Великая Французская революция

По ст. 122 Конституции каждому  французу гарантировались всеобщее образование, государственное обеспечение, неограниченная свобода печати, право  петиций, право объединения в  народные общества и другие права  человека. Статья 7 Декларации 1793 г. в  число личных прав граждан включила право собраний с “соблюдением спокойствия”, право свободного отправления религиозных обрядов.

В якобинской декларации особое внимание уделялось гарантиям от деспотизма и произвола со стороны  государственных властей. Согласно ст. 9, “закон должен охранять общественную и индивидуальную свободу против угнетения со стороны правящих”. Всякое лицо, против которого совершался незаконный, т. е. произвольный и тиранический акт, имело право оказывать сопротивление силой (ст. II).

Поскольку сопротивление  угнетению рассматривалось как  следствие, вытекающее из прочих прав человека, Декларация 1793 г. делала революционный  вывод о том, что в случаях  нарушения правительством права  народа “восстание для народа и  для каждой его части есть его  священное право и неотложнейшая  обязанность” (ст. 35). Таким образом, в отличие от Декларации 1789 г., где  говорилось о национальном суверенитете, якобинцы в своих конституционных  документах проводили идею народного  суверенитета, восходящую к Ж. Ж. Руссо.

Конституция якобинцев отвергла принцип разделения властей, как  противоречащий, по мнению Ж. Ж. Руссо, идее суверенитета народа, выступающего как единое целое. Она предусматривала  простое и, казалось бы, демократическое по тем временам устройство государства. В противовес проявившимся в годы революции планам регионализации Франции в ст. 1 подчеркивалось, что “французская республика едина и неделима”.

Упразднив деление граждан  на активных и пассивных как несовместимое  с идеей равенства, Конституция  практически узаконила всеобщее избирательное право для мужчин (с 21 года). Своеобразное стремление якобинцев сочетать представительные органы с непосредственной демократией (влияние Ж. Ж. Руссо) нашло свое отражение в том, что избираемый на один год  Законодательный корпус (Национальное собрание)  по ряду важных вопросов (гражданское и уголовное законодательство, общее заведование текущими доходами и расходами республики, объявление войны и т. д.) мог лишь предлагать законы.

Принятый Национальным собранием  законопроект приобретал силу закона лишь в том случае, если 40 дней спустя после его рассылки в департаменты в большинстве из них одна десятая  часть первичных собраний не отклоняла  данный законопроект. Такая процедура  была попыткой воплотить в жизнь  идею народного суверенитета, проявляющегося в данном случае в том, что только “народ обсуждает и постановляет законы” (ст. 10). По ряду вопросов, согласно Конституции, Национальное собрание могло  издавать декреты, имеющие окончательную  силу.

Исполнительный совет  являлся высшим правительственным  органом республики. Он должен был  состоять из 24 членов, избираемых Национальным собранием из кандидатов, выдвинутых списками от первичных и департаментских  собраний. На Исполнительный совет  было возложено “руководство общим  управлением и наблюдением за ним” (ст. 65). Совет нес ответственность  перед Национальным собранием “в случае неисполнения законов и декретов, а также в случае недонесения  о злоупотреблениях” (ст. 72).

Но предусмотренная якобинской Конституцией система государственных  органов на практике не была создана. В связи с трудными внутренними  и международными условиями Конвент  был вынужден отсрочить вступление конституции в силу. Будучи убежденными, фанатичными и бескомпромиссными  революционерами, якобинцы полагали, что  окончательное подавление контрреволюции и упрочение республики в сложившейся  обстановке могут быть осуществлены лишь в результате энергичных действий правительства, путем установления режима революционной диктатуры.

Организация революционной  власти.  Основы организации революционного правительства были определены Конвентом  в ряде декретов, в частности в  Учредительном законе от 4 декабря 1793 г. “О революционном порядке управления”. В этом декрете предусматривалось, что “единственным центром управления”  в республике является  Национальный конвент.  За ним признавалось исключительное право на принятие и толкование декретов. Такое закрепление руководящей роли Конвента в системе органов революционной диктатуры было обусловлено самим ходом политической борьбы. После изгнания жирондистов преобладающим влиянием в нем пользовались якобинцы.

Конвент был тесно связан с Парижской коммуной, народными  обществами, т. е. был признанным центром  революционных сил того времени, к тому же постоянно действовавшим  органом, который оперативно реагировал на быстро меняющуюся политическую ситуацию, рассматривал большое количество вопросов и за сравнительно короткий срок принял огромную массу законов (декретов).

Правительственную власть в  системе революционной диктатуры  якобинцев осуществлял  Комитет  общественного спасения.  Он выдвинулся на первое место среди комитетов  Конвента, стал вдохновителем политики революционного террора. Роль этого  комитета особенно возросла с июля 1793 г., когда во главе его вместо Дантона, проявлявшего нерешительность  и склонность к компромиссам, встал  выдвинувшийся на место лидера якобинцев  М. Робеспьер. В состав комитета вошли  и его ближайшие соратники  — Сен-Жюст, Кутон и др.

Согласно декрету Конвента от 10 октября 1793 г., Комитету общественного  спасения должны были подчиняться временный  исполнительный совет, министры, генералы. Ему же вменялось в обязанность  сначала ежедневно, а с декабря 1793 г. ежемесячно представлять отчеты о своей работе в Национальный конвент.

Для связи Конвента и правительственных  учреждений с местами в департаменты и в армию посылались комиссары  из числа депутатов Конвента, которые  наделялись широкими полномочиями. Они  осуществляли контроль за применением декретов революционного правительства и в случае необходимости могли отстранять должностных лиц в департаментах и генералов в армии. Сложная политическая ситуация (контрреволюционные мятежи, измены в армии) вынуждала комиссаров Конвента орать на себя иногда и непосредственные административные и организационные функции — издавать обязательные распоряжения, командовать воинскими частями и т. д.

К задачам революционной  диктатуры было приспособлено управление на местах. Законом 4 декабря 1794 г. из ведения  администрации департаментов были изъяты важнейшие вопросы, “относящиеся к революционным законам и  мерам управления и общественного  спасения”. По этим вопросам дистрикты  и муниципалитеты сносились непосредственно  с революционным правительством. Наибольшую активность в местном  управлении проявляли  муниципалитеты,  из которых были изгнаны жирондисты. В работе коммун и их секций, в  генеральных советах широкое  участие принимали низы городского и сельского населения.

Еще по декрету 21 марта 1793 г. для надзора за враждебными республике иностранцами в каждой коммуне и  ее секции избирались наблюдательные и иные специальные комитеты. При  якобинцах функции этих комитетов  значительно расширились, они получили название  революционных комитетов.  Эти комитеты, состоявшие из наиболее активных и фанатично преданных  революции граждан, были созданы  по всей стране. Они превратились в  инструмент революционного террора  и в главную опору Комитета общественного спасения на местах. Они не только последовательно проводили  в своих округах политику центра, но в свою очередь сами оказывали  давление на Конвент, вынуждая его в  ряде случаев выполнять требования опьяненных революцией масс.

Важное место в системе  революционной диктатуры занимали различные народные общества и клубы, прежде всего Якобинский клуб в Париже, выполнявший роль своеобразного  политического штаба революции, и многочисленные его отделения  по всей стране (свыше 40 тыс.).

Одной из существенных особенностей якобинской диктатуры было создание специальных органов, предназначенных  для борьбы с внешними врагами и внутренней контрреволюцией. В своей деятельности, направленной на защиту республики и завоеваний революции, они использовали методы революционного террора.

В организации разгрома войск  феодально-монархической коалиции, вторгшихся в республиканскую Францию, решающую роль сыграла преобразованная  якобинцами армия. В августе 1793 г. Конвент  издал декрет о всеобщем ополчении, согласно которому осуществлялся переход  от добровольческого принципа к обязательному  набору, т. е. созданию массовой народной армии. В ст. 1 декрета говорилось: “С настоящего времени впредь до изгнания врагов с территории Республики все  французы должны находиться в постоянной готовности к службе в армии. Молодые  люди должны отправиться воевать, женатые  будут изготовлять оружие и перевозить продовольствие, женщины будут шить палатки и одежду и служить в госпиталях, дети будут щипать корпию из старого белья, старики будут в общественных местах возбуждать мужество воинов, ненависть к королям и взывать к единству Республики”. Батальоны новобранцев, слитые с кадровыми частями (так называемая амальгама армии), привносили в армейскую среду революционный дух и укрепляли боеспособность воинских подразделений. На командные посты, в том числе и генеральские, выдвигались молодые, способные и волевые люди, многие из которых были выходцами из народа. Революционная армия не только очистила к началу 1794 г. территорию Франции от войск коалиции, но и принимала участие в подавлении контрреволюционных мятежей в Лионе, Вандее и других городах.

Важную роль в организации  борьбы с контрреволюцией сыграл  Комитет общественной безопасности.  На него законом 4 декабря 1793 г. был возложен “особый надзор” за всем тем, что  касалось “личности и полиции”. Он не был подчинен Комитету общественного  спасения и должен был  ежемесячно представлять свои отчеты непосредственно в Конвент. Наделенный правом расследования контрреволюционной деятельности, ареста и предания суду врагов республики, этот комитет, нередко злоупотреблявший своей властью, стал одним из важнейших карательных органов в системе якобинской диктатуры. Особую роль в проведении карательной политики в дистриктах и коммунах играли упомянутые выше революционные комитеты. Их функции были существенно расширены законом 17 сентября 1973 г. о подозрительных. Эти комитеты имели непосредственную связь с Комитетом общественной безопасности, пересылали ему списки арестованных и изъятые у них документы. Круг лиц, считавшихся подозрительными и подлежащих аресту, был весьма широким и неопределенным. Это лица, которые своим поведением, связями, речами, сочинениями “проявляют себя сторонниками тирании, федерализма и врагами свободы”, члены дворянских семей, которые “не проявляли постоянно своей преданности революции”, лица, которым было отказано в выдаче “свидетельств о благонадежности”, и т. д. Революционные комитеты, тесно связанные с народными обществами, местными отделениями Якобинского клуба, нередко проявляли политическую нетерпимость. Они развернули энергичную деятельность по выявлению и разоблачению контрреволюционеров, не очень беспокоясь о том, что во многих случаях они преследовали и “обезвреживали” ни в чем не повинных людей.

В системе органов якобинской диктатуры чрезвычайно активную роль играл также  Революционный  трибунал.  Он был создан по требованию якобинцев еще жирондистским  Конвентом, но превратился в постоянно  действующее орудие революционного террора лишь после его реорганизации 5 сентября 1793 г.

Судьи, присяжные заседатели, общественные обвинители и их помощники  назначались Конвентом. Вся процедура  в Революционном трибунале характеризовалась  упрощенностью и быстротой, что  позволяло ему вести целенаправленную, но в то же время и жестокую борьбу с политическими противниками революционного правительства — роялистами, жирондистами, агентами иностранных держав. До 10 июня 1794 г. по приговору Революционного трибунала было казнено 2607  человек. Военные победы революционной армии и упрочение республики с неизбежностью противников режима и против “новых богачей”, но он повлек за собой и рост казней невинных и оклеветанных людей (за 43 дней было казнено  1350 человек).

К лету 1794 г., когда в результате побед революционной армии исчезла военная опасность и новый республиканский строй стал политической реальностью, внутренние противоречия, присущие якобинскому режиму, стали более острыми и неразрешимыми.

Новую денежную аристократию раздражали введенные якобинцами ограничения  предпринимательства. Она не желала более мириться с террором, с ограничениями  элементарных демократических прав, с фактическим разрушением созданного революцией конституционного механизма.

Сложившееся в ходе революции  многомиллионное мелкособственническое  крестьянство утратило свой революционно-демократический  настрой, отвернулось от якобинцев. Как отмечалось выше, вожди якобинцев  оттолкнули от себя в конечном счете и низы городского и сельского населения.

В условиях, когда правящий блок быстро разваливался, в Конвенте созрел заговор группы монтаньяров, выступивших, в том числе с  целью самосохранения, против беспредела и вакханалии якобинского террора (Тальен, Баррас и др.). Поскольку вожди якобинцев исчерпали резервы своей революционной активности, а потому не могли вновь опереться на народные массы, их правление все более приобретало черты политического самоубийства. Планы заговорщиков, к которым примкнул ряд членов обоих правительственных комитетов, сравнительно легко осуществились 27 июля 1794 г. (9 термидора — по республиканскому календарю).