Уголовная политика Ивана Грозного в середине 16 века

4. Большое место в судебниках  занимает охрана прав собственности.  Штрафами и кнутом наказываются  повреждение изгороди или межевых  знаков земельного участка, запашка  или потрава чужой земли, повреждение пчелиных ульев, бобровых гонов, истребление скота и пр. Знают судебники и споры, возникающие из обязательств по договорам. Они, как правило, решаются полем и заканчиваются для проигравшего уплатой требуемого истцом и возмещением судебных издержек.

5. Преступления против  личности. В этой группе преступлений  выделяются квалифицированные виды убийства («государский убийца», разбойный убийца),оскорбление действием и словом. В группе имущественных преступлений много внимания было уделено татьбе, в которой также выделялись квалифицированные виды: церковная, «головная» (похищение людей) татьба, неограниченные юридически друг от друга грабеж и разбой (открытое хищение имущества). Так же входит ябедничество (злостная клевета) и преступления против чести. Они также разделяются на простые, предусматривающие имущественно-штрафные взыскания, и квалифицированные («ведомым лихим разбойником»), требовавшие применения смертной казни.

6. К преступлениям против  чести судебники, в отличие от Русской Правды, относят не только оскорбления действием, но и оскорбления словом («лай» и «непригожее слово»). Споры об оскорблениях заканчивались полем и возмещением ущерба истцу.         Судебники не знают религиозных преступлений, которые, естественно, имели место и сурово наказывались. В России, как и в Европе, еретиков сжигали, но количество таких преступлений было невелико. Русскому праву не был свойственен террор ради террора, на Руси не было инквизиции. Еретиков сжигали лишь тогда, когда в их действиях видели социальную опасность. Даже в середине XVI в., когда церковь начала свой поход против светских развлечений, считая их «бесовским наваждением» (запрещалось играть в кости, шахматы, устраивать увеселения, пляски и т.п.), усиления репрессий против нарушителей не последовало. Церковь прибегала, главным образом, к покаянию и, в особенных случаях, к отлучению. Более мягким, чем в Западной Европе, было на Руси и уголовное наказание. Смертная казнь, к примеру, применялась по Судебнику 1497 г. в 9 случаях (в германской Каролине 1532 г. – в 44). Русские летописи почти не содержат данных о казнях во время правления Ивана III. До середины XVI в., как о том свидетельствует С. Герберштейн, казни вообще применялись крайне редко, в том числе за кражи и за убийство. Не были распространены и изуверские способы казней, свойственные Европе. На Руси не отрубали части тела, не сажали на кол, не выкалывали глаза, не вытягивали кишок. Наиболее приемлемым считалось отсечение головы, повешение (для разбойников), как и в Европе, фальшивомонетчикам заливали горло металлом. В иных случаях прибегали к утоплению. Так, в 1488 г. Иван III велел «казнити, потопити в Москве реке нощью…лихих баб, приходивших с зельем к великой княгине Софье».¹³       Хотя русскому праву было чуждо изуверство ради устрашения, все же в наказаниях прослеживается стремление законодателя не просто покарать преступника, по и устрашить окружающих по принципу: «чтобы на то смотря, другим неповадно было так делать». Наказания за «коромолу» совершаются, как правило, открыто, при большом стечении народа. Судебник 1497 г. знает кнут (торговую казнь), который применяется и к феодалам, замешанным в антигосударственных заговорах. При Иване IV «раздача боли», т.е. применение палок, плетей и кнута при «наведении должного порядка», становится одним из методов государственной политики. Судебник 1550 г. вводит болевые наказания за должностные преступления: фальсификации протоколов суда, подделку документов, корыстные злоупотребления. Кнут превращается в средство пытки. С середины XVI в. стали применяться правежи – битье толстыми прутьями по икрам ног для выбивания долга. После месячного правежа несостоятельного должника выдавали кредитору «головой для искупа». Судебник 1497 г. не знает тюремного заключения, хотя случаи заточения преступников в монастырские подвалы или башни имели место. Однако государство не имело средств для широкого применения заключения, которое долгое время оставалось уделом высокопоставленных лиц: князей, бояр, воевод. Но задачи борьбы с массовой преступностью, размножившейся в XVI в., породили тюрьмы, которые в ходе губной реформы передаются для обслуживания населению. Судебник Ивана IV упоминает тюрьму уже в 21 случае (для служилых, «лихих» людей, лжесвидетелей), но не назначает сроков тюремного заключения. В качестве дополнительного вида наказаний за большинство преступлений выступают штрафы. Как самостоятельный вид штраф назначается за бесчестье. По Судебнику 1550 г. (ст. 26) для «гостя» он равен 50 рублям, для торгового и посадского человека – 5, крестьянина – 1 рублю. За бесчестье женщины устанавливалась двойная сумма штрафа.¹⁴  Усиление центральной власти обусловило развитие форм внесудебной, внеправовой расправы. Практика выработала такую своеобразную форму судебного процесса, как «облихование» (ст.52 Судебника 1550 г.): если подозреваемого обвиняли в том, что он «ведомо лихой человек», этого было достаточно для применения к нему пытки.¹⁵Обвинение предъявляли 15―20  человек «лучших людей», детей боярских, дворян, представителей верхушки посада или крестьянской общины. Очевиден был внеправовой и социально ориентированный характер этой процедуры. «Облихование»  порождало особого субъекта — «лихого человека», его появление в деле придавало особую значимость данному составу преступления. К «лихим», т.е. особо опасным делам относились разбой, грабеж, поджог, убийство («душегубство»), особые виды татьбы. Появляется понятие «крамола», т.е. антигосударственного деяния. В него, кроме перечисленных видов особо тяжких преступлений, включались также заговоры и мятежи.  Система наказаний по судебникам усложняется, формируются новые цели наказания: основными становятся устрашение и изоляция преступника. Целью властей становится демонстрация их всесилия над обвиняемым, над его душой и телом. Процедура казни превращается в своего рода спектакль, появляются новые виды казней и наказаний. Для наказаний стали характерными жестокость и неопределенность их формулировки (что также служило целям устрашения). Высшей мерой наказания была смертная казнь, которая могла быть отменена помилованием со стороны государя. Телесные наказания применялись как основной или дополнительный вид. Наиболее распространенным видом была торговая казнь, т.е. битье кнутом на торговой площади. Членовредительные наказания (урезание ушей, языка, клеймение) лишь начинали вводиться в период судебников. Кроме задач устрашения, эти виды наказаний выполняли важную символическую функцию (выделение преступника из общей массы, «обозначение» его). В качестве дополнительных наказаний часто применялись штрафы и денежные взыскания. Как самостоятельный вид имущественная санкция применялась в случаях оскорбления и бесчестья  (ст.26 Судебника 1550 г., как дополнительный — в целом ряде случаев (должностные преступления,нарушение прав собственника, земельные споры и т.д.)¹⁶. Размер штрафа варьировался в зависимости от тяжести поступка и статуса потерпевшего.  

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

4. Опричнина и  ее значение

         Постепенно мужая и укрепляясь  в убеждении, что он является  единственным и непререкаемым  властелином, наместником самого  бога на русском царстве. В  письмах к Курбскому Грозный  утверждает, что, по сути был уже сведен своими советниками на положение, подобное положению польского короля или любого другого монарха, власть которого ограничена его думцами. Итак, Иван Грозный обвиняет Адашева и Сильвестра в сговоре - утвердить в Русском государстве систему ограниченной монархии.

        Одновременно  с высказываниями против всякого  ограничения своей власти, Грозный  говорит и о средствах для  воплощения самодержавной власти  и для ее защиты - право самодержавца на неограниченный террор. Необходимость государственного террора для утверждения власти самодержавца Грозный подтверждает ссылками на международный опыт и опыт истории.

         Послание к Курбскому идеологически  подготавливает переход к политике  неограниченного самодержавия, опирающегося  на специальный аппарат осуществления  царской воли с помощью террора  против всех «безсогласных».

          Важнейшим катализатором, ускорившим  окончательный переход к единодержавию, была война в Ливонии. Она требовала сосредоточения командования в едином центре. Война создавала благоприятную обстановку, для того чтобы обвинить в неудачах, поражениях и прочих тяготах, ложившихся на плечи населения, воевод, думных бояр, дворян и приказных людей. Захватив инициативу в такого рода обвинениях, царь и его верные слуги могли управлять всплесками народного гнева, придавая им угодное направление.

         Исторические источники единогласно  говорят о том, что уже к  1560г. царь в борьбе против  своих бывших союзников опирался  на крепко сплоченную когорту  преданных ему людей и на  вполне надежный вооруженный  отряд. Уже тогда будущие опричники  осуществляли террор против сторонников  Адашева и Сильвестра. На неугодных и ненадежных, в первую очередь на родственников и друзей членов Избранной рады, составлялись проскрипционные списки, в которых на равном положении опальных оказались представители титульной знати, приказные и служилые люди. Начались казни.

         В январе 1565г. из подмосковной  царской резиденции села Коломенского  царь выехал в Александровскую  слободу, откуда обратился в  столицу с двумя посланиями. В  первом, направленном духовенству  и Боярской Думе, Иван Грозный  сообщал об отказе от власти  из-за измены бояр и просил  выделить ему особый удел - опричнину. (от «опричь» - кроме; так называли удел, выделявшийся вдове при разделе имущества мужа, либо в случае его смерти). Во втором послании, обращённом к посадским людям столицы, царь сообщал о принятом решении и добавлял, что к гражданам претензий не имеет.

        Это  был хорошо рассчитанный манёвр. Используя веру народа в царя, Грозный ожидал, что его позовут  вернуться на трон. Когда же  это произошло, царь продиктовал  свои условия:

право неограниченной самодержавной  власти и учреждения опричнины. Страна была разделена на 2 части: опричнину  и земщину. В опричнину Грозный включил наиболее важные земли. В неё вошли поморские города, города с большими посадами и важные в стратегическом отношении, а также наиболее экономически развитые районы страны. На этих землях поселились дворяне, входившие в опричное войско. Его состав вначале был определён в 1 тыс. человек. Содержать это войско должно было население земщины. Опричники носили чёрную одежду, к их сёдлам были привязаны собачьи головы и мётлы, символизировавшие собачью преданность опричников царю и готовность вымести всю измену из страны.

Грозный всячески старался создать впечатление, что изменников и врагов у него немного, что «безсогласных бояр» у него нет, и что его политика поддерживается всеми «добрыми людьми» и вообще всенародно. Видимо, с этой целью указ о введении опричнины был представлен на утверждение земского собора, собранного в феврале 1565 г. На этом соборе впервые присутствовали представители посада. Цель их приглашения на посад - оказать давление на светскую и церковную аристократию, оказывая поддержку царю.

        Созданию  впечатления о всенародной поддержке  царской политики, в частности  продолжения Ливонской войны,  служил собор 1566 г, на котором  следовало "всенародно" утвердить  огромные денежные сборы в  пользу казны.

        Ясным  свидетельством ликвидации с  помощью опричнины всякого сословно-представительного  начала является история подчинения  Боярской думы. Большинство членов  думы в годы опричнины были  физически уничтожены. Если к  началу опричнины Боярская дума  насчитывала 34 боярина и 9 окольничих, то уже к 1572 г.15 бояр и 4 окольничих  были казнены, 3 боярина насильственно  пострижены в монахи. В конечном  счете царь не оставил в  составе думы ни одного из  ее членов, которые входили в  нее до опричнины.

        Выступления  против самодержавия князей, церкви  и светских аристократов совместно  с дворянской оппозицией, а также  открытые (митрополит Филипп) и тайные  заговоры (заговор И.П. Федорова) привели к опричному террору.  Последствия были таковы: разгром  церковной оппозиции - сведение  с митрополии и убийство Филиппа  Колычева, расправа с новгородскими архиепископами Пименом и Леонидом. Разгром земской оппозиции - ликвидация заговора И.П. Федорова, казни 1570г. Ликвидация внутридинастичекой опасности - уничтожение двоюродного брата Владимира Старицкого и его родственников, уничтожение последних уделов. Окончательная ликвидация самоуправления Великого Новгорода.

        Все  эти политические акции объединены  общей логикой. Без опричнины  не могла состояться ни одна  из этих акций, следовательно,  не могла состояться стабилизация  царского режима и превращение  всех жителей страны в верноподданных самодержавца. При этом царь был отлично осведомлен обо всем, что делается в самых отдаленных уголках государства и в полках его войска. Он знал обо всех проступках и прегрешениях воевод вплоть до того, кто, когда и зачем отлучился со службы.

         Историк Р.Г. Скрынников утверждает, что некоторые стороны опричнины  заключали как бы в зародыше  все последующее развитие дворянско-бюрократической абсолютной монархии. «Зародыш» аппарата неограниченной власти, аппарата военно-феодальной диктатуры в процессе исторического развития менял форму, но не менял сути.

        О  царском указе, отменившем опричнину,  принято говорить в историографии  как о вполне достоверном факте.  Некоторые исследователи готовы  смотреть свидетельство в пользу  отмены опричнины в завещании,  составленном Иваном Грозным  летом 1572г. В нем он предоставляет  сыновьям по своему желанию  сохранить или отменить опричнину, «как им прибыльнее».

         Но, пожалуй, самую большую роль  в том, что формулировка о  будущем опричнины приобрела  в завещании осторожный характер, сыграли соображения внешнеполитические. Грозный не любил показывать  опричнину зарубежным государственным  деятелям. Он постоянно приказывал  отрицать какой-либо раздел государства  на опричнину и земщину. В ноябре 1571г. папа римский решил прекратить свои попытки наладить с Москвой антитурецкий союз и прервать все сношения с царем Иваном. Причиной такого резкого поворота послужило ознакомление папского нунция Портико, а затем и самого папы с записками Альберта Шлихтинга - немца, бежавшего из Московии в Польшу. Этот факт еще раз показал, что опричный порядок вызывает серьезные внешнеполитические осложнения.

        7 июня 1572г. умер польский король Сигизмунд  II Август. В числе кандидатов на польский престол были названы московский царь Иван IV и его сын Иван.12 августа 1572г. польский посол Воропай передал царю официальную просьбу польских вельмож дать согласие на избрание его, Ивана IV польским королем. То, что царь ничего не говорил об опричнине Воропаю, историк С.Б. Веселовский рассматривает как доказательство, что опричнина была обречена на отмену.

        Известно, что в случаях, когда в официальных  документах до осени 1572 г. писали  слово «опричнина», взамен него  после этой даты стали писать  слово «двор».

         Никаких данных, подтверждающих  отмену опричнины в 1572г. не  существует. Опричный двор с самого  начала и до конца дней Грозного  осуществлял верховное руководство  всеми главными службами и  учреждениями царского государства,  воплощал практически.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

5. Историческая оценка и вопросы уголовной политики Ивана IV

Русское уголовное право  XV—XVII вв. довольно подробно анализировалось в дореволюционной историко-юридической литературе. Отдельные интересные наблюдения имеются у В. О. Ключевского, С. Ф. Платонова, Н. Костомарова и др. Однако в советской научной литературе сложилось излишне доверчивое отношение к дореволюционным изданиям.  Без должного критического анализа используются данные хотя и известных, но далеко не «безгрешных» отечественных правоведов, установить принадлежность которых к той весьма трудно, имею и преувеличенные оценки репрессивности русского средневековья. В одном современное восприятие репрессий XV—XVII вв. строго логично—они рассматриваются по нарастающей, по мере роста классовых противоречий, достигших апогея в крестьянских войнах XVII в. Но (и это очень важно) до сих пор не создана целостная историческая картина уголовных наказаний, не определено положение субъекта преступления и т. д.                                                            Недифференцированность периодов репрессий сохранилась и в современной литературе. При этом некоторые черты гуманизма русского уголовного права зачастую замалчиваются, цели наказания понимаются упрощенно. Дореволюционные исследования уголовного права московского периода строились преимущественно на так называемом  догматическом подходе  когда основным источником служила догма (норма) права в Судебниках. Строго исторического анализа актового материала и летописей не проводилось.         Специальные исследования такого рода единичны. Особого внимания заслуживают работы М. П. Чубинского. Ученый настаивал на многоаспектном изучении уголовного права, поскольку оно затрагивает важнейшие жизненные блага граждан и важнейшие интересы общества, а поэтому всегда связано с политическими формами, этическими и экономическими идеалами и потребностями общества¹⁷. Следуя этой посылке, он считал необходимым сравнительное исследование юриспруденции Западной Европы и России. Зачастую М. П. Чубинский отклонялся от конкретного анализа в область теоретизирования, поскольку к началу XX в. в русской юридической науке не было ясного представления о том, по каким критериям следует определять сущностные значения уголовной политики. Имели место и попытки объединить все отрасли (криминалистику, криминологию, уголовное право и т. д.) в единое мета направление. Поэтому М. П. Чубинский дал искаженное определение понятия уголовной политики как ветви науки уголовного права для разработки лучшего состояния правосознания. В этом с ним соглашались и другие ученые¹⁸. Сосредоточив внимание на связи карательной деятельности с христианством, М. П. Чубинский показал,что идеи гуманности и террора в средневековом мышлении вменяли друг друга. Религиозные «теоретики» запрещали христианам занимать должности, связанные с вынесением смертных приговоров¹⁹. Вместе с тем он сделал вывод, что в отличие от России наука уголовного права в Западной Европе до конца XV в. находилась в полнейшей зависимости от католической церкви. Выдвинув задачу изучения различных нравственных подходов к личности преступника, М. П. Чубинский, к сожалению, ограничился общими фразами о карательной практике Руси, так и не создав удовлетворительной исторической картины. Несмотря на то, что конкретных работ о взаимосвязи уголовной политики с уголовным правом средневековья обнаружить не удалось, некоторые интересные данные содержатся во многих историко-правовых дореволюционных сочинениях, касающихся числа казненных в Европе и на Руси, гуманности русского уголовного права. Однако некоторые исследователи не всегда в должной мере учитывали экономико-сословные факторы и весьма тенденциозно подходили к проблеме усиления, репрессий. Период XV—XVII вв. рассматривался ими как нечто целое.