Древнерусская литература

С другой стороны, летописец не мог просто продолжать летопись своего предшественника. Во-первых, не мог потому, что каждый летописец, как правило, проводил какую-либо свою политическую тенденцию и в соответствии с ней перерабатывал текст своего предшественника, не только опуская малозначительные или не устраивавшие его в политическом отношении материалы, но и дополняя его извлечениями из различных источников, создавая, таким образом, свой, отличный от предшествовавших вариант летописного повествования. Во-вторых, чтобы труд его не приобрел непомерный объем от соединения многих обширных источников, летописец должен был чем-то жертвовать, выпуская сообщения, которые ему казались менее значительными.

Первая летопись « Повесть временных лет».

«Повесть временных лет», как и большинство летописей, - свод, произведение, основанное на предшествующих летописных сочинениях, включившее в свой состав фрагменты из различных источников, литературных, публицистических, фольклорных и т. д. «Повесть временных лет», как памятник историографии, пронизана единой патриотической идеей: летописцы стремятся представить свой народ как равный среди других христианских народов, с гордостью вспоминают о славном прошлом своей страны - о доблести князей-язычников, благочестии и мудрости князей-христиан. Летописцы говорят от лица всей Руси, поднимаясь над мелочными феодальными спорами, решительно осуждая распри и «которы», с болью и тревогой описывая бедствия, приносимые набегами кочевников. Словом, «Повесть временных лет» - это не просто описание первых веков существования Руси, это рассказ о великих началах: начале русской государственности, начале русской культуры, о началах, которые, по убеждению летописцев, сулят в грядущем могущество и славу их родине.

Но «Повесть временных лет» не только памятник историографии, она и выдающийся памятник литературы. Композиционное своеобразие "Повести временных лет" проявляется в соединении множества жанров в этом произведении. В летописном тексте можно различить как бы два типа повествования, существеннейшим образом отличающихся друг от друга. Один тип - это погодные записи, то есть краткие информации о происшедших событиях. Так, статью 1020 г. составляет одно сообщение: «Родися у Ярослава сын, и нарече имя ему Володимер». Это фиксация исторического факта, не более того. Иногда в летописную статью входит ряд таких фиксаций, перечень различных фактов, иногда даже достаточно подробно сообщается о сложном по своей структуре событии: например, сообщается, кто принимал участие в какой-либо военной акции, где собрались войска, куда они двинулись, чем закончилась та или иная битва, какими посланиями обменялись князья-враги или князья-союзники. Особенно много таких подробных (порой многостраничных) погодных записей в Киевской летописи XII в. Но дело не в краткости или подробности повествования, а в самом его принципе: информирует ли летописец о происшедших событиях и ли рассказывает о них, создавая сюжетное повествование. Для «Повести временных лет» характерно наличие именно таких сюжетных рассказов.

«Повести временных лет» сложна по своему составу и разнообразию ее компонентов как по происхождению, так и по жанровой принадлежности. В «Повесть», помимо кратких погодных записей, вошли и тексты документов, и пересказы фольклорных преданий, и сюжетные рассказы, и выдержки из памятников переводной литературы. Мы встретим в ней и богословский трактат - «речь философа», и житийный по своему характеру рассказ о Борисе и Глебе, и патериковые легенды о Киево-Печерских монахах, и церковное похвальное слово Феодосию Печерскому, и непринужденную историю о новгородце, отправившемся погадать к кудеснику.

Природа летописного жанра весьма сложна; летопись относится к числу «объединяющих жанров», подчиняющих себе жанры своих компонентов - исторической повести, жития, поучения, похвального слова и т. д. И тем не менее летопись остается цельным произведением, которое может быть исследовано и как памятник одного жанра, как памятник литературы.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Глава 5. Упоминание Мурома и Муромских святых в древнерусских летописях

 

Упоминание Мурома и Муромских святых в Древнерусских летописях.

Илья Муромец: бог или герой? Прервем наш хронотоп, чтобы поведать о самом ярком эпическом герое русской истории, об Илье из Мурома, из села Карачарова, которое и поныне есть, вошло в черту Мурома, и жаль, что мне не удалось потоптать ту почву, по которой ступала нога богатыря. Все знают, что 33 года этот человек провел “на печи”, будучи парализованным. Потом встал, и совершил немало подвигов. Судя по тому, что он упоминается как современник князя Владимира, это было в конце 10 в. Илья Муромец похоронен в Киево-Печерской лавре - так верят тамошние монахи. Я видел его мощи летом 2003 года.

Еще совсем недавно никто и помыслить не мог, что Илья происходит не из Мурома. Но с отделением Украины от России тамошние ученые стали усиленно искать местные корни даже для чужих героев. Они вспомнили, что посол императора Священной Римской империи, будучи 3 дня в Киеве в 1594 году, записал со слов монахов его имя как “Илья Моровлин”. Не иначе Илья был на самом деле из города Моровийск близ Чернигова! То, что русские имена в западных источниках искажены, как правило, до слабой узнаваемости, мало кого волнует. В ста километрах от Моровлина есть и аналог Карачарова - Крачев, или Корачев, тоже черниговский город. И река Смородинная там есть, и деревня Девять Дубов, и сам Дуб старики показывали, в котором было гнездо Соловья… А в самом Киеве появляются новые версии: может, Муромец - от слова “муравить”, “строить стены”, или что прозвище - от того, что он освободил от разбойников Муравский шлях, старую дорогу из Степи на Русь? И хотя Крачев город в ста километрах от Моровлина - это не село на окраине Мурома, как гласит былина, и налицо явная натяжка (к тому же река Смородинная есть и под Муромом, так что ж от добра добра искать?), слово сказано, надо опровергать.

Говоря по правде, на мой непросвещенный взгляд у украинской версии практически нет шансов на достоверность. Местная традиция в Муроме твердо связывает Илью и Муром. Более того, точка концентрации преданий, в том числе до сих пор не записанных, об Илье - именно Муром. Это очень серьезно, когда речь идет об эпическом герое. В антиковедениии именно так, по точке концентрации вариантов мифа, определяется его источник. Муромские этнографы детально проследили деградацию мифа в течение 19-20 вв. Только в Муроме местные жители верят, что герой жил во времена Екатерины великой, да что Екатерины - чуть не вчера (“я была еще девочкой, он ездил, детям печенье раздавал”). Только в Муроме указывают на потомков Ильи, семью Гущиных, которые то ли на самом деле обладали недюжинной силой еще на рубеже 19-20 вв, то ли новейшие мифографы их ею наделили. Древние впадины в камнях (“следы от копыт коня Ильи”), бывшие объектом поклонения у финно-угров, прослежены детально, в полном соответствии с былиной - где какой “скок” коня Ильи, где его копыта на землю опустились, там и эти впадины, или святые источники.

Много путаницы принесло исследование мощей героя в Лавре, сделанное в 1998 году наспех. Конечно, некоторые детали убеждают: человек, лежащий в катакомбах Лавры, и умерший в 40-50 летнем возрасте, страдал от специфического заболевания костей, из-за которого и был большую часть жизни парализован. Его смерть была насильственной, от ранения стрелой в сердце. Странно для монаха, но вполне понятно для богатыря. Скорее всего, он и не успел побыть монахом, и не стал им “в глубокой старости, увенчанный лаврами героя”, как пишут современные церковные историки - с такой раной в области сердца, как у него, долго не проживешь. То, что его захоронили в Лавре, говорит о глубоком почтении к светскому человеку. Но вывод антропологов о том, что жил он в 12 веке, вывод, которому поверили все и сразу, заставил пересмотреть всю датировку жизни героя. Он теперь уже не считается современником князя Владимира. Говорят, что под “Владимиром” понимается Владимир Мономах. Историки спешно правят в своих статьях 10-й век на 12-й. Не слишком ли поспешно?

Но как же, есть ведь данные позднего источника (1638), и опять-таки киево-литовского, по которому Илья жил “за 450 лет до нашего времени”, то есть около 1180 года. Какое “совпадение”!

Не надо торопиться. Был реальный человек, богатырь. Быть может, не один. Был человек, похороненный в Лавре, тоже богатырь. Как попали туда его мощи? Быть может, они были “обретены” после того, как богатырь скончался и был похоронен где-то на стороне? И монахи могли искренно считать, что имеют дело с мощами “того самого” Ильи? Наконец, есть “третий Илья” - по сути, бог. И не факт, что этот “бог” совпадает с первыми двумя персонажами.

Проблемы, в которые уперлись наши историки, давно пройдены и решены классическим антиковедением. Еще в римское время показывали могилу Геракла. Это не мешало Геркалу стать богом, объектом поклонения миллионов людей от Англии до Сирии. Реальная биография человека или людей, которые некогда прославились на ниве героизма, наложилась на предания - раз, и на могилы реальных, но, может быть, совсем не тех людей - два. Историки античности научились четко вычленять из мифа слои - архаический, исторический, бытовой. И именно там, куда указывает самый древний пласт мифа, надо искать родину героя, возможно, что родину историческую. Попробуем с этой точки зрения посмотреть на Илью. Само имя “Илья” соотносится с именем Ильи Пророка, “бога” молний и “среднего небесного мира”, который в сознании ранних христиан вытеснил если не Перуна (признано, что культ Перуна был привнесенным, чуждым), так аналогичного “божества молний”. Только в Муроме старухи, завидя молнию, говорят, что это “Илья Муромец едет”, тогда как во всей прочей России молнии связываются с Ильей Пророком. Тогда как - опять же - только в Муроме, Илья Пророк “на печи промок”, то есть налицо смешение культов общерусского Ильи Пророка и его местной ипостаси, Ильи Муромца.

Его противник - Соловей Разбойник - в последнее время ассоциируется со степным кочевником, хотя для этого нет совершенно никаких оснований. Лингвисты убедительно показали, что слово “разбойник” в старом языке имело значение “человек, живущий не так, как другие, действующий в разнобой со всеми, раскольник, анархист”. Самый глубокий слой в образе Соловья связан с богом “среднего подземного мира”, может быть, с богом Волосом, с которым и положено воевать божеству неба. Второй слой - это отражение объективной реальности ранней русской истории, наполненной шайками людей, не признающих над собой никакой власти. Культурный демиург, будь то Геракл греков или Илья, чистит дороги от таких шаек, делает мир более цивилизованным, приспособленным для социальной жизни.

Проанализируем теперь детали мифа. К 33-летнему калеке (явно поздняя аллюзия, связанная с возрастом Христа) приходят странники, и просят принести им воды. Илья удивлен, он ведь калека, но по настоянию старцев он встает. Так вода лечит его. Вода священна, но не у русских, не у славян. Хотя Киев - в степи, и воды там не так много, как в Муроме, какого-то особого почтения к ней вы в тамошних обычаях не найдете. Воде поклоняются на Востоке, в исламском мире, и в тесно связанном с ним мире финно-угорском. Поклоняются по-разному. На Востоке вода - однозначно жизнь, и даже если из-за смерти близкого твой разум мутит скорбь, вода принесет спасительное забвение. В финно-угорском мире вода - смерть, но, парадоксально, смерть, дарующая спасение и жизнь. Оттуда, из Подземного Океана - корни бытия.

Там начало и конец. Оттуда Илья получает спасение. Конечно, такой способ исцеления Илья мог получить только от финно-угорских волхвов, а отнюдь не от киевских ведунов.

Само название “Карачарово” отводит нас на Восток. Кара - это “черный”, “чыр”, “чыршы” - “ель”, то есть Черная Ель, вполне понятная этимология из старотюркского, если учесть, что до подчинения Киеву эта земля входила в состав Хазарского каганата (другие расшифровки - Черная Гора или Черный город - не кажутся мне исправными). С образом дерева, дуба, связывают деяния Ильи сказители, которые еще помнили этимологию топонима.

Итак, огонь, вода и дерево. Перед нами - миф космического характера, и миф в основе своей не славянский, не южный. Два мира, верхний и нижний, и мировая Ель, или Дуб, который их соединяет. Не случайно и то, что церковь почитает Илью 1 января, в день, когда меняется календарь, и все мировое устройство как бы переворачивается. Илья и есть тот бог-герой древнего угорско-тюркского мифа, который переворачивает бытие.

Не торопитесь отождествлять Илью Муромца с реальным историческим персонажем, не торопитесь переправлять Владимира Крестителя на Владимира Мономаха. Илья исконный гораздо древнее Владимира Крестителя. Илья исторический мог действовать только во времена Владимира Крестителя, когда муромские леса получили связь с Киевом. Греческие герои могли действовать в строго очерченном историческом пространстве, примерно в 8-7 вв до РХ, поскольку именно в те времена мозаика полисов стала складываться в панэллинское единство. Так и наш Илья, ему место на хронологической шкале - рядом с Владимиром Крестителем, и только там. Один дал всем объединяющую религию, другой - проезжую дорогу. Когда в сознании людей древний бог молний стал ассоциироваться с реальным богатырем или богатырями - это второй вопрос. Как именно реальный человек, похороненный в Лавре, стал называться Ильей - это третий вопрос. Но факт, что весь “куст” представлений о богатыре имеет чисто муромские корни, и спорить с этим совершенно бессмысленно.

Распад Киевской Руси: под Черниговом и Рязанью. Время независимости. Киевская Русь стремительно распадалась, и в 1054 году Муром уже подчиняется не Киеву, а Чернигову, его князю Святославу Ярославичу. Уже в новом качестве город испытывает первое в своей истории нападение Волжской Булгарии (1088). До этого отношения Мурома с Булгарией был сугубо торговыми. Но набеги на Булгарию осуществлялись все чаще именно с территории Мурома, и город стал для Булгарии врагом.

Надо полагать, что такое положение дел не устраивало здешнее население. Поэтому уже в 1095 году оно попыталось обрести полную самостоятельность: из Курска в город пришел князь Изяслав Владимирович, и привел своего посадника Олега. “И приняли их муромцы”, говорит летопись, что нельзя рассматривать иначе, как попытку создать самостоятельное княжество. Не случаен и выбор нового князя: Курск, южный город, имел большой опыт общения со “своими погаными”, куманами, который мог пригодиться в контактах с Булгарией. Эта акция вызвала быструю реакцию черниговского князя Олега Святославича, который подошел к Мурому и схватился с Изяславом. Последний был убит, но город легко отделался, поскольку признал власть черниговского князя. Уже в следующем 1097 году съезд князей в Любиче закрепляет Муром за черниговским домом (князем Ярославом), что, по идее, должно было служить гарантией от подобных инцидентов в будущем.