходишь эту длинную и утомительную пустыню под прикрытием любезного и блестящего  рыцарства.  Это превосходное  учреждение, это дивное усилие  энтузиазма  и  добродетели,  которое  в  наше время кажется только благородным  безумством,  было,  однако  же,  во  времена анархии дополнением к законам и защитою самых дорогих прав; оно было  опорою вдов и сирот,  прибежищем  слабых,  ужасом  разбойников;  словом,  оно было даром, который небо ниспослало  на  землю,  чтобы удержать  на  ней в эти времена опустошений влияние добрых начал».