Росписи Северной Двины

Федеральное государственное образовательное  учреждение высшего профессионального  образования

«САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЙ  ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

КУЛЬТУРЫ  И ИСКУССТВ»

 

 

Факультет социально-культурных технологий

Кафедра социально-культурной деятельности

 

 

 

Контрольная работа

 

 

 

                                                          

                                                          

                                                           студентки  группы 30162

                                                           Левиной Анастасии Игоревны

                                                        

                                             Преподаватель – Каминская Н. Д.

 

 

 

Санкт-Петербург

2012 г.

Содержание:

1. Введение
2. Пермогорская роспись. История. Традиции. Мастера.
3. Борецкая роспись. История. Традиции. Мастера.
4. Ракульская роспись. История. Традиции. Мастера.
5. Мезенская роспись. Истории. Традиции. Мастера.
6. Заключение.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

1. Введение.

Всё дальше от нас  то время, когда возникали и процветали крестьянские народные ремёсла, всё меньше становится истинно народных памятников старины. Чудесные расписные прялки, швейки, ендовы, скобкари, сундучки-подголовники, ставчики, братины, кованые узорные светцы безвозвратно ушли из жизни крестьянства.

Правда, кое-где  в удалённых местах Русского Севера прялки ещё служат для прядения шерсти, из которой мастерицы вяжут тёплые чудесные рукавички и носки, украшенные традиционным северным орнаментом. К сожалению, сами прялки уже не радуют мастериц яркими красками росписи.

О росписях Северной Двины я и хотела бы написать свою работу.

 

 

 

2. Пермогорская  роспись. История. Традиции. Мастера.

Пермогорская  роспись зародилась в группе деревень, именуемых в народе Мокрая Едома, в нее входят деревни Большой Березник (в народе Помазкино), Черепаново, Грединская (в народе Зыкино). Находятся они в 4 километрах от пристани Пермогорье на Северной Двине, с нее продавали расписные изделия, предположительно от сюда и название пермогорская.

В Пермогорье круг бытовых предметов, которые украшались росписью, был очень широк. Это долбленые скопкари, ендовы, ковши, ставы, жбаны, чарки, блюда, солоницы, берестяные бураки, ведра, набирухи, короба, гнутые из луба, рукомойники, светцы, подсвечники, люльки, сундуки, телеги, санки, дуги, хомуты, вальки, прялки, ткацкие станы. И все эти, казалось бы, обычные предметы крестьянского быта роспись преображала, превращала в подлинные произведения искусства.

Основу пермогорской росписи составляет растительный узор. На гибкие побеги нанизаны трехлопастные, чуть изогнутые листья с острыми кончиками и тюльпановидные цветы, напоминающие древний цветок крина. Среди них кустики из округлых листьев, сирины, нарядные сказочные птицы. В народных росписях Пермогорья XIX века в растительный узор обычно почти на всех предметах быта вписывались еще разнообразные жанровые сцены из крестьянской жизни. Из русских центров народной росписи мы не можем назвать ни одного другого центра, в изделиях которого так же широко и многогранно была бы отражена жизнь русской деревни XIX века, как в росписях Мокрой Едомы.

В цветовой гамме  пермогорской росписи преобладают  белый цвет фона и красный - основной цвет узора. Желтый и зеленый цвета  являются как бы дополнительными, сопутствующими. Большое значение в росписи имеет тонкий черный контур, который наносился гусиным пером свободно, бегло, всегда мастеровито.

Анализируя  манеру исполнения жанровых сцен, характер растительного узора, принципы композиции и цветовое решение пермогорской росписи, можноприйти к выводу, что все это уходит своими корнями в древнерусское искусство. Бытовые сцены Пермогорья можно рассматривать как своеобразное продолжение той линии народного искусства, которая в XVII веке ярко проявилась в монументальной живописи, в иконописи и в миниатюре Древней Руси, где можно встретить немало композиций со сценами сева, жатвы, сенокоса, с изображениями пастбищ и многие другие сюжеты из сельской жизни. В житийных клеймах икон и в миниатюрах эти сюжеты особенно привлекали мастеров возможностью выразить свои мысли, чувства и наблюдения, связанные с окружающей реальной действительностью. Однако они здесь лишь сопутствовали тематическому религиозному циклу изображений. В северодвинской росписи они приобретают значение основных ведущих мотивов.

Близость тематики рукописных миниатюр и народных росписей Пермогорья связана безусловно с тем, что авторами и тех, и других были мастера из народа. По всей вероятности, создатели пермогорской росписи бывали в мастерских, где художники-миниатюристы украшали рукописи, а возможно, что и сами работали в этих мастерских. Одним из доказательств этого предположения может служить очень редкая бытовая сцена, которая украшает прялку Государственного музея этнографии народов СССР с изображением рукописной мастерской. Композиция помещена на месте традиционной для такого типа прялок сцены девичьих посиделок.

Не только близость жанровых композиций пермогорской росписи  к тематике древнерусских миниатюр позволяет говорить о ее традиционности. Народные мастера Пермогорья усвоили  многие приемы древнерусского миниатюрного письма. Очень близки к миниатюрам по манере изображения одежда персонажей, простота и лаконичность перового рисунка, колорит. А главное - основные принципы построения композиции : повествовательность, размещение на одной плоскости, как на листе рукописи, разновременных сцен.

Техника исполнения и красители пермогорской росписи  тоже имеют много общего с древнерусской  миниатюрой. Сначала на белый грунт, как на бумагу, наносился пером  черный контур, а потом его заполняли  цветом. Народные мастера Мокрой Едомы, так же как иконописцы и миниатюристы, разводили краски на яичном желтке.

Все это касается лишь техники, материалов, приемов, средств, но тема, основные идеи, звучание, сама музыка этого искусства совсем иные. Это искусство народное, оно создавалось народными мастерами для простого человека. Основная его тема - это опоэтизированная жизнь народа. И украшало оно только предметы крестьянского быта.

Самые ранние изделия  с пермогорской росписью, дошедшие до наших дней, датируются концом XVIII - началом XIX века. Многие из этих предметов и в форме, и в характере росписи сохранили традиции искусства предшествующих веков. Особенно это прослеживается на парадных скопкарях с очень устоявшейся древней, по всей вероятности, ритуальной формой - в виде утицы, с росписью, элементы орнамента и принципы декора которой были характерны для русского прикладного искусства XVII века. Основой ее является растительный узор, раскинувшийся на округлых стенках

сосуда гибкими  побегами с цветами древнего крина  и листьями, близкими по форме этим цветам.

Скопкари - крупная  парадная посуда. Они предназначались  для праздничных столов как общий  сосуд для хмельных напитков. То же назначение имели огромные братины, сосуды круглой формы с поддоном, и ендовы, которые почти повторяют форму братины, но имеют еще носик для слива жидкости. На Северной Двине большое распространение имели также деревянные ендовы среднего размера, предназначенные для разлива хмельных напитков в маленькие индивидуальные сосуды. Такая небольшая ендова словно специально резалась по размеру руки. Круглой форме ендовы вторит бегущая гибкими побегами роспись. Покатую поверхность украшают традиционный пермогорский орнамент и изображения петухов, декоративные хвосты которых и по форме, и цветом как бы повторяют растительный узор. Этот предмет является классическим примером единства формы сосуда и росписи.

Как уже говорилось выше, круг предметов быта с пермогорской росписью был в XIX веке необычайно широк. Ни один другой центр росписи не может в этом отношении сравниться с Мокрой Едомой. И для каждого предмета, для каждой новой формы - будь то торжественный и величавый скопкарь, или круглая, как репка, ендова, или с ажурным краем блюдо – мастера всегда находили удачную композицию росписи, выгодно подчеркивая форму, на которую положен узор. В этом отношении необычайный интерес представляют такие предметы, как набируха для ягод, жбан для кваса, рукомойник и подсвечник. Поэтому стоит обратить внимание на композиционные принципы росписи, которая украшает эти предметы.

Круглая набируха из луба (кузовок для ягод) кажется  предметом, специально предназначенным  для росписи. Ее гладь от верхнего края до берестяного дна и по всему  объему вокруг сверкала перед художником своей белизной и ровной, как бумага, поверхностью. Буйно расцвел на этом фоне традиционный растительный узор, оживленный фигурками  коньков, петухов, сиринов. Замкнув всю эту пышную композицию в орнаментальную раму из мелкого геометрического орнамента, художник достиг собранности узора, композиционной законченности росписи.

В оформлении жбана  художник опять исходит изконструктивных особенностей предмета. Роспись выявляет и подчеркивает их. Перед художником уже не гладкая поверхность, как  в набирухе, а клепки жбана, пересеченные тремя поясами обручей, и массивная ручка, органично связанная с крышкой. Все эти конструктивные детали он окрашивает в ярко-красный цвет. А пеструю роспись с волнистым стеблем кладет как вторую легкую обвязку жбана между обручами.

Принципы росписи  рукомойника совершенно иные. Круглая, широкая в нижней части, напоминающая древнюю ладью, чаша рукомойника имеет с двух противоположных сторон сливы в виде птичьих голов. Сложная форма не дала возможности густо покрыть предмет росписью. Отдельные веточки, листочки и другие элементы традиционного растительного узора заполняют лишь свободное от резьбы пространство. Широкую нижнюю часть рукомойника, как красивый узор, заняла надпись, исполненная вязью: „Люби мыться белей воды не жалей будешь бел как снег". Охватывая всю форму, она является своеобразным основанием сосуда, подчеркивает его массивность, устойчивость.

И, наконец, в  росписи подсвечника, в оформлении которого очень большое значение имеет сквозная резьба, художник не дробит ажур узором, а просто раскрашивает его в те цвета, которые в основном и были характерны для пермогорской росписи - красный, зеленый, желтый.

Богатые возможности  широкого рассказа о крестьянской жизни  появлялись у мастеров тогда, когда  они расписывали крупные по размеру  предметы. Так, например, на колыбели из собрания Музея этнографии народов СССР размещено 11 жанровых композиций, повествующих о жизни человека с младенческих лет. Рассказ свой мастер начинает со сцены, в которой изображена мать, качающая младенца в люльке. В следующей - женщина в повойнике держит младенца на руках. Далее идет сценка, где ребенка ласкает отец. В других сценах рассказывается о том, как малыш начинает самостоятельно познавать окружающий его мир. И, наконец, сцены сельских занятий - женщина за прялкой, охота на зверя и многое другое.

Тема труда, так рельефно выступающая в фольклоре Севера, в полный голос звучит и в народном изобразительном искусстве. Писатель Б.Шергин приводит одну из таких песен в рассказе, где отец ярко излагает в наказе сыну свою жизнеутверждающую мораль: «Бойся-перебойся пустого времени - это живая смерть. Прежде вечного покоя не почивай… Слыхал ли поют:

Лежа добра  не добыть,

Горе не избыть,

Чести и любви  не нажить,

Красной одежды не носить».

Эта мысль проходит красной нитью и через все  композиции на детской люльке.

Среди дошедших до нас изделий XIX века с пермогорской росписью самое видное место занимают нарядные прялки. Для каждой крестьянки прялка, с которой она не расставалась всю жизнь, была не только необходима в быту, но с ней связывались лучшие воспоминания молодости, с прялкой был всегда тесно связан и свадебный обряд. Поэтому украшению прялки в народе придавали такое важное значение.

Самые ранние образцы  пермогорских прялок, видимо, можно  датировать концом XVIII - началом XIX века. В их декоре прослеживается несколько схем, по которым строится вся роспись предмета. Каждая схема связана с определенной тематикой жанровых композиций, имевших свои постоянные места на лопасти прялки. Наибольшее распространение получили две схемы. В одной из них центр фасадной стороны лопасти занимал медальон с изображением птицы Сирин, вокруг вились гибкие побеги традиционного пермогорского орнамента. Внизу лопасти помещалась сцена катания. В другой схеме ярусами располагались жанровые композиции, связанные со свадебной темой. Центральное место на фасадной стороне лопасти такой прялки отводилось сцене посиделок, или, как их называли на Севере, супрядок.

Нижнюю часть  фасадной стороны лопасти прялки под сценой посиделок занимает изображение  тройки. На передке ямщик с кнутом, а сзади, под навесом кибитки, сидят рядом девушка и мужчина. Земля под ногами коней расцвела сказочными листьями и завитками. Художник всячески подчеркивает парадность выезда. Сцена, видимо, изображает свадебный поезд.

На оборотной  стороне прялки, там, где привязывали  лен, нижняя часть лопасти занята сценой народного застолья. За круглым столом с самоваром изображены хозяева и гости. В красной кике на голове сидит хозяйка с мальчиком на руках. Хозяин со штофом и рюмкой потчует гостя. Парадная одежда, почтительность хозяев, чинное и степенное поведение гостей - все это художник подметил в жизни. Эта сцена несет что-то трогательное, правдивое, она раскрывает крестьянскую мораль, представление о достойном поведении человека.