Культура речи современой молодежи

Теневые правители мира

400 лет назад, в 1609 году, началась  политическая карьера простого  монаха-капуцина отца Жозефа, чье  прозвище "серый кардинал" дало  название типу управленцев, предпочитавших  править, оставаясь в тени официальных  властителей. Помимо власти близость к правящим персонам приносила серым кардиналам и существенные доходы. Шотландцу Джону Лоу удалось стать министром финансов и богатейшим человеком Франции. А прусский банкир Блейхредер создал крупнейшие состояния себе и своему покровителю Бисмарку. Однако далеко не всем серым кардиналам удавалось сохранить созданные тяжелым теневым трудом грандиозные накопления.

Первый среди серых

Первый среди серых

Один из ноябрьских дней 1630 года, вошедший в историю как "День одураченных", стал, пожалуй, ключевым моментом в  карьере кардинала Ришелье. До тех  пор, несмотря на все военные и политические успехи кардинала, ему приходилось делить власть не только со слабым и безвольным королем Людовиком XIII, но и с королевой-матерью Марией Медичи. Однако после успешного взятия Ла-Рошели, в осаде которой участвовали, если верить Александру Дюма, его герои — мушкетеры, победитель Ришелье начал игнорировать прежнее распределение ролей в правящем триумвирате. Ришелье стал принимать решения единолично, не учитывая интересы Марии Медичи. Известной мастерством в плетении интриг королеве-матери не оставалось ничего другого, как, используя свое влияние на сына, добиться указа об отстранении Ришелье от власти.

Однако она недооценила своего противника: Ришелье добился от слабохарактерного  короля решения отправить королеву-мать в ссылку. А вслед за тем приступил к очистке французского двора от ее многочисленных приспешников. Никто в Париже, да и во всей Франции, не сомневался, что этот дворцовый переворот оказался успешным и бескровным благодаря Франсуа Ле Клер дю Трамбле, известному французам как монах-капуцин отец Жозеф. Он и его люди пресекали попытки сопротивления, шантажировали недовольных и подкупали колеблющихся.

Однако ролью исполнителя указаний Ришелье отец Жозеф не ограничивался. Два священнослужителя к тому времени были знакомы более 20 лет и за эти годы стали почти неразлучны. Они ежевечерне обсуждали государственные дела, и, чтобы отец Жозеф всегда был под рукой, кардинал отвел скромному капуцину покои в королевском Лувре и своем Кардинальском дворце, а также невысокую на взгляд непосвященных должность своего секретаря по иностранным делам. Но посвященные, осведомленные о реальном влиянии отца Жозефа, несмотря на то что он носил серую рясу простого монаха, называли его кардиналом, точнее, серым кардиналом.

Однако всевластие, пришедшее после "Дня одураченных", не изменило привычного образа жизни отца Жозефа. Он по-прежнему четырежды в год постился, питаясь хлебом и водой. А его комнаты в Лувре и роскошном Кардинальском дворце выделялись аскетичной обстановкой. Как и предписывалось монаху, отец Жозеф не имел почти никакого имущества, не было у него и денег. На его содержание Людовик XIII выделил специальную субсидию, которой хватало только на питание и экипаж.

Добровольная  жизнь в нищете, впрочем, не мешала отцу Жозефу распоряжаться вместе с кардиналом Ришелье поистине колоссальными суммами. До ноября 1630 года финансами во Франции ведал советник короля Мишель де Марийак, у которого с Ришелье существовали разногласия по поводу того, каким именно образом следует пополнять казну Людовика XIII. В планы Марийака входила отмена привилегий для тех французских провинций, которые были освобождены от уплаты части налогов. Однако подобная мера вряд ли бы обрадовала французскую знать и сделала бы ее врагами короля и Ришелье. Так что все тяготы пополнения казны кардинал и его верный отец Жозеф переложили на простолюдинов — ремесленников, мелких торговцев и крестьян.

Крайне  необходимые для ведения Тридцатилетней войны налоговые поступления  были увеличены за счет повышения  Тальи и Габеля — земельного налога и налога на соль. Всего за несколько лет эти подати выросли вдвое. И если к концу правления отца Людовика XIII — Генриха IV обычная подушная подать давала ежегодно около 10 млн ливров, то к концу правления Ришелье незначительно возросшее население выплачивало правительству в 4,5 раза больше. В городах Франции все чаще происходили мятежи, которые, впрочем, быстро подавлялись и не мешали вводить все более высокие налоги. "Один Бог может творить из ничего,— писал Ришелье,— и изъятия, нетерпимые по своей природе, извиняются необходимостью войны".

Расходуя  на военные конфликты с соседними  государствами миллионы ливров, Ришелье  не забывал и о собственном  благополучии, окружая себя поистине королевской роскошью. Известно, к  примеру, что в 1620 году доходы Ришелье не превышали примерно 20 тыс. ливров в год, но к моменту его смерти в 1642 году они выросли до 1 млн ливров. Стоимость имущества, оставленного им после смерти, достигала 20 млн ливров. Основную часть этой суммы составляли роскошный Кардинальский дворец в Париже, а также вилла с великолепными садами в Рейе. У Ришелье сложилось двойственное отношение к деньгам. С одной стороны, он считал очень важным их зарабатывать, заявляя, что без богатства нельзя требовать и уважения. С другой стороны, и к тратам он относился спокойно. "Деньги,— говорил он,— вздор, если мы достигаем наших целей".

Того  же принципа придерживался и отец Жозеф. Он умер, как и подобает монаху, в полной нищете. Однако французы, считавшие  его самым скрытным человеком  на земле, еще долго сомневались в его бескорыстии.

Спаситель Франции

В последующие два века в Европе достигла своего расцвета абсолютная власть королей, а вместе с ней  и власть серых кардиналов. Как  только царственный властитель проявлял слабость характера или оказывал благосклонность какому-нибудь человеку, фаворит начинал прибирать к рукам все больше полномочий и богатств. Время от времени серые кардиналы брали на себя роль спасителей нации. Даже если эта нация была им абсолютно чужой.

Так, например, произошло в начале XVIII века, когда во главе Франции стоял регент малолетнего короля Людовика XV — Филипп II Орлеанский. Катастрофическое состояние бюджета заставило его искать совета у своего давнего знакомого — шотландского финансиста Джона Лоу, хотя тот и имел репутацию авантюриста. Как оказалось, у Лоу был четкий план относительно того, как заработать деньги.

Занявший  свой пост сразу после прихода  к власти Филиппа II французский министр  финансов граф де Ноай писал: "Мы обнаружили, что состояние дел хуже, чем  можно описать". Помимо государственного долга, достигшего почти 3,5 млрд ливров, годовой дефицит французского бюджета держался на уровне 80 млн ливров. Никто даже не думал о том, чтобы одалживать Франции деньги, а система налоговых сборов не приносила достаточного дохода. Ситуация осложнялась тем, что в финансовом министерстве еще не научились вести подробную статистику доходов и расходов, поэтому никто в точности не знал, каких сумм достигал госдолг и из чего он складывался.

В подобной обстановке в 1715 году Джон Лоу предложил регенту и его министрам новаторскую идею о создании государственного банка, который бы позволил не только сконцентрировать все финансовые потоки королевства в руках правительства, но и печатать банкноты, рассматривавшиеся Лоу как лекарство от всех финансовых болезней.

Уже через год правительство Франции  решилось на создание частного банка, чей акционерный капитал достигал 6 млн ливров. Лоу стал его управляющим  директором, получив при этом французское  гражданство. Первое время французы, для которых бумажные деньги были в новинку, побаивались нововведений, а иногда и откровенно смеялись над идеями Лоу. Тем не менее регент верил доводам финансиста о том, что печать банкнот, обеспеченных золотыми запасами страны, сделает движение средств между провинциями простым, а также позволит развивать торговлю и вернет Франции потерянное доверие.

Чтобы побороть сопротивление министров, Джон Лоу обратился к Филиппу II с просьбой "устранить те препятствия, которые некоторые индивиды могут  поставить на пути реализации проекта". И регент с готовностью помог финансисту, уволив с должностей неугодных Лоу чиновников. По мере того как дела банка налаживались и в обращение поступало все больше банкнот, Джон Лоу решился предложить Филиппу II еще одну идею — создание крупной торговой компании с флотом в 60 кораблей и капиталом в размере 22 млн ливров. Он обещал, что расширение торговли позволит Франции увеличить доходы и избавиться от государственного долга.

6 сентября 1717 года королевским указом  была учреждена Компания Запада, которой Франция предоставляла монополию на торговлю с Луизианой, французской территорией в Северной Америке, а также делегировала власть внутри колонии и права на любые найденные там полезные ископаемые — все сроком на 25 лет. Лоу стал директором этой компании и со временем добился включения в нее Компании Восточной Индии и Компании Китая. Его предприятие получило беспрецедентную монополию на торговлю с Америкой, Индией, Африкой и Китаем, а сам Лоу превратился в одного из самых богатых людей Франции, сосредоточив в своих руках сбор почти всех королевских доходов. На церемонии принятия предпринимателя во Французскую академию его приветствовали возгласами: "Да здравствует король и месье Лоу!"

Торговая  компания постоянно пополняла капитал  выпуском новых акций, стоимость которых, в свою очередь, не переставала расти. На момент назначения Лоу министром финансов акции, номинальная стоимость которых составляла 500 ливров, продавались по цене 18 тыс. ливров. Этому способствовал и присущий директору компании талант игрока на бирже.

Тем временем банк Джона Лоу, перешедший под контроль государства, продолжал  печатать необходимые его компании банкноты, что в конечном итоге  привело к сильнейшей инфляции. В 1720 году общая стоимость циркулировавших  во Франции банкнот составила 3 млрд ливров, и цены почти на все товары поднялись до фантастических высот. В результате правительство было вынуждено девальвировать денежные знаки, что вызвало резкое падение доверия к ним со стороны населения: французам казалось, что их попросту хотят обворовать. Это вызвало крушение всей финансовой системы, на которую так надеялись регент и его главный фаворит. Филипп II отвернулся от Джона Лоу, обвинив его в преднамеренном выпуске слишком большого количества банкнот и заставив покинуть королевство.

Фавориты в моде

Урок Лоу ничему и никого не научил. Во время правления ленивого и  апатичного Людовика XV, получившего  власть после смерти регента в 1723 году, вся власть во Франции перешла  в руки его любовниц, наиболее успешной из которых стала маркиза де Помпадур. Она не скрывала своей любви к роскоши и с размахом тратила средства из казны. Учитывая, что только на косметику и наряды у нее ушло около 5 млн ливров, покупка 11 замков по всей Франции и отделка их интерьеров в пышном стиле рококо выглядела вполне естественно. Страсть де Помпадур к дорогостоящим покупкам и увеселениям наносила такой вред и без того ослабленной французской экономике, что смерть маркизы многими была воспринята с облегчением.

Не отставала от западных соседей  и Россия. Карьера Александра Меншикова, превратившегося из слуги Петра I во влиятельнейшего и богатейшего человека страны, сложилась по всем канонам европейского фаворитизма. Царский наперсник владел огромными имениями и почти 100 тыс. душ, но ему не хватало доходов, которые они приносили. Так что светлейший князь, кроме прямых краж казенных средств, прибегал к способам увеличения своего состояния, которые вызывали возмущение даже среди коррумпированной элиты: отнимал земли у помещиков, закрепощал малороссийских казаков, а также брал взятки в неподобающем даже для фаворита размере.

Царь, правда, время от времени пытался  приструнить любимца. Так, в 1719 году Петр I ввел его в состав Верховного суда для преследования злоупотреблений по управлению. В числе обнаруженных судом правонарушителей оказался сам Меншиков, и ему пришлось заплатить крупный штраф — 100 тыс. червонцев. Однако если при жизни Петра I Меншикову сходили с рук его многочисленные "воровства", то после кончины царя карьера Меншикова в течение считанных лет пришла к закату. Он был полностью разорен и оказался в ссылке, что также было типично для западных фаворитов и серых кардиналов.

Любовник короля и королевы

Конечно, чтобы стать фаворитом монарха в Европе XVII-XIX веков, вовсе не обязательно было приносить королевскому двору какую-либо финансовую или политическую выгоду. Самый короткий путь к сердцу монаршей особы открывали красота и умение составить хорошую компанию. Именно эти качества (а может быть, и удачное имя) позволили 16-летнему молодому человеку из Финляндии, входившей тогда в состав Швеции, по имени Адольф Фредрик Мунк стать в 1767 году камер-пажом шведского короля Адольфа Фредрика, а потом и устроиться на службу к его сыну королю Густаву III, с которым Мунка, по слухам, связывали не только дружеские, но и любовные отношения. Густав III обеспечил своему слуге отличную карьеру, сделав его корнетом, затем первым камер-пажом и, наконец, первым шталмейстером — придворным конюшим.

К молодому слуге благосклонно относилась и королева Швеции София Магдалена. Ее замужество всеми признавалось неудачным: интимная жизнь с Густавом III не складывалась, и супруги почти не виделись. Однако недостатка в любовниках королева не испытывала, и Мунк стал одним из них. В 1775 году шведский король неожиданно объявил своим приближенным о желании иметь наследника престола. Но поскольку сам он не решался подойти к Софии Магдалене, ему требовалась помощь в организации свидания, за которой он обратился к Адольфу Мунку.

Запись в дневнике Франциско  ди Миранды, одного из лидеров североамериканского  освободительного движения, приехавшего  в 1787 году в Стокгольм, гласит: "Еще  одной странностью короля Густава III была его неспособность иметь  детей. Он объявил о том, что королева забеременела, но на самом деле в интересном положении находилась его незамужняя сестра, сына которой можно было выдать за наследника престола. После родов, впрочем, оказалось, что сестра произвела на свет мулата, сына одного из чернокожих королевских лакеев. С провалом этого плана Густав III позволил своему пажу по имени Мунк лечь в постель с королевой, сделав вид, что это сам король". По другой версии, Мунк только консультировал Густава III, но каким бы ни было его участие в этом деле, оно еще больше сблизило его с королевской четой и помогло ему стать по-настоящему богатым.