Владимиро-Суздальское княжество

1. Политические  преобразования

 

 

Основной принцип симфонии власти царской и духовной власти Православной

Церкви, ярко изложен в VI новелле Юстиниана. В ней говорится  следующее:

“Божественное человеколюбие  дало людям, кроме иных, два высших дара —

священство и царскую  власть. Первое служит божественному, второе же блюдет

человеческое благоустройство; оба происходя из божественного  источника и

украшают человеческое житие, ибо ничто так не возвышает  царской власти, как

почитание священства. Об них  обоих все всегда Богу молятся. Если между ними

будет во всем согласие, то это  послужит во благо человеческой жизни”.

Так же понималась симфония властей и в Московской Руси. Петр Великий

решительно порывает с  национальными традициями русского самодержавия и

превращается в типичного  представителя западного абсолютизма. Петр Первый с

полным правом мог бы повторить  слова Людовика-Солнца: “Государство — это я”.

Как и Сталин, Петр считал, что он может поступать всегда, как он считает

нужным.

Петр I выводит идею своей  власти не из религиозных начал, не из православия,

а из европейских политических идей. Это сказывается даже в его  внешнем виде.

Он сбрасывает парчовые одежды Московских царей и появляется всегда или в

европейском камзоле, или в военном мундире.

“Строй Московского государства  был воплощением христианского  идеала в его именно

русском понимании христианства. В характере русского народа не было стремления

к отвлеченному знанию предметов  веры, он просто искал знания того, как  надо

жить. Народ стремится  понять христианство, как нравственную животворную силу, а

христианскую жизнь, как  жизнедеятельность человеческого  духа, нравственно

возрожденного христианством. Иллюстрацией тому является та центральная власть,

в которой отражается как в фокусе народное религиозное мировоззрение; это

царская власть. Наряду с  подвигом власти, царь несет подвиг христианской

церковной жизни, направленной к непрерывному самоограничению  и самоотречению”

Свою идею безграничности власти царя — идею совсем чуждую самодержавию, Петр

заимствовал у английского  философа Гоббса, одного из видных представителей

так называемой школы естественного  права. Влияние идей Гоббса на Петра  мы

можем проследить во многих случаях. В “Правде воли монаршей”, сочиненной

Феофаном Прокоповичем по воле Петра, теоретические основы монархии выводятся

из взглядов Гоббса и Гуто Гроция и теории о договорном происхождении

государства. Царь, — по мнению Ф. Прокоповича, — имеет право  пользоваться

всей силой власти, как  ему угодно, так как он пользуется ею во имя общих

интересов.

“Понимание власти русского царя в таком неограниченном смысле было чуждо

Московскому периоду, ибо  самодержавие царя считало себя ограниченным, и

безграничным почиталось условно в пределах той ограниченности, которая вытекает

из ясно сознанных начал  веры и Церкви. В основе самой  царской власти лежит не

договор, а вера; православный царь неотделим от православного  народа и есть

выразитель его духа”

Петр I, как, и Гоббс, как  и все другие философы их школы, ищет основы царской

власти уже не в вере, не в религиозном предании, а в  народной воле,

передавшей власть его предкам. Такое совершенно ложное понимание идейных

основ самодержавия и послужило  началом той сокрушительной революции, которую

Петр I провел во всех областях жизни.

Как совершенно правильно  указывает М. Зызыкин, — “обосновав неограниченность

своей власти по Гоббсовской теории в “Правде воли монаршей” и устранив рамки,

поставленные этой власти Церковью, он изменил основу власти, поставив ее на

человеческую основу договора и тем подверг ее всем тем колебаниям, которым

может подвергаться всякое человеческое установление; согласно Гоббсу, он

произвольно присвоил церковную  власть себе; через расцерковление же института

царской власти, последняя  теряла свою незыблемость, неприкосновенность

свойственную церковно установлению.

...В “Правде воли монаршей”  подводил под царскую власть  в стиле английского

философа Гоббса совершенно иное основание — передачу всей власти народом, а

идея царя — священного чина совершенно стушевывалась, хотя и  оставалась в

обрядах при короновании; царь не связан уже обязательными идеалами Церкви,

как то было в теории симфонии, а сам их дает; сегодня один царь может

руководствоваться идеями утилитарной  философии, завтра — другой идеями

вольтерианства, потом третий идеями мистического общехристианства в стиле XIX

века, и может в зависимости  от духа времени и моды определять и свое

отношение к Церкви”.Ключевский так оценивает внешнюю политику Петра: “Петр следовал указаниям своих предшественников, однако, не только не расширил, но еще сузил их программу внешней политики.

Внешняя политика Петра была нисколько не лучше внутренней: она  была такая же

непоследовательная и  нелепая, как и внутренняя.

“У Петра зародился  спорт, — пишет Ключевский, —  охота вмешиваться в дела

Германии. Разбрасывая своих  племянниц по разным глухим углам  немецкого мира,

Петр втягивается в  придворные дрязги и мелкие династические  интересы огромной

феодальной паутины. Ни с  того, ни с сего Петр впутался в раздор своего

мекленбургского племянника с его дворянством, а оно через братьев своих...

поссорило Петра с его  союзниками, которые начали прямо  оскорблять его.

Германские отношения  перевернули всю внешнюю политику Петра, сделали его

друзей врагами, не сделав врагов друзьями, и он опять начал  бросаться из

стороны в сторону, едва не был запутан в замысел свержения  ганноверского

курфюрста с английского  престола и восстановления Стюартов. Когда эта

фантастическая затея  вскрылась, Петр поехал во Францию предлагать свою дочь

Елизавету в невесты малолетнему  королю Людовику XV...

Так главная задача, стоявшая перед Петром после Полтавы решительным  ударом

вынудить мир у Швеции, разменялась на саксонские, мекленбургские и датские

пустяки, продлившие томительную  девятилетнюю войну еще на 12 лет. Кончилось

это тем, что Петру... пришлось согласиться на мир с Карлом XII...”  “Петр

обязался помогать Карлу XII вернуть ему шведские владения в Германии, отнятию

которых он сам больше всех содействовал и согнать с польского престола своего

друга Августа, которого он так долго и платонически поддерживал”.

Управлять Россией Петру  было некогда, он большую часть своего времени то

метался из одного конца  страны в другой, то путешествовал  по Европе. Для того

чтобы править по-настоящему Россией, у него просто не хватало  времени.

“Когда бросишь взгляд только на стол его корреспонденции  с Екатериной, —

пишет Валишевский, — всего 223 письма, опубликованные министерством

иностранных дел в 1861 году, где видишь их помеченными и Лембергом в Галиции,

Мариенвердером в Пруссии, Царицыном на Волге, на юге империи, Вологдой на

севере, Берлином, Парижем, Копенгагеном, — то прямо голова кружится.

...И таким образом всегда, от начала года до конца,  с одного конца жизни до

другого. Он всегда спешил. В  карете он ехал галопом; пешком он не ходил, а

бегал”.

“Во все, что Петр делал, он вносил, — по словам Валишевского, — слишком много

стремительности, слишком  много личной грубости, и в особенности, слишком много

пристрастия. Он бил направо  и налево. И поэтому, исправляя, все  он портил...”

2. Социально-экономические  преобразования.

Воображаемый парадиз  Петру был дороже живых людей. Царь-революционер ничем в

этом отношении не отличался от своих почитателей большевиков. Восхваляют

Петра большевики, конечно, не зря. Смысл этих восхвалений таков. Смотрите

какие зверства проделывал над Русью Петр, когда он захотел  завести

европейские порядки. И все  историки за это называют его раболепно  великим.

Почему же нас осуждают за жестокость. Мы ведь тоже делаем жестокости во имя

блага будущих поколений. Разница только в том, что Петр строил европейский

парадиз, а мы для вас, дураков, строим парадиз социалистический на основе

европейских же идей.

Трудовой режим на Петровских фабриках и заводах мало чем отличался  от режима

большевистских концлагерей. Работные люди надрывались над работой  от зари до

зари, иногда по восемнадцать часов в сутки. В рудниках работали по пояс в

воде, жили впроголодь. Люди гибли сотнями от недоедания, от непосильной

работы, от заразных болезней. Тех, кто протестовал против этого  каторжного

режима, ждало каленое  железо, батоги, кандалы. Для того, чтобы превратить

ненавистную ему Московию в “европейский парадиз”, Петр не жалел  людей.

Кормили впроголодь. Один из иностранцев — современников  Петра писал, что

содержание русского рабочего “почти не превышало того, во что  обходится

содержание арестанта”. Интересно, что бы запели почитатели Петра, если бы им

пришлось побыть в шкуре  строителей немецко-голландского парадиза, возводимого

Петром.

В оценке преобразовательной деятельности в области экономики  Ключевский, как

и во всех своих оценках  Петра опять противоречит себе. То он заявляет, что

“Петр был крайне бережливый хозяин, зорким глазом вникавший в  каждую мелочь”,

то заявляет, что Петр был “правителем, который раз  что задумает, не пожалеет

ни денег, ни жизни”, то есть вторая оценка начисто опровергает  первую. Верна

вторая оценка. Петр был  “бережливым хозяином” большевистского  типа, который

раз что задумают, то “не  пожалеет ни денег, ни жизней”. Только почему-то

большевиков за подобный тип  хозяйствования зачисляют в губителей  народного

хозяйства, а Петра I в  гении.

Петр же принёс вред русской  экономике не меньший, чем большевики нынче.

Именно благодаря его  варварской расточительности народных сил Россия в

течение 200 лет не могла  догнать Европу. П. Милюков совершенно верно считает

Петра великим растратчиком народных сил и народного благосостояния. Только

Ленин и Сталин перещеголяли в этом отношении Петра. Вековые  дубовые леса в

Воронежской губернии были вырублены во имя постройки каких-то двух десятков

кораблей. Миллионы бревен валялись еще десятки лет спустя, свидетельствуя о

хищнической бессистемной вырубке  лесов. Целая лесная область была превращена

в степь, и в результате верховья Дона перестали быть судоходными. 35 же

построенных кораблей сгнило в водах Дона.

С такой же безумной расточительностью  материальных ресурсов строился позже

порт в Ревеле. Как сообщает Ключевский “ценное дубье для Балтийского флота —

иное бревно ценилось в  тогдашних рублей в сто, целыми горами валялось по

берегам и островам Ладожского озера, потому что Петр блуждал в  это время по

Германии, Дании, Франции, устрояя Мекленбургские дела”.

Переведя бессмысленно дубовые  и сосновые леса, Петр как всегда бросился в

крайность и издал драконовские законы против “губителей леса”. На окраинах

лесов были поставлены виселицы, на которых вешали крестьян, срубивших  не то

дерево, которое разрешалось  рубить. В этом весь Петр. Сам он может

бессмысленно уничтожать сотни тысяч людей и миллионы деревьев, другие же за

порубку дерева платят жизнью.

Вспомним с какой безумной затратой средств и человеческих жизней строился

излюбленная нелепая затея  Петра — “Северный парадиз” — Петербург:

“Петербург, — сообщает П. Милюков, — раньше строили на Петербургской  стороне,

но вдруг выходит решение  перенести торговлю и главное  поселение в Кронштадт.

Снова там по приказу царя, каждая провинция строит огромный корпус, в котором

никто жить не будет и  который развалится от времени. В  то же время настоящий

город строится между Адмиралтейством  и Летним садом, где берег выше и

наводнения не так опасны. Петр снова недоволен. У него новая  затея. Петербург

должен походить на Амстердам: улицы надо заменить каналами. Для  этого

приказано перенести город  на самое низкое место — на Васильевский остров”.

Во время наводнений Васильевский остров заливало. Тогда стали возводить

плотины по образцу голландских. Но плотины, защищающие от наводнений, были не

под силу тогдашней русской  технике. Тогда стали продолжать застраивать

Васильевский остров несмотря на то, что он затапливался водой при каждом

наводнении. Что это не яркий пример патологической страсти к голландщине?

Большинство начатых грандиозных  строительств Петр обычно не доводил  до конца.

Постройка порта в Ревеле после того, как уже была затрачена масса материалов

и труда, была потом приостановлена. Незакончено было строительство  каналов,

на строительство которых согнано было кольем и дубьем тысячи крестьян со всех

концов страны. Почему кончали строить было так же непонятно, как было

непонятно, для чего начинали пороть такую горячку в начале строительства.

Эпоха Петра, как и время  Ленина и Сталина, была эпохой бесконечных нелепых

экспериментов во всех областях жизни. Петр, как и большевики, снял колокола с

большинства церквей. В результате одна пушка приходилась на каждые десять

солдат. Спрашивается, зачем  было переливать колокола в ненужные пушки? На