Неоэволюционизм Л. Уайта

Л.Уайт определяет культуру как экстрасоматическую традицию, ведущую  роль в которой играют символы. Символическое  поведение он считал одним из главных  признаков культуры.[1] Уайт видел в символах начало и основу человеческого поведения. Символ можно определить как вещь, ценность или смысл которой придают те, кто ею пользуется. «Вещь», потому что символ может иметь какую угодно физическую форму: он может иметь форму материального объекта, цвета, звука, запаха, движения объекта, вкуса. Значение, или ценность, символа ни в коей мере не порождается и не детерминируется свойствами, присущими его физической форме: цветом, соответствующим трауру, может быть желтый, зеленый или любой другой; пурпур не обязательно должен быть цветом королевской власти; у китайских правителей из Маньчжурской династии им был желтый. Значения символов порождаются и детерминируются теми организмами, которые их используют; человеческие организмы придают смысл физическим вещам или событиям, которые тем самым становятся символами. Одним словом, без символического общения в той или иной форме мы не имели бы культуры.

Большое внимание американский антрополог уделял выявлению специфики  культурологического подхода, стремясь размежеваться с психологическим  подходом к анализу культурных явлений. Правда, он не всегда обоснованно отождествлял его с положением о том, что человек есть причина культуры, что он - независимая величина, а обычаи, институты, убеждения есть производные, зависимые. Взамен психологического объяснения культуры, основанного на индивидуально-личностных качествах человека, он предлагает культурологическое.

Основные положения  культурологического подхода состоят  в том, что люди ведут себя так, а не иначе, потому что они были воспитаны в определенных культурных традициях. Поведение народа, по мнению Л.Уайта, определяется не физическим типом или генетическим родом, не идеями, желаниями, надеждами и страхами, не процессами социального взаимодействия, а внешней экстрасоматической (внетелесной) традицией. Воспитанные в тибетской лингвистической традиции люди будут говорить на тибетском, а не на английском языке. Отношение к моногамии, полигамии или полиандрии, отвращение к молоку, табуирование отношений с тещей или использование таблицы умножения - все это определяется реакцией людей на культурные традиции. Поведение народа является функцией его культуры.

Естественно возникает  вопрос, что же определяет культуру. "Сама себя определяет", - отвечал Л.Уайт. Он рассматривал культуру в качестве самостоятельного процесса, в котором свойства культуры взаимодействуют, образуя новые комбинации и соединения. Например, определенная форма языка, письменности, социальной организации, технологии в целом развивается из предшествующего состояния. Культура ассоциируется у Л.Уайта с потоком прогрессивно развивающихся взаимодействующих элементов. Поток культуры течет, изменяется, растет, развивается в соответствии с присущими ему законами. Сам же человек, его поведение - это только реакция человеческого организма на этот поток культуры.

Увлекшись критикой субъективизма, психологизма и биологизма в понимании культур, Л.Уайт отводил "человеку - творцу истории" третьестепенную роль в функционировании динамического потока культуры. Он рассматривал человека как существенный фактор эволюции лишь в процессе возникновения культуры. «Когда же культура возникла, ее последующие видоизменения - перемены, расширение, уменьшение - следует объяснять без обращения к человеку-животному, индивидуальному или коллективному .. люди необходимы для существования явлений культуры, но они не необходимы при объяснении их эволюции и вариаций …»- писал Уайт. Культурный процесс, "поток культуры" имеет в концепции Уайта доминирующее значение. Но состоит он опять же из взаимодействующих, хоть и достаточно самостоятельных рядов элементов (частей, форм) культуры, как, например, у Тайлора. Действительно, биологический индивид "человек-животное" не нужен для объяснения эволюции математики, денежного обращения и идеологии. К сожалению, в культурологической концепции Л.Уайта не нашлось места человеку культурному. Ему отводилась роль пассивного зрителя, да и то не в первых рядах. Видимо, такое положение вещей во многом объяснялось стремлением Л.Уайта придать предметно-вещественный характер своему подходу к культуре. На протяжении всей своей творческой деятельности он резко критиковал определение культур через модели (образцы) поведения. Он был не согласен с пониманием культуры, как теоретической абстракции, логического конструкта, "существующего только в головах антропологов".

Л.Уайт полагал, что необходимо оградить культурологию от неосязаемых, неуловимых, онтологически не существующих абстракций и снабдить ее материальным, познаваемым предметом исследования. Он считал, что культура представляет собой класс предметов и явлений, зависящих от способности человека к символизации, который рассматривается в экстрасоматическом контексте. Разъясняя словосочетание "экстрасоматический контекст", американский ученый выделял два научных подхода к изучению предметов и явлений, связанных со способностью человека к символизации. При рассмотрении их во взаимосвязи с организмом человека, т.е. в соматическом контексте, они будут представлять человеческое поведение и являться предметом психологии. Если же эти явления изучать во взаимосвязи друг с другом, независимо от организма человека, т.е. в экстрасоматической аспекте, то они станут культурой, предметом для культурологии.[1] Уайт писал: «Культуролог придерживается тех же принципов, исходит из тех же представлений и пользуется теми же приемами интерпретации, что и физик. Культуры могут существовать без людей не в большей степени, чем тела могут двигаться без трения. Однако следует рассматривать культуру так, как если бы она была независима от

человека, —  точно так же, как физик может  рассматривать тела так, как если бы они не зависели от трения, или обращаться с телами так, как если бы они и впрямь были жесткими. Таковы эффективные методы интерпретации. Реализм тех, для кого солнце со всей очевидностью движется вокруг Земли, для кого падающие тела должны проходить через атмосферу, для кого не

существует  ни лишенных трения, ни жестких тел; реализм тех, кто настаивает на том, что именно люди, а не культура, голосуют, говорят по-английски, красят ногти, ненавидят молоко и т.д., является жалкой формой того псевдореализма, которому нет места в науке.»[4]

В способности людей  к символизму Л.Уайт видел исходный элемент культуры, определяющий признак  человечества. "Символ, - пишет он, - можно определить как вещь или явление, действие или предмет, значение которого навязано человеком: святая вода, фетиш, ритуал, слово". Символ есть, таким образом, совокупность физической формы и значения. Значение определяется культурной традицией, его нельзя установить при помощи органов чувств или химического анализа. Для иллюстрации Л.Уайт приводил пример со святой водой, которая по составу не отличается от обычной. Он ввел понятие символического поведения, в результате которого создаются и воспринимаются неразличимыми органами чувств значения. Они подвластны лишь рациональному осмыслению, решающую роль в котором играет язык. Слова есть важнейшие рациональные символические формы в культуре. Л.Уайт отводил определенную роль знаковой природе культуры. Он различал два вида знаков: связанных с физической формой и независимых от нее. Неподвластность мира символов чувственному восприятию подчеркивала рациональный, интеллектуальный характер культурных явлений (культурные коды, обычаи, понятия) по сравнению с явлениями мира животных.[1]

Заключение

Основной вклад  Уайта как ученого  заключается  в трех пунктах:

1) возрождение и реабилитация (в измененном виде) учения о культурной эволюции, обоснованного и подкрепленного большим объемом информации, чем тот, что имелся в распоряжении эволюционистов старшего поколения (классических), и уточненного более пристальным анализом, чем кто-либо из ранних эволюционистов был в состоянии предпринять при рассмотрении предмета;

2) дальнейшее  развитие и точное определение  понятия культуры как главного  объекта антропологического исследования;

3) настойчивое  утверждение тезиса о том, что культура, как со стороны ее описания, так и с точки зрения эволюционного развития, должна быть вверена новой и самостоятельной науке, а именно — культурологии, которая если не составляет всю антропологию, то, во всяком случае, является самым большим и важным ее разделом. [3]

Уайт ввел термин «культурология» в науку, его учения были направлены на систематизирования культурологии как науки, на выведения ее структуры, основ, как у любой другой науки. Самое важное, что Уайт не является «кабинетным» ученым, что теорию он пытался вывести из своей практики как ученый антрополог, он исследовал жизнь и быт различных племен, сам был на раскопках и в экспедициях.

Уайт конечно же фигура значимая в мире антропологии и культурологии, он стал вице- президентом Американской антропологической ассоциации. Он много преподавал и его лекции всегда слушали с большой внимательностью, возможно именно потому, что антропология и культурология было делом всей его жизни. Сам Уайт не относил себя к неоэволюционистам, но факт в том, что он смог привнести в классическую теорию эволюционизма новые идеи, что он продвинул эту теорию намного выше уже делает его великим ученым антропологом.

Список используемой литературы

1. Белик А. А. Культурология. Антропологические теории культур [Текст]: учебное пособие / А.А Белик.- М, 1998.-238с.
2. Аверкиева Ю. П. История теоретической мысли в Американской этнографии [Текст] / Ю. П. Аверкиева. - М.,1979
3. Лесли Уайт. Избранное: Эволюция культуры [Текст]: в рамках проекта «Translation Project» при поддержки института «Открытое общество»/ Лесли Уайт; под редакцией С. Я. Левит.- М; РОССПЭН, 2004.
4. Лесли Уайт. Избранное: Наука о культуре [Текст]: в рамках проекта «Translation Project» при поддержки института «Открытое общество»/ Лесли Уайт; под редакцией С. Я. Левит.- М; РОССПЭН, 2004.