Сущность феномена культуры

Введение: 

Все охотники отправились убивать  мамонта. Продвигались бесшумно, шли  с разных сторон. Вожак первобытной  орды поднялся на курган и оттуда показал  место, где находилась западня. Стойбище опусте­ло. Остались только дети и старики. Впрочем, у скалы разместился мужчина средних лет. Он сбросил с себя шкуру и стал рисовать на камне силуэт мамонта. Странное занятие, не правда ли? Кому нужно это изо­бражение? Разве оно заменит живого мамонта? Наскальные рисунки — первое провозвестие культуры.

 

1. Определения культуры.

 

 Что  такое культура? Почему этот феномен  породил такое множество разноречивых  определений? Отчего культурность  как некое свойство оказывается  неотъемлемой чертой различных  сторон нашего социального бытия?  Можно ли, вообще говоря, выявить  специфику данного антропологического и общественного явления.

 

 Понятие  «культура» относится к числу  фундаментальных в современном  обществознании. Трудно назвать  другое слово, которое имело  бы такое множество смысловых  оттенков. Для нас вполне привычно  звучат такие словосочетания, как «культура ума», «культура чувств», «культура поведения», «физическая культура». «В обыденном сознании культура служит оценочным понятием и относится к таким чертам личности, которые точнее было бы назвать не культурой, а культурностью... В науке принято говорить о «культурных чертах», «культурных системах», развитии, расцвете и упадке культур...».

 

 Американские  культуроведы Альфред Кребер  и Клайд Клакхон в их совместном  исследовании, посвя­щенном определениям  культуры, отметили огромный и всевозрастающий интерес к этому понятию. Так, если, по их подсчетам, с 1871 по 1919 г. было дано 7 определений культуры (первое, как они считают, принадлежит выдающемуся английскому этнографу Эдуарду Тайлору), то с 1920 г. по 1950 г. у различных авторов они насчитали 157 определений данного понятия. В отечественной литературе готовность сопоста­вить различные определения культуры позволила Л.Е.Кертману насчитать более 400 определений. Сейчас число определений измеряется уже четырехзнач­ными цифрами.

 

 Чем можно объяснить такое  многообразие трактовок? Прежде  всего тем, что культура выражает  глубину и неизмеримость человеческого  бытия. В той мере, в какой  неисчерпаем и разнолик человек,  многогранна, многоаспектна и  культура. Нас не должно смущать  множество определений. Каждый исследователь обращает внимание на одну из сторон самого феномена. Кроме того, и сам подход к культуре обусловлен во многом исследовательскими установками. Культура нередко оказывается объектом изучения со стороны не только культуроведов, но и философов, социологов, историков, аксиологов. В зависимости от теоретической методики вырастает и способ, помогающий постигать феномен.

 

2. Взаимосвязи: человек, природа, культура.

 

 Культуру часто определяют  как «вторую природу». Такое понимание восходит к античной Греции, в которой Демокрит считал культуру «второй натурой». Верно ли такое определение? В самом общем виде можно, разумеется, его принять. В то же время надо разобраться, действительно ли культура противостоит природе? Культуроведы обычно относят к культуре все рукотворное. Природа создана для человека, он же, неустанно трудясь, сотворил «вторую природу», то есть пространство культуры. В целом это самоочевидно...

 

 Однако в таком подходе  к проблеме присутствует некий  изъян. Возникает парадоксальный ход мысли: для сотворения культуры нужна предельная дистанция от природы. Получается, будто природа не так важна для человека, как культура, в которой он сам себя выражает. Не в таком ли воззрении на культурное твор­чество истоки хищнического, разрушительного отношения к природе? Не ведет ли прославление культуры к принижению природы?

 

 Культура прежде всего —  природный феномен хотя бы  потому, что ее творец — человек  — биологическое создание. Без  природы не было бы культуры, потому что человек творит на природном ландшафте. Он поль­зуется ресурсами природы, он раскрывает собственный природный потенциал. Но если бы человек не переступил пределов природы, он остался бы без культуры.

 

 Культура, следовательно, есть  прежде всего акт преодоления  природы, выхода за границы инстинкта, сотворение того, что может надстроиться над природой.

 

 Культура возникает потому, что человек преодолевает органическую  предопределенность своего вида. Многие животные могут создавать  нечто такое, что похоже на  культуру. Пчелы, например, строят велико­лепное архитектурное сооружение — соты. Паук безошибочно мастерит орудие лова — паутину. Бобры строят плотину. Муравьи воздвигают муравейники. Выходит, существа создают нечто такое, чего в природе не было.

 

 Это  и есть культура? Заметим, однако, что деятельность названных живых существ запрограммирована инстинктом. Они могут сотворить только то, что заложено в природной программе. К свободной творчес­кой деятельности они не способны. Пчела не может выткать паутину, а паук не сумеет 'взять взяток с цвет­ка. Бобер построит запруду, но не сможет изготовить орудие труда. Следовательно, культура предполагает спонтанный, свободный вид активности, преодолевающий видовую закрепленность.

 

 Для  того, чтобы создать культуру, человек  должен был обрести некий дар, способность создавать то, что не закреплено в его видовой программе. Такое неожиданное обретение выражено в древнем мифе об огне как первоначале культуры.

 

3. Миф о Прометее в европейском культурологическом пространстве.

 

 Прометей  — сын титана Иапета и богини Фемиды из океаниды Климены. Образ этого титана — одно из драгоценных творений греческой мифологии. Прометей стал воплощением отваги и стойкости, гордого упрямства и сопротивления старым порядкам, любви к свободе и к людям. Он относится к древнейшим и вечно живым символам борьбы за прогресс и счастье человечества. Мало кто из мифических героев удостоился такого внимания, как Прометей. Более двух с половиной тысяч лет он продолжает жить в произведениях поэтов и мыслителей от Гесиода и Эсхила до Кальдерона, Гете, Байрона, Шелли, а в XX в. — А.Жида и Казандзакиса. Естественно, каждый истолковывал этот образ по-своему и в соответствии со своим временем. Однако главные черты этого образа, неизменные в любом изображении, стали «общим до­стоянием человечества».

 

 Впервые  Прометей появился на арене  мифических событий, когда Зевс  восстал против своего отца, титана  Кроноса. Титаны защищали старый  порядок, установленный Кроносом, но Прометей стал на сторону  Зевса, так как стремился к  новому, более справедливому порядку. Он помог Зевсу советом и участием в боях и даже убедил богиню Земли Гею присоединиться к нему. Когда после десяти лет упорной борьбы Зевс одержал победу с помощью Промстея, он не спешил вознаградить своего союзника. Но Прометей не обращал на это внимания. Он отошел от Зевса лишь тогда, когда тот взял курс на жесткое, жестокое укрепление своей власти. Открыто Прометей разошелся с самодержцем еще позже, когда Зевс задумал истребить беспомощный земной род. Прометей любил людей и к тому же всегда сочувствовал слабым. Он решил спасти людей, даже если это и навлечет на него гнев всемогущего бога.

 

 Однако  для спасения людей необходимо  было, чтобы они захотели и  сумели помочь себе. Поэтому Прометей  вдохнул в них надежду и  дал им в руки могучее оружие. Он украл огонь из священного очага на Олимпе (по другой версии, из печи бога Гефеста в горе Мосихл на острове Лемнос) и принес его в дар людям. Знакомство с огнем помогло им лучше осознал» жизнь, они поняли, что огонь не только угроза, но и помощь. Люди перестали зависеть от капризов природы, стали лучше питаться, окрепли физически и душевно. Но это было не все. Прометей научил их плавить в огне металлы и изготавливать инструменты, научил ремеслам, считать, писать и читать. Он укротил для людей дикого быка и надел на него ярмо, чтобы земледельцы могли использовать его для возделывания полей. Прометей запряг в повозку коня и заставил его слушаться человека, он построил первый корабль. Наконец, он познакомил людей с лекарствами и с лечением больных и учил их жить счастливо, раз они появились на свет.

 

 Таким  образом, Прометей стал подлинным  «творцом человека» по меньшей  мере в том смысле, что вывел  его из природного первобытного  состояния и воспитал из него  разумное существо. Этого Зевс  стерпеть не мог. За многочисленные услуги, оказанные человеческому роду, он приговорил Прометея к суровому наказанию. По приказу Зевса его верные слуги, Сила и Власть, схватили Прометея и увели на край света, а там богу Гефесту пришлось приковать Прометея к высокой скале.

 

 Прометей  был повержен, но не побежден: он не отчаялся. Он знал, что  тирания Зевса не будет продолжаться  вечно. Так как Прометей унаследовал  от матери дар провидения, он  знал, когда и как будет низвергнут  Зевс, знал он и то, как может  избежать этого верховный бог. Когда весть об этом долетела до Зевса, он тут же послал к Прометею бога Гермеса, чтобы тот дознался обо всем. Но Прометей отказался иметь дело с Зевсом и его послом: «Всех вас я ненавижу, о боги! Свои муки я не променяю на рабское служение тирану!» Когда Гермес принес этот ответ, Зевс одним ударом молнии низверг скалу с прикованным Промстеем в глубины Тартара.

 

 Однако  этим падением заканчивается  лишь первая часть трагедии  Прометея. Зевс поверг его в  вечную тюрьму не для того, чтобы погубить и этим избавить от мук (он и не мог этого сделать, так как титаны бес­смертны). Он хотел сломать упорство Прометея. Когда из этого ничего не вышло, Зевс снова поднял Проме­тея на свет, чтобы подвергнуть его новым мучениям.

 

 Много  лет Прометей был прикован к скале на вершине Кавказа. Летом он страдал от палящего жара со­лнца, зимой — от леденящего мороза. И каждое утро к нему прилетал по приказу Зевса огромный орел и клевал своим острым клювом его печень, а за ночь растерзанная печень отрастала заново. Но и эти муки не сломили Прометея. Он оставался все таким же гордым и не раскаивался в своей помощи людям.

 

 Между  тем многое изменилось в мире. Зевс настолько укрепил свою  власть, что мог не бояться  больше за нее, поэтому его  правление стало более умеренным. Он перестал быть подозрительным и мстительным тираном, амнистировал титанов и выпустил их из темного Тартара. Он даже стал ласков с людьми и за соответствующее вознаграждение в виде жертв стал охранять порядок в человеческом обществе. Лишь одно беспокоило Зевса: тайна, которую знал только Прометей. Снова послал он к нему Гермеса с предло­жением помилования — в обмен на тайну. И опять Прометей отказался. Тогда Зевс разрешил родным и друзьям Прометея, в том числе его супруге Гесионе и сыну Девкалиону, посетить осужденного. Все в один голос заверяли Прометея, что верховный бот сильно изменился к лучшему, что и боги, и люди им доволь­ны. Тогда и Прометей согласился признать его — какой смысл упорствовать, если для этого уже нет ос­нований. Одного лишь Прометей не хотел: обращаться к всемогущему владыке с просьбой о помиловании.

 

 Долго Прометей надеялся, что  помощь придет от людей —  ведь это ради них он перенес  столько страданий. Из их рук  он был согласен принять помощь. И, действительно, в один прекрасный  день под скалой появился человек. Это был герой Геракл. Увидев орла, прилетевшего на свое ежедневное пиршество, он тут же пронзил его стрелой. Затем своей тяжелой дубиной Геракл разбил оковы Прометея и выдернул из скалы огромный шип, которым был прибит к ней Прометей. В ту же минуту появился вестник Зевса — Гермес — и от имени верховного бога пообещал Прометею свободу, если он откроет тайну, не дававшую Зевсу покоя. «Ну что же, передай Зевсу, пусть он не вступает в брак с Фетидой, о котором он мечтает, так как сын превзойдет отца. Пусть он выдаст ее за смертного, тогда от ее сына не произойдет опасности ни для кого из богов!»

 

 Итак, Прометей достиг свободы  — с помощью человека и примирения  с Зевсом. Прометей не поступился  своей гордостью и своими целями, хотя ради этого ему пришлось перенести столько страданий. И в довершение победы Зевс призвал его в сонм богов на Олимпе.

 

 Однако Зевс ведь поклялся, что Прометей будет навеки  прикован к скале. Чтобы эта  клятва не была на­рушена, Прометею  пришлось носить кольцо из своих оков, в которое был вправлен камешек из кавказской скалы. Затем в честь Прометея перстни с камнем стали носить люди и носят их до сих пор, хотя проис­хождение этого обычая давно уже забыто.

 

 Таково сжатое изложение  мифа о Прометее, которое известно нам по трагедии Эсхила «Прикованный Прометей» (около 470 в. до н.э.) и из фрагментов «Прометея освобождаемого». Однако окончание мифа реконструировано по античным материалам, поскольку дошедшие до нас фрагменты не дают точного пред­ставления о том, как Эсхил решил развязку конфликта между Прометеем и Зевсом. Похоже, что он избрал компромиссный вариант, приспособленный к требованиям времени.

 

 Первая часть «Прометеевской  трилогии» Эсхила тоже не сохранилась,  и мы можем о ней лишь  догады­ваться. У Гесиода в его «Теогонии» (VIII—VII вв. до н.э.) этот миф начинается несколько иначе: конфликт между Прометеем и Зевсом происходит, когда боги во главе с Зевсом собираются в Сикионе (к западу от Коринфа), чтобы решить вопрос о порядке жертвоприношений богам со стороны людей. Прометей тогда разделил тушу жертвенного быка на две части и устроил дело так, чтобы Зевс выбрал худшую часть, а лучшая досталась людям. Тогда Зевс в отместку лишил людей огня, но Прометей похитил огонь на Олимпе и снова дал его людям, после чего был по приказу Зевса прикован к скале...

 

 Согласно другим распространенным  представлениям, отраженным и в  «Метаморфозах» Овидия, Прометей  был «творцом человека» не  только в переносном, символическом  смысле, но в самом непосредственном: еще во II в. до н.э. Павианий пишет в «Описании Эллады», что видел в Фокиде затверделые комки глины, пахнущие человеческой кожей, — это, мол, остатки материала, из которого Прометей сотворил человека.