Советская экономика

   Сталин преследовал  две цели — славу и власть, и с этим он хотел войти  в историю. Для славы ему  нужно было построить новое  общество, новую социальную систему,  “устраивающую” большинство населения  страны и превосходящую все  то, что человечество создало  до него. Эта система — социализм,  или “светлое будущее для всего  человечества”, как тогда говорили  большевики. Для власти им была  создана командно-административная, или планово-распределительная,  система в духе древних восточных  цивилизаций в рамках азиатского  способа производства с грандиозным  партийно-хозяйственным аппаратом,  действующим по армейскому принципу  единоначалия. Владение так называемой  государственной собственностью  давало этому аппарату возможность  манипулировать огромными ресурсами  и миллионами людей прежде всего в его собственных интересах и в интересах мировой революции. Во главе этого аппарата стоял он, Сталин, — Генеральный секретарь Коммунистической партии Советского Союза, единолично властвовавший над огромной страной и ее народом в таких масштабах, каких ни один русский царь никогда не имел.

   В партийно-хозяйственный  аппарат специально подбирали  людей, вполне надежных с точки  зрения идеологической и личной  преданности и лояльности. Сверху  и донизу, снизу и доверху Сталин  хотел иметь прежде всего “своих людей”, лично преданные ему кадры. Была создана четкая и предельно ясная система административной субординации, руководства и подчинения, разработаны иезуитские правила продвижения, поощрения, а также “задвижения” и наказания людей, не говоря уже об арестах, расстрелах в ГУЛАГе, что было самой страшной стороной советского бытия. Была организована четкая иерархия управленческих инстанций: партийная, планово-хозяйственная и тайная полиция. По партийной линии — Генеральный секретарь Коммунистической партии, Политбюро, Центральный Комитет, республиканские, областные и районные партийные комитеты (все они занимались также управлением экономикой, дублируя органы хозяйственного управления). По хозяйственной линии — Совмин с его нижестоящей структурой — наркоматами (министерствами) и предприятиями, Госплан СССР. По линии тайной полиции — НКВД, позднее — КГБ. Все они беспрекословно выполняли директивы и проводили в жизнь интересы всевластного хозяина страны. Главным орудием строительства нового общества была партия, организованная централистски, с жесткой дисциплиной, по словам Сталина, орден меченосцев.

   Комитет госбезопасности  (КГБ) имел свои ячейки или  своих представителей во всех  иных управленческих иерархиях,  во всех без исключения субъектах  общественной жизни страны, включая  студенческие аудитории, с целью  тотальной слежки за людьми. Как  и в случаях электрификации, коллективизации  или химизации “всей страны”,  для СССР была характерна ее  сплошная “кагэбэзация”. Такой аппарат сложился не сразу. Сталин задумал его давно и шел к реализации своей идеи постепенно и грамотно. Еще в 1927 г. он уже не скрывал, к какому типу правления готовит страну и какой аппарат ему для этого нужен. Он говорил: “В составе нашей партии, если иметь в виду ее руководящие слои, имеется около 3—4 тысяч высших руководителей. Это, я бы сказал, генералитет нашей партии. Далее идут 30—40 тысяч средних руководителей. Это наше партийное офицерство. Дальше идут около 100—150 тысяч низшего партийного командного состава. Это, так сказать, наше партийное унтер-офицерство”.

   За время правления  Сталина стала сокращаться доля  интеллигенции в системе управления  и политики, в том числе в  области культуры, науки, искусства.  Определяющие места занимали  люди, чей интеллект и культура  были в последнем ряду качеств,  необходимых руководителю. Уже в  1925 г. среди членов партии насчитывалось  около 30 тыс. полностью неграмотных,  которые не могли ни читать, ни писать. Делегаты XVI съезда партии (1930 г.) имели в основном лишь  начальное или неполное среднее  образование. Партия превращалась  в послушное орудие руководящей  хунты, личной власти .

  Партийно-хозяйственный  аппарат стал главной опорой  политического руководства и  правителя-диктатора, общественно-политическим классом. По существу, вся страна оказалась превращенной в один большой ГУЛАГ. Государство вновь стало напрямую и во всех деталях руководить экономикой, централизованное планирование приобретало все большую жесткость и директивность, хозяйственные и властно-политические отношения слились воедино. Вместо служения Отечеству проповедовалось служение вождю и режиму. Первенство вождя и режима над Отечеством постепенно превратило государство, всю огромную страну в вотчину одного человека и его номенклатуры. Безоглядная и фанатичная личная преданность хозяину (большому и малому) ценилась больше всего. А хозяева постепенно превращались в коррумпированных деспотов. Руководство общественных организаций на предприятиях и в учреждениях выполняло функции послушного помощника директора-единоначальника. Все это принципы мафии, преступного социального порядка. Вместо светлого храма строили тюрьмы, бараки, казармы. Характерная черта правящей верхушки состояла в том, что она принимала решения, руководила и управляла, но ни за что не отвечала. В 1928—1932 гг. в процессе индустриализации страны главный упор делался на машиностроение и производство электроэнергии; в 1933—1937 гг. — на техническую реконструкцию производственного аппарата и создание ВПК. Именно в этот период резко увеличилось число планируемых показателей в натуральном выражении. В 1938— 1941 гг. особая забота проявлялась опять-таки о ВПК. Но к этому была добавлена задача “догнать и перегнать” развитые капиталистические страны по производству продукции на душу населения, получившая название основной экономической задачи СССР.

  В послевоенный период  стали разрабатываться планы  внедрения новой техники, был  создан Государственный комитет  по науке и технике, призванный  разрабатывать научно-техническую  политику. Послесталинское руководство пыталось административным путем решить в стране также проблему соединения производства с постоянным научно-техническим прогрессом, но добивалось лишь весьма слабых результатов, если не считать особого сектора советской экономики — военно-промышленного комплекса (ВПК). Нерыночная экономика без механизма конкуренции производителей за потребителя и потребителей за производителя не могла конкурировать с развитой рыночной экономикой стран Запада. Поэтому к концу 60-х годов вместо традиционного лозунга “догнать и перегнать” США в экономическом отношении стали появляться призывы к экономическим реформам.

   В новых условиях (1965—1985 гг.), когда жесткий сталинский  режим ослаб, ГУЛАГ прекратил  свое существование, а военная  дисциплина на предприятиях явно  расшаталась, стали проявляться  и все более давать о себе  знать старые и новые черные  дыры советской экономики, требующие  новых огромных ресурсов. К старым  “черным дырам” советской экономики  традиционно относились сельское  хозяйство, мировая социалистическая  система и добывающая промышленность.

   Неэффективность  советского сельского хозяйства,  не способного прокормить собственную  страну, давно уже стала притчей  во языцех. В эту отрасль направлялись огромные финансовые, материальные и людские ресурсы. Однако отдача от них была крайне низкой, положение дел в отрасли явно сдерживало экономический рост СССР. Страны мировой социалистической системы для поддержки своих коммунистических режимов и неэффективной экономики требовали постоянно помощи со стороны СССР. Помощь предоставлялась в виде заниженных цен на сырье, импортируемое из СССР, прямой безвозмездной передачи научно-технических проектов, строительства новых предприятий и т.д. По мере ухудшения экономической и политической ситуации в этих странах их аппетиты на помощь со стороны “старшего брата” все нарастали. По оценке западных советологов, в 1954—1987 гг. помощь СССР другим социалистическим странам составила почти 144 млрд долл. Самый высокий ее уровень пришелся на 1981 г. (свыше 20 млрд долл.), самый низкий — на 1985 г. (свыше 8 млрд долл.).

   Советский Союз  имел большую и постоянно растущую  долю добывающей промышленности  в структуре своего промышленного  производства. По мере истощения  природных ресурсов, ухудшения условий  добычи полезных ископаемых и  перехода к более труднодоступным  районам их залегания требовалось  все больше капитальных вложений  в эту отрасль, падала ее  эффективность. В конце концов на долю добывающей промышленности стало приходиться около третьей части всех инвестиций, направляемых в промышленность. К тому же Советский Союз все больше превращался в сырьевую базу для всей “социалистической системы мирового хозяйства”.

   Перед лицом начавшегося  в 70-х годах перехода промышленности  стран Запада на энерго- и ресурсосберегающие технологии Советский Союз оказался банкротом. Он не смог разработать собственные технологии и, как обычно, компенсировал снижающуюся эффективность в производстве и потреблении сырья наращиванием объемов производства и экспорта. Особенно показателен в этом отношении экспорт в капиталистические страны нефти и газа. Один лишь экспорт нефти дал Советскому Союзу не менее 200 млрд долл. Однако до сих пор никто не знает, куда пошли эти ресурсы. Они были “съедены” растущей неэффективностью советской экономики.

   В 80-х годах к старым “черным дырам” советской экономики добавились новые. Это прежде всего ввод наших войск в Афганистан, потребовавший перераспределения ресурсов с программ мирного экономического развития на программы грязной и ненужной стране войны. При этом СССР вновь оказался банкротом в ситуации, когда страны НАТО стали переходить на новые поколения обычных вооружений, начиненных электроникой. СССР не сумел добиться каких-либо заметных сдвигов в этой области и по-прежнему наращивал выпуск традиционной военной техники, демонстрируя неспособность к эффективному научно-техническому прогрессу на базе командной экономики. По имеющимся оценкам, в конце 80-х годов СССР тратил на военные цели сумму, превышающую 250 млрд долл. в год. Но официальная цифра этих расходов занижалась против реальной в 10 раз, ибо 90% военных затрат были скрыты в других статьях бюджета страны. Как пишет известный специалист по военным проблемам П. Фельгенгауэр, “советская армия в восьмидесятые годы вовсе не была такой сильной, как это выглядело на бумаге, когда на Западе и на Востоке сравнивали число танков и стволов артиллерии НАТО и Варшавского договора в Европе. Реальная военная слабость Советского Союза была самым главным секретом Москвы, который западные разведки так и не смогли раскрыть. Наверное, главным образом потому, что западные разведывательные службы просто не хотели ничего об этом знать. Страшный русский медведь сорок лет способствовал единению Запада и помогал западным профессиональным военным и шпионам раздувать И тем не менее, несмотря на известные декларации Н. Хрущева о построении коммунизма в СССР к 1980 г., Советский Союз к началу этого периода оставался развивающейся страной с уродливой структурой экономики и низким жизненным уровнем населения. Советская экономика отличалась высокой долей сельского хозяйства и промышленности (в частности, добывающей) и крайне низкой долей сферы услуг, которая обычно характеризует уровень экономического развития. В структуре национального дохода страны, как мы видели, была низка доля личного потребления и чрезмерно высока доля накопления, высокой была также доля тяжелой и военной промышленности. Вся произведенная в стране продукция распределялась в соответствии с планом материально-технического снабжения по предприятиям, организациям и среди населения. Реального выбора не было, а деньги играли лишь расчетную роль. В годы горбачевской перестройки темпы экономического роста СССР продолжали замедляться, резко ухудшалось финансовое положение в стране, возросли инфляция и бюджетный дефицит. Не случайно со второй половины 80-х годов угрожающе стал расти внешний долг страны. К концу существования СССР он составил свыше 100 млрд долл. Во весь рост встала проблема обслуживания этого долга.

   Положение с продовольствием  также ухудшалось. Гигантские масштабы  импорта продовольствия стали  нормой для страны, располагающей  огромными сельскохозяйственными  ресурсами и возможностями, реальным  признаком неизбежного краха советской экономики. Согласно официальным данным, импорт зерна в 1980 г. составил 27,8 млн т, а в 1985 г. он достиг 44,2 млн т.

   Эти факты являются  прямым и естественным результатом  создания тоталитарной модели  общества, командно-распределительного  экономического механизма, централизованной плановой системы, давно заболевшей неизлечимой болезнью.

   Реальное бытие  “реального социализма” особенно  отчетливо проявилось в годы  правления Л. Брежнева. Экономика  уже не работала, проблемы не  решались, бесхозяйственность и коррупция правящего класса расцветали пышным цветом. Атмосфера безответственности и вседозволенности, самовосхваления и торжества посредственности стала обычной чертой “социалистического образа жизни”.

   Парадокс заключается  в том, что развитие производительных  сил, которое марксизмом рассматривалось  как мотор общественного и  экономического прогресса, на  деле привело к формированию  тоталитарной экономической модели  без конкуренции и рынка, без  мотивации к труду и НТП.  Эта модель могла работать  лишь при крайне неэффективном  использовании и перенакоплении  всех ресурсов. Лень и имитация  работы во многих случаях стали  нормой советской трудовой “этики”,  а производительный, эффективный  и честный труд проявлялся  все реже и реже.

   На базе несрабатываемости экономической модели “реального социализма”, замедления темпов экономического роста и нарастания трудностей в социальной и экономической жизни общества вызревал необратимый процесс широкого социального напряжения, недовольства значительной части людей условиями труда и жизни.

   Брежневский застойный  период обнажил всю бесплодность  и бесперспективность созданной  Сталиным экономической модели. Возникшая в годы перестройки  гласность и более продвинутые  попытки экономических реформ  полностью доконали эту модель и связанную с ней политическую структуру тоталитарного общества. “Реальный социализм” прекратил свое существование. оборонные и разведывательные бюджеты”.