Языческие традиции в христианской Руси

Языческие традиции в христианской Руси. 
 

В конце X века произошло одно из наиболее значимых событий в истории России - приобщение к христианству. Древняя Русь восприняла новую веру далеко неоднозначно: слишком глубокими были укоренившиеся веками языческие традиции, которые оказали огромное влияние на культуру народов, населявших древнерусское государство.  

Знакомство  восточных славян с христианским вероучением началось, судя по всему, задолго до официального крещения Руси Владимиром Святославичем. История распорядилась так, что восточная ветвь славянства крестилась позднее других. Постоянные контакты с западными и южными соседями (прежде всего с Болгарией и Византией) не могли не затронуть и самую сокровенную сферу жизни общества - духовную. Одним из следствий этого, видимо, стало приобщение к письменной культуре. Уже первые из дошедших до нас свидетельств о знакомстве славян с письменностью достаточно красноречивы.

Косвенным подтверждением знакомства восточных славян с письменностью  еще на заре государственности являются и договоры Руси с греками 907, 911 и 944 гг., включенные в состав «Повести временных лет». Независимо от того, на каком языке (греческом или  славянском), а также какой азбукой (глаголицей или кириллицей) были написаны русские противни этих договоров, они несомненно подтверждают знакомство с письменной культурой (хотя бы для «верхов» общества).

Таким образом, приобщение восточных славян к письменной (книжной) культуре, видимо, началось до официального принятия христианства на Руси, хотя и было связано с христианством.

То, что первые христиане появились в Киевской Руси задолго до 988 г., ни у кого не вызывает сомнения. Крещение княгини  Ольги, традиционно (хотя и весьма условно) датирующееся 955 г., стало первым шагом  к превращению христианства восточного толка в государственную религию. Шаг этот выглядит вполне закономерным и в определенном смысле неизбежным. Меры, принятые Ольгой после трагической гибели Игоря (установление фиксированных уроков и погостов, наряду с монополизацией права применения силы в случае их нарушения) стали важным этапом в формировании Древнерусского государства в собственном смысле этого слова. Тем самым в Киевской Руси устанавливается социально-экономическая и политическая система, которая на протяжении 30 лет (до 977 г.) не нарушается никакими внутриполитическими потрясениями. В истории формирования средневековых государств такая ситуация означает сложение внутренних условий для официального (государственного) признания монотеистической религии.

Действительно, не прошло и пяти десятков лет, как  Русь приняла христианство. Не будем  останавливаться здесь подробно на причинах, заставивших Владимира  Святославича избрать в качестве государственного вероисповедания именно христианство восточного толка (впрочем, формально тогда еще не отделившегося от христианства западного). Обычно в связи с этим упоминаются политические, экономические, культурные основания (возможности киевским и прочим князьям контактировать с государствами Центральной и Западной Европы «на равных», т.е. заключать взаимовыгодные политические, экономические и матримониальные договоры, оставаясь при этом в значительной степени независимыми от духовных правителей; близость восточнославянским традициям, как обусловленным «генетически» - славянским и, шире, индоевропейским происхождением, так и успевшим сложиться за столетия культурного взаимодействия с ближайшими соседями, и т.п.) В данном случае для нас принципиально важны последствия этого выбора, предопределившего практически всю дальнейшую историю нашей страны Рапов О.М., Русская церковь в IX - первой трети XII в. Принятие христианства.

Первым самым  очевидным из них было приобщение населения Восточной Европы к  сокровищам средиземноморской цивилизации, их освоение. Речь, конечно же, идет о книгах.

Скорее всего это знакомство началось с богослужебных книг, которые должны были получить широкое распространение уже в начальные годы официального существования христианской конфессии на Руси. Без них богослужение было невозможно. И если первыми епископами на Руси были греки (а не исключено, и болгары), то низшие чины в церковной иерархии (в том числе диаконы и чтецы), несомненно, формировались из новообращенных местных жителей. Следовательно, одной из первоочередных задач, стоявших перед киевскими митрополитами в конце Х - начале XI в., была подготовка грамотных местных «кадров», без чего не имело смысла говорить о какой бы то ни было христианизации Руси.

Дело отца было продолжено Ярославом Владимировичем.

Появляется  еще одна тема, чрезвычайно важная для нас: переводческая культура Древней Руси. Первые книги попадали на Русь, скорее всего из Болгарии. Однако чужие переводы вряд ли могли полностью удовлетворить все возраставшие потребности новой христианской страны. По примерным подсчетам, только непосредственно для церковных нужд Руси в XI-XII вв. требовалось не менее 90 000 богослужебных книг почти трех десятков наименований. Надо думать, это в первую очередь и заставило Ярослава организовать собственный переводческий центр (и возможно не один). Необходимые «технические» условия для такой работы могли сложиться уже в первые десятилетия после крещения. 

Двоеверие 

Принятие христианства и приобщение Древней Руси к западноевропейской книжной культуре не могло не породить проблемы взаимодействия языческой  традиции и новых культурных приобретений. Принято считать, что это взаимодействие проявилось в специфической форме  двоеверия, якобы принципиально  отличавшего древнерусскую (а затем  и собственно русскую) культуру от культур  прочих народов. Попытаемся разобраться, так ли это. Прежде всего, следует  обратить внимание на то, что сам  термин «двоеверие» практически  не определен Карпов А.В., «Язычество, христианство, двоеверие: религиозная  жизнь Древней Руси в IX - XI веках», стр. 30. Разные авторы используют его  в самых различных значениях. Обычно под ним имеется в виду «оязычивание» христианства. Под влиянием мощных языческих пережитков христианство на Руси якобы получило специфическую окраску, резко отличающую его от всех прочих течений христианства. На интуитивном уровне восприятия такая точка зрения представляется вполне оправданной. Действительно, русское христианство отличалось от близких ему по происхождению конфессий. Однако с не меньшим успехом то же самое можно сказать и обо всех прочих течениях христианства. Вопрос в том, явилось ли именно восточнославянское язычество единственным (или основным) определяющим фактором в формировании самобытности русского христианства? Поскольку сам термин «язычество» (фактически - нехристианство) не вполне определен, такой подход допускает произвольное расширение явлений «двоеверия». Другим моментом, затрудняющим изучение процессов взаимодействия различных традиций в рамках древнерусской культуры, является попытка жестко связать «народную» культуру элиты - с христианством, а также стремление противопоставить их друг другу. Под влиянием ленинского учения «о двух культурах в каждой национальной культуре», в советской историографии подобной поляризации был придан политический характер. Между тем, даже вполне официально настроенные историки считали, что княжеско-дружинная культура средневековой Руси включала в себя и народную культуру: во-первых, творцами всей материальной стороны феодального быта были мастера из народа, а, во-вторых, народная струя проявлялась в сказках, былинах, народных празднествах, входивших неотъемлемой частью в культуру дворцов и усадеб.

Так же прежде отмечалось, что христианство довольно рано пустило глубокие корни в  лоне культуры «низов». Одним из следствий  подобного подхода стала усиленная  разработка языческой тематики в  изучении истории культуры Древней  Руси: ясно, что если большинство  жителей Древнерусского государства  по своим убеждениям не были христианами, то они не могли быть никем иным как язычниками. При этом они, однако, продолжали «числиться» христианами. Следовательно, они были двоеверными: христианами - «по форме» и язычниками - по существу. Поскольку письменные источники давали для обоснования  подобной точки зрения слишком мало материала (к тому же по большей части  чрезвычайно смутного и отрывочного), пришлось искать следы двоеверия  в этнографических, фольклорных  и археологических источниках.

Как правило, основания  для изучения «двоеверия» дают аналогии, обнаруживаемые в ранних - явно дохристианских материалах и в текстах (в широком  смысле этого слова), относящихся  к христианскому времени. К сожалению, подобные сопоставления далеко не всегда могут рассматриваться в качестве надежного фундамента теоретических  реконструкций. Причин тому несколько.

Первая из них - слишком «молодой» возраст источников, из которых черпается необходимая  историку информация. Вторая причина, в какой-то степени производная  из первой - отсутствие надежных критериев  для вычленения в этих источниках собственно языческого субстрата.

К сожалению, проверка с опорой на письменные свидетельства  не всегда возможна, - средневековые  источники редко склонны снабжать нас материалами, освещающими нюансы тогдашних воззрений на археологически отмечаемые детали погребального обряда.

Привлечение более  широкого круга источников, с которыми проводится сопоставление, в частности  выход за рамки исключительно  восточнославянского материала, позволяет  сделать выводы: «Присутствие в погребениях XIV-XV вв. и позднее ритуальных сосудов  находит вполне христианское объяснение в обряде последнего помазания елеем (рудиментарно здесь только само стремление поместить остающийся сосуд в  могилу, а не оставить его на земле). Пепел и зола, осыпающие покойного в глазах верующих символизируют не стихию огня, но прах, в который возвращается бренная оболочка человека, некогда из него же сотворенная... Использование валунов в сочетании с дерновыми ступенями и холмиком и с деревянным крестом апеллировало не к дохристианскому кургану, но к системе образов из последних часов жизни Христа, прежде всего к Голгофе...»

Необходимейшим  этапом в работе с всевозможными  свидетельствами средневекового «двоеверия»  должна быть критика источника, на основе которого делаются выводы о сохранении или проникновении «языческих»  представлений в христианский контекст.

При отсутствии письменных данных, синхронных археологическим  материалам, можно попытаться привлечь типологический или иконографический методы - для демонстрации хотя бы скрытых  формальных корней традиции.

Конечно, каждый обрядовый элемент требует специального исследования и развернутой характеристики, поэтому ограничимся здесь одним, но весьма показательным примером анализа  орнамента и формы раннемосковских  белокаменных надгробий. До сих пор  исследователи высказывались исключительно  в пользу отражения в их орнаментации чрезвычайно древней, дохристианской языческой символики... Ученые при  этом опирались прежде всего на сходство резных орнаментов и композиций надгробий с приемами украшения деревянной утвари (прялок, вальков, посуды и пр.) в России XVII-XIX вв.

Другими словами, непременным условием доказательства не только «похожести», но и семантического совпадения в каких-то элементах  обряда является наличие непрерывного ряда источников, позволяющих непосредственно  проследить эту преемственности. Все  прочие аналогии могут послужить  лишь основанием для догадки, нуждающейся  в солидном обосновании.

В средние века, «вторую пору великого мифического  творчества», были созданы христианские мифы, в которых вследствие единства психического процесса могли самостоятельно воспроизвестись образы и приемы языческого суеверия. Христианские заговоры часто столь похожи на древние  языческие заклятия не потому, что  повторяют их в новой форме, а  вследствие самостоятельного воспроизведения  мифического процесса на христианской почве. Стремление приверженцев существования  двоеверия любой христианский образ  непременно подвести под языческий  миф потеряет свою силу, если будут  учтены жизненные процессы народного. Мифологи упускают из виду ту «пластическую  силу», которая творит в сказке, песне, легенде, не столько развивая их внутреннее содержание (что собственно и принадлежит  мифологической экзегезе), сколько  их чисто формальную сторону. Очевидно, фольклорные явления нельзя сводить  только к мифологии, многое в них  может и должно быть объяснено.

Языческие образы христианской Руси

Кроме огромного  количества языческих праздников, которые  христианство приняло и канонизировало, в народе, в среде, которой чужды  официальные каноны, осталось много  очевидных черт языческого прошлого.

Прежде всего, это сохранившаяся в атрофированной форме и сегодня вера в представителей так называемой «нечистой силы». В народном сознании глубоко укоренилось  верование, что сонмы злых духов  неисчислимы. Очень мало на свете  таких заповедных святых мест, в  которые они не дерзали бы проникать.

Современные исследователи  обрядности и культуры русского народа однозначно отмечают, что вся нечистая сила, как говорилось ранее, есть старые языческие боги или полубоги, не выветрившиеся из сознания народа. Христианский Бог ревнив и не терпит конкурентов; конкуренты свергнуты  и им одна дорога - стать слугами  главного противника Бога - сатаны. Кстати, это прекрасно соответствует  библейским мотивам о возгордившихся ангелах. Справедливости ради следует  отметить, что по данной схеме местные  боги превращались с приходом христианства в его врагов не только на Руси.