Психология религиозного сознания

 
«В процессе выполнения религиозных  культовых действий происходит подкрепление и усиление религиозных настроений в сознании верующих по тем же законам, по которым формируются и усиливаются  настроения толпы. При этом мы можем наблюдать действие психологических механизмов, свойственных стихийному поведению. Это механизм внушения, подражания и заражения» (Евгеньева, 1988). В религиозном культе используются разнообразные инструменты активного воздействия на психику людей. Эмоциональная сторона собственно культовых действий подкрепляется системой религиозных символов, часто выражаемых через художественные образы. В культе почти непременно присутствуют музыка, песнопения, длительное ритмичное повторение однообразных слов и движений, вызывающих определенные эмоции.  
Приведем только один, хотя и достаточно убедительный пример. В 1953 г. всем настоятелям московских соборов было разослано специальное патриаршее послание, в котором им настойчиво рекомендовалось создавать у всех молящихся «особое настроение», при богослужении учитывать абсолютно все, вплоть до освещения и песнопений, чтобы ничто постороннее, земное, не отвлекало молящихся от высокого устремления к Богу. В этом послании говорилось, в частности, что яркое освещение в соборе не располагает к молитве, лишая покрова таинственности и ожидания, и рекомендовалось иметь в храме слабый свет, так как мерцание лампад и восковых свечей наиболее отвечает настроению молящихся. «Чем темнее в храме, — говорилось в послании, — тем ярче будет гореть в сердце молящихся внутренний божественный свет, тем действеннее будет молитва и доступнее исповедь». 

 
Феномен взаимного эмоционального заражения, обычно наблюдаемый во время  религиозных праздников с участием большого числа верующих, всегда создает общее эмоциональное состояние, способствующее эффективному действию механизмов внушения и самовнушения. Типичными примерами проявлений такого эффекта являются массовые видения и другие религиозные «чудеса». Так, впечатления от видения святой девы Марии, явившейся в 1858 г. девочкам в Лурде (Франция), а в 1917 г. целой группе верующих в Фатиме (Португалия), быстро распространились на толпы местных жителей, а затем и на многочисленных паломников. В 1979 г., во время революции в Иране, многие тысячи жителей Тегерана видели в полнолуние портрет аятоллы Хомейни на Луне. Примеров такого рода немало. В целом же, вполне справедливо замечено: «...религиозный культ стал первой в истории общества организованной формой манипулирования сознанием масс» (Евгеньева, 1988).  
Среди религиозных действий, основанных на психологическом феномене веры, обычно выделяются три: молитва, жертвоприношение, исповедь. Психологически к ним обычно достаточно близки и некоторые сходные действия, опирающиеся на так называемую ложную веру — суеверия, предрассудки и предчувствия.  
В истоках психологии молитвы лежат магический заговор и заклинания. Это слова, которые якобы имеют чудесную силу и свойство действовать не только на других людей, животных и силы природы, но и на духов, и на богов. Это те самые, теперь уже почти бытовые: «Сгинь! Рассыпься! Пропади! Исчезни! Изыди!».  
Познав суггестивную силу слова и вербального межчеловеческого общения на самом себе, когда-то человек поверил, что аналогичным образом можно защитить себя от нападающих людей, животных и злых духов. Со временем заклинание стало и благодарственным, и просительным — в благодарности всегда есть элемент скрытой просьбы, как бы «на следующий раз». Так, постепенно, заклинание превращалось в молитву, в которой часто содержится просьба о чуде. Обычно наиболее эффективной считается групповая, однако практикуется и индивидуальная молитва. 

 
Игуменья Евфрасия, настоятельница монастыря в Дялу-Тырговиште (Румынская  православная церковь) писала: «Люди  сегодня секуляризированы и бегут от молитвы, ибо боятся заглянуть в свою собственную жизнь, которая часто хаотична, неосмысленна и неопределенна в Боге. Молитва восстанавливает дух человеческий, сообщая ему состояние пребывания в братстве и любви с другими людьми. Она делает человека личностью. Человек молится, обращая лицо свое к Богу, как подсолнечник обращается к солнцу, — Источнику жизни и единства»1.  
Скептично настроенный русский писатель И. М. Тургенев говорил, что всякая молитва в сущности всегда сводится только к одному: «Сделай, Господи, так, чтобы дважды два было не четыре, а пять!». С другой стороны, иногда бывает и не такое. Врачи одного из медицинских центров США провели в конце 90-х годов XX века любопытный эксперимент. Семьдесят пять пожилых христианок молились о выздоровлении неизвестных им больных. Оказалось, что в группе «отмаливаемых» пациентов осложнений после операций было на целых 10 % меньше, чем у другой, «контрольной» группы2. Дальше начинается проблема выбора, который каждый человек будет делать, разумеется, с учетом своей собственной веры в правоту той или иной позиции.  
Жертвоприношение — один из древнейших религиозных культов. В этом акте в фантастической форме отразилась традиционная норма обыденных человеческих взаимоотношений взаимопомощи или купли-продажи: «Ты мне — я тебе». Древнегреческий философ-атеист Лукиан говорил: «Боги ничего не делают безвозмездно, но продают людям разные блага...»3 Пожертвования монастырю, свечка к иконе, выполнение какого-либо обета — все это отражение веры в возможность «откупа» или «расплаты» за старые грехи или новые блага.  
Психология исповеди связана с психологией молитвы и жертвоприношения. Каясь в грехах, верующий не просто «просит прощения» — он верит, что если попросить хорошенько, то прощение будет реально получено. Неприятный акт «сознания в содеянном» (особенно при развитом чувстве «гордыни») переживается как своеобразная жертва, которая будет вознаграждена. Есть и еще одна сторона исповеди, отражающая известную житейскую мудрость: разделенная радость — двойная радость, разделенное горе — половинное горе. В процессе исповеди верующий человек как бы перекладывает тяжесть содеянного поступка на плечи исповедника, делится с ним и поступком, и ответственностью за него. Это усиливает действие катарсиса, свойственного не только молитве, но и любой задушевной беседе с другом о своих проблемах и неприятностях. В этом скрыт залог успеха не только духовников, но и психоаналитиков, и психотерапевтов различных школ.

Психология  суеверий

По мнению К. К. Платонова, суеверия — это рудиментарные осколки прошлых религий. Это как бы кладбища былых богов и связанных с ними культов в массовой психологии. Иногда, однако, это и благоприобретенные, новые верования, близкие по психологическому происхождению к неврозу навязчивых состояний. В силу этого бороться с ними практически невозможно — они составляют «бытовую подкладку» нашего сознания.  
Типичный пример суеверия — это представление о связи, якобы существующей между каким-либо предметом, выступающим в роли амулета, и удачей в делах. А также, наоборот, между плохой приметой и последующими неудачами и даже несчастьями человека. Приметой может служить любое обыденное и распространенное в жизни явление. Так, в странах Европы принято считать предвестником несчастья встречу с черной кошкой. В США и Латинской Америке считается: тот, кто пройдет под лестницей-стремянкой, наживет большие неприятности. Для проверки в 1939 г., во время Всемирной выставки в Нью-Йорке, был проведен своеобразный психологический эксперимент. В вестибюле поставили большую стремянку. Она никак не мешала проходу, но 70 % из нескольких миллионов посетителей выставки предпочли сделать специальный крюк, чтобы обойти ее. 

 
Психологическое объяснение большинства  существующих суеверий — поиск логической связи между событиями, наступающими одно после другого. Здесь действует известная формула: после того — значит, вследствие того. Разумеется, это логическая ошибка. Однако в психологии масс представления о вполне возможной сверхъестественной связи между близкими или совпадающими по времени явлениями до сих пор продолжает сохраняться и служить источником веры в приметы, предчувствия и гадания. Помогает здесь и особая избирательность нашей памяти: одна сбывшаяся примета или некое предсказание запоминаются лучше, чем десяток несбывшихся. Ф. Бэкон писал об этом: «Таково основание почти всех суеверий — в астрологии, в сновидениях, в предзнаменованиях, в божественных определениях и тому подобное. Люди, услаждающие себя подобного рода суетой, отмечают то событие, которое исполнилось, и без внимания проходят мимо того, которое обмануло, хотя последнее бывает гораздо чаще» (Бэкон, 1935). 
Одно из типичных суеверий — вера в предсказания, гадания, гороскопы и т. д. В конце 80-х гг. XX века только в США существовало 12 000 астрологов, еще 175000 американцев совмещали астрологию с другими занятиями, а 1250 американских газет регулярно публиковали гороскопы1. Сегодня и наша страна ненамного отстает от таких показателей. Как еще сто лет назад сказал о подобных явлениях поэт А. Блок: «Начало века, декаданс, маразм интеллигенции».  
Одно из типичных суеверий — вера в предчувствия. Ее основа — это подмена предчувствием предположения. Предположение — это допущение события, вероятность которого еще не известна. Умение предполагать — ценное свойство интеллекта. Однако сочетание предположения с чувством тревожного ожидания часто переживается людьми как предчувствие. Обычно это происходит в условиях реальной или потенциальной опасности и значительного нервного напряжения, стресса. Если развитие событий не подтвердит предчувствие, то оно легко забывается. Однако подтверждение предчувствия, напротив, непроизвольно запоминается. Так создается суеверное убеждение, легко перерастающее в предрассудок: «предчувствие меня никогда не обманывает».  
Близка к вере в предчувствия и вера в загадывание, развивающаяся по сходному механизму. Гадание на ромашке («любит — не любит...»), игра в «чет — нечет» и тому подобные привычки — это тоже разновидность предрассудков и суеверий.  
Суеверия осуждаются догматической религией, хотя психологическая природа и структура суеверия иной раз мало отличается от канонизированной веры. Отличия часто сводятся в основном к идейным компонентам, которые определяют содержание суеверия. 

 
С одной стороны, суеверия бывают очень  близки к вере. Однако, с другой стороны, часто они сливаются с предрассудками. Эти два явления религиозной психологии часто путают между собой. В психологической структуре суеверия обычно доминирует чувство веры, тормозящей мышление. Суеверие больше переживается, чем понимается. В его основе лежат лишь эмоции. Еще Б. Спиноза когда-то справедливо утверждал: «...Страх есть причина, благодаря которой суеверие возникает, сохраняется и поддерживается» (Спиноза, 1957). Предрассудок же — это явление ошибочной «картины мира», в его психологической структуре преобладает элемент мышления, неправильного понимания, причем обычно внушенного извне. Предрассудок не бывает без суеверия — последнее входит как элемент в его структуру. При этом и суеверия, и предрассудки всегда представляют собой явления обыденной психологии масс, объединяемые под общей рубрикой.  
Б. Спиноза считал суеверия хотя и ложными, но все-таки естественными для широких масс. Он искренне полагал, что избавить толпу от суеверий невозможно, да, пожалуй, и не нужно. Вольтер провозгласил известный тезис: «Если бы бога не было, его следовало бы выдумать». П. А. Гольбах писал: «...Атеизм, подобно философии и всем серьезным абстрактным наукам, не по плечу толпе и даже большинству людей» (Гольбах, 1963). Таким образом, психология суеверий — еще более древняя и широкая основа психологии масс, чем даже психология самой религии. 

Мотивы обращения  к религии

Многочисленные социологические  опросы и специализированные социально-психологические  исследования позволяют дифференцировать религиозную психологию масс, вычленить группы верующих, чья религиозная общность строится на различных мотивах обращения к религии. Именно мотив обращения стоит в центре той массы, которая психологически формируется вокруг церкви. Существует шесть достаточно очевидно различающихся между собой мотивов — соответственно, можно говорить о шести вариантах религиозной психологии масс. 

 
Первая группа верующих — люди, для  которых религия выступает как  своя форма познания мира. Обычно это  крайне малообразованные люди, просто не имеющие никакой иной «картины мира». Зато они очень хорошо знают библейскую онтологию, всю мифологическую основу религии. Сотворение Богом мира и человека, наличие рая и ада, загробной жизни являются для них достаточно реальными вещами. 

 
Ко второй группе относятся верующие, основным мотивом для которых  выступает ожидание райского блаженства после смерти. Такой мотив порождается  тяжелыми условиями жизни, множеством неудовлетворенных потребностей, а  также страхом смерти. Как известно, в большинстве религий описание рая как раз и наполнено самыми приятными вещами. Коран, рожденный в засухе Аравийской пустыни, учит о рае: «В нем реки из воды, не портящейся, и реки из молока, вкус которого не меняется, и реки из вина, приятного для пьющих; реки из меду очищенного» (Коран, 1963). Из всей религиозной теории эти верующие лучше всего знают и помнят положения о бессмертии души и существовании загробной жизни. Страх смерти, хотя и не всегда в осознанной форме, занимает значительное место в сознании современных верующих. Избежать ее для тела невозможно — значит, следует утешаться бессмертием души. 

 
Третью группу верующих в религии  интересует не вера в сверхъестественное, а сам по себе религиозный культ. Мотивом их участия в культовых  действиях является не столько вера в то, что с их помощью они могут воздействовать на сверхъестественные силы, сколько удовлетворение потребностей в общении, в идентификации себя с определенной большой группой, которое дает такое участие. Как правило, это одинокие люди, не нашедшие своего места в тех группах, к которым они объективно принадлежат в светской жизни, глубоко переживающие феномен отчуждения. Обычно они плохо знают религиозные догматы — кроме тех, которые касаются культовых действий. Число таких людей нарастает по мере маргинализации общества. 

Для четвертой группы верующих характерна убежденность в  необходимости религии для сохранения человеческой нравственности. Особенно много таких людей среди мусульман, жизнь которых почти полностью  регламентирована шариатом — основанном на Коране сводом как религиозных, так и моральных, юридических и многих других норм. Основа их религиозности — убеждение, что без религии, без страха божьего наказания, любые общечеловеческие моральные нормы будут постоянно нарушаться. Главное для них — не участие в религиозном культе, а распространение морально-этических религиозных принципов. 

 
Пятая реально существующая группа — это верующие «на всякий случай». В современном мире распространена низкая интенсивность веры. Соответственно этому растет число людей, «на всякий случай», время от времени выполняющих основные, наиболее простые предписания религии как бы по традиции, перешедшей от старших членов семьи или референтной социальной группы. Как правило, эти люди редко задумываются о глубинной сущности религиозных предписаний, действуя по принципу: «А вдруг Бог действительно есть?».  
Наконец, в качестве шестой группы часто выделяются люди, маскирующиеся под верующих. Речь идет не о манипуляторах, хотя есть и такие, и не о тех, для кого религия является профессией и источником доходов. Такие тоже есть, особенно среди проповедников новомодных сект — не забыт пример главы секты мунистов С. М. Муна, чье многомиллионное состояние было нажито трудами рядовых членов секты. Есть среди них и политики. Так, например, известно, что бывший диктатор Гватемалы Р. Монтт вскоре после вступления в должность президента в 1982 г. объявил себя «пророком», поставленным самим Богом, чтобы спасти страну. Для подтверждения таких заявлений он использовал специально созданную его подручными секту «Церковь слова», деятельность которой преимущественно состояла в поддержке и оправдании массовых репрессий. Дело, однако, не только в них, а в самой возможности манипулирования верой. Приведенный выше пример — явно из области прикладной политической психологии в той ее части, которая изучает манипуляции массовым сознанием в политических целях.  
Серьезная же проблема заключается в том, что в странах, где принадлежность к той или иной религии служит критерием политической и социальной «благонадежности», основным, а иногда и единственным мотивом обращения к религии является стремление приобрести более высокий социальный статус. Естественно, именно за этим статусом они и идут в церковь. Не нами сказано: «Париж стоит мессы!».