Языковая картина мира

Именно природа, в которой  человек существует, изначально формирует  в языке его мир ассоциативных  представлений, которые в языке  отражаются метафорическими переносами значений, сравнениями, коннотациями.

Второй фактор – культура. «Культура – это то, что человек  не получил от мира природы, а привнёс, сделал, создал сам» (Манакин; 51). Результаты материальной и духовной деятельности, социально-исторические, эстетические, моральные и другие нормы и ценности, которые отличают разные поколения и социальные общности, воплощаются в различных концептуальных и языковых представлениях о мире. Любая особенность культурной сферы фиксируется в языке. Также языковые различия могут обуславливаться национальными обрядами, обычаями, ритуалами, фольклорно-мифологическими представлениями, символикой. Культурные модели, концептуализированные в определённых наименованиях, распространяются по миру и становятся известны даже тем, кто не знаком с культурой того или иного народа. Этой проблеме в последнее время посвящается очень много специальных работ и исследований.

Что касается третьего фактора  – познания, то следует сказать, что рациональные, чувственные и  духовные способы мировосприятия отличают каждого человека. Способы осознания мира не идентичны для разных людей и разных народов. Об этом говорят различия результатов познавательной деятельности, которые находят своё выражение в специфике языковых представлений и особенностях языкового сознания разных народов. Важным показателем влияния познания на языковые различия является то, что В. Гумбольдт назвал «различными способами видения предметов». В середине XX-го века языковед и философ Л. Витгенштейн писал: «Конечно, существуют те или иные способы видения, существуют и случаи, когда тот, кто видит образец так, как правило, и применяет его таким образом, а тот, кто видит его иначе, и обращается с ним по-иному» (Витгенштейн; 114).  Наиболее ярко способ видения предметов проявляется в специфике мотивации и во внутренней форме наименований.

Гносеологические, культурологические и другие особенности языковой концептуализации тесно связаны между собой, а  их размежевание всегда является условным и приблизительным. Это относится  как к отличиям способов номинации, так и к специфике языкового членения мира.

Следует учесть, что восприятие той или иной ситуации, того или  иного объекта  находится  в  прямой  зависимости также и  от субъекта восприятия, от его фоновых  знаний, опыта, ожиданий, от того, где  располагается он сам что непосредственно находится в поле его зрения. Это, в свою, очередь, даёт возможность описывать одну и ту же ситуацию с разных точек зрения, перспектив, что, несомненно, расширяет представления о ней. Каким бы субъективным не был процесс «конструирования мира», он, тем не менее, самым непосредственным образом предполагает учёт самых различных объективных аспектов ситуации, реального положения дел в мире; следствием же этого процесса является создание «субъективного образа объективного мира»

Исследуя когнитивные основания языковой номинации, Е. С. Кубрякова справедливо говорит о языковой картине мира как о структуре знаний о мире, тем самым дополнительно подчёркивая когнитивный характер этой ментальной сущности. «Когнитивно ориентированное исследование деривационных процессов позволяет уточнить не только специфику «картирования» мира в отдельно взятом языке, но и – при должном обобщении таких данных в типологическом плане – способствовать выведению некоторых общих положений о понимании человеком главных бытийных категорий, особенностей мироздания, закономерностей устройства мира, как в физическом аспекте человеческого бытия, так и в его социальной организации и во всей свойственной человеку системе его ценностей и нравственных, морально-этических оценок» (Кубрякова; 336-337).

При оценке картины мира следует понимать, что она - не отображение  мира и не  окно в мир, а она  является интерпретацией человеком  окружающего мира, способом его миропонимания. «Язык – отнюдь не простое зеркало  мира, а потому фиксирует не только воспринятое, но и осмысленное, осознанное, интерпретированное человеком» (Кубрякова; 95). Это означает, что мир для человека – это не только то, что он воспринял посредством своих органов чувств. Напротив, более или менее значительную часть этого мира составляют субъективные результаты осуществлённой человеком интерпретации воспринятого. Поэтому говорить, что язык есть «зеркало мира», правомерно, однако это зеркало не идеально: оно представляет мир не непосредственно, а в субъективном познавательном преломлении сообщества людей.

Как видим, существует много  интерпретаций понятия «языковая  картина мира». Это обусловлено  существующими расхождениями в  картинах мира разных языков, так как  восприятие окружающего мира зависит  от культурно-национальных особенностей носителей конкретного языка. Каждая из картин мира задаёт своё видение языка, поэтому очень важно  различать понятия «научной (концептуальной) картины мира» и «языковой (наивной) картины мира».

СОДЕРЖАНИЕ  ПОНЯТИЯ КАРТИНА МИРА В СОВРЕМЕННОЙ ЛИНГВИСТИКЕ

В.А.Пищальникова

Непреходящая  актуальность проблемы взаимоотношения  объективной действительности, языка  и мышления на очередном витке  развития науки вновь акцентировала  “человеческий фактор”, предполагающий исследование языковых феноменов в тесной связи с человеком, его мышлением и различными видами духовно-практической деятельности.

Именно акцентирование “человеческого фактора” привело  к появлению в разных науках ряда понятий, которые представляют психические, лингвистические, логические, философские модели объективного мира: концептуальная картина мира, картина мира, образ мира, модель мира, концептуальная система, индивидуальная когнитивная система, языковая картина мира и др. Терминологическое положение таково, что представляется весьма полезным последовать совету В.П. Зинченко: “Возможно, идеалом современного знания должен стать новый синкретизм… Для этого полезно вернуться к состоянию методологической невинности, задуматься над тем, какая онтология лежит за нашими, как нам кажется, рафинированными понятиями “ (7,.57).

При всех внешних  различиях дефиниций перечисленных  выше понятий их объединяет философская  ориентация на представление моделей  как субъективного образа объективного мира, как “исходного глобального  образа”, как “сокращенного и упрощенного отображения” и под. Этим самым модели подводятся под традиционное понимание идеального. Кроме того, за редким исключением, в дефинициях выделяются в качестве обязательных два компонента: мировидение (видение мира, сумма представлений о мире, знания о мире, отражающая способность мышления и т.п.) и деятельностная природа картины мира (познающая деятельность человека, духовная активность, опыт человека и под.)

Понятие “мировидение”  заявлено еще лингво-философскими концепциями  В. человечества”, в котором заложено представление о четырех ипостасях фон Гумбольдта, Й.Л.Вайсгербера, Л.Витгенштейна, Э.Сепира – Б. Уорфа и др. В. фон Гумбольдт рассматривает язык как “промежуточный мир” между мышлением и действительностью, при этом язык фиксирует особое национальное мировоззрение. Уже В. фон Гумбольдт акцентировал разницу между понятиями “промежуточный мир” и “картина мира”. Первое – это статичный продукт языковой деятельности, определяющий восприятие действительности человеком; единицей его является “духовный объект” – понятие. Картина же мира – подвижная, динамичная сущность, так как образуется она из языковых вмешательств в действительность; единицей ее является речевой акт. Как видим, в формировании обоих понятий огромная роль принадлежит языку: “Язык – орган, образующий мысль, следовательно, в становлении человеческой личности, в образовании у нее системы понятий, в присвоении ей накопленного поколениями опыта языку принадлежит ведущая роль” (5,78). Й.Л. Вайсгербер попытался воплотить философские идеи В. фон Гумбольдта и Й.Г. Гердера в концепции языка, где переплелись также взгляды Э. Кассирера, Фр. Маутнера, Э. Гуссерля, Ф. Де Соссюра. Основная идея Й.Л. Вайсгербера – “языковой закон языка: 1) актуализированный язык (речь как психический процесс и физическое явление); 2) “языковой организм” (язык как основа индивидуальной речевой деятельности); 3) язык как объективное социальное образование; 4) языковая способность. Й.Л. Вайсгербер исследует надличностный уровень языка второго, третьего и четвертого уровней “языкового закона”. Таким образом, ученый намечает разграничение значения как социального образования и смысла как индивидуального феномена, хотя в качестве объекта исследования заявлен только социальный (“надличностный”) уровень языка. Между человеком и действительностью находится, по мнению Вайсгербера, “посредствующий мир мышления” и язык, в котором заключено определенное представление о мире. “Родной язык создает основу для общения в виде выработки сходного у всех его носителей образа мышления. Причем и представление о мире, и образ мышления – результаты идущего в языке постоянно процесса миросозидания, познания мира специфическими средствами данного языка в данном языковом сообществе (2, 111-112). Восприятие мира осуществляется мышлением, но с участием средств родного языка. Способ отражения действительности носит у Вайсгербера идиоэтнический характер и соответствует статичной стороне языка. По сути ученый акцентирует интерсубъектную часть мышления индивида. “Нет сомнения в том, что многие укоренившиеся в нас воззрения и способы поведения и отношения оказываются “выученными”, т.е. общественно обусловленными, как только мы проследим сферу их проявления по всему миру” (Вайсгербер, с. 117).

Язык как  деятельность рассматривается и  в философской концепции Л.Витген-штейна. По его мнению, мышление имеет речевой характер и по существу является деятельностью со знаками. Философ уверен в том, что вся классическая философия по проблеме знаковости мышления только запутала то, что вполне ясно: “Из верного тезиса о том, что внешняя знаковая форма мысли, взятая сама по себе, вне связи с ее смыслом, мертва, не следует, будто для сообщения ей жизни к мертвым знакам должно просто добавить нечто нематериальное” (3, 204). В противовес этому утверждению Витгенштейн выдвигает иное положение: жизнь знаку дает его употребление. При этом “значение, которое присуще словам, не является продуктом нашего мышления” (3,117), значение знака есть его применение в соответствии с правилами данного языка и особенностями той или иной деятельности, ситуации, контекста. Поэтому одним из важнейших вопросов для Витгенштейна является соотношение грамматического строя языка, структуры мышления и структуры отображаемой ситуации. Предложение – модель действительности, копирующая ее структуру своей логико-синтаксической формой. Отсюда: в какой мере человек владеет языком, в такой степени он знает мир. Языковая единица представляет не некое лингвистическое значение, а понятие, поэтому Витгенштейн не разграничивает языковую картину мира и картину мира в целом.

Именно Л. Витгенштейну приписывают особую роль во введении термина “картина мира” как модели действительности в научный обиход, при этом важно, что Вингенштейн  вполне осознавал метафоричность этого  термина и подчеркивал его  синонимичность психологическому понятию “образ мира”.

Основательный вклад в разграничение понятий картина мира и языковая картина мира внесен Э. Сепиром и Б. Уорфом, утверждавшими, что “представление о том, что человек ориентируется во внешнем мире, по существу, без помощи языка и что язык является всего лишь случайным средством решения специфических задач мышления и коммуникации, - это всего лишь иллюзия. В действительности “реальный мир” в значительной мере неосознанно строится на основе языковых привычек той или иной социальной группы” (11, 261). Употребляя сочетание “реальный мир”, Э. Сепир имеет в виду “промежуточный мир”, включающий язык со всеми его связями с мышлением, психикой, культурой, социальными и профессиональными феноменами. Именно поэтому Э. Сепир утверждает, что “современному лингвисту становится трудно ограничиваться лишь своим традиционным предметом…он не может не разделять взаимных интересов, которые связывают лингвистику с антропологией и историей культуры, с социологией, психологией, философией и – в более отдаленной перспективе – с физиологией и физикой” (11, 260-261). Акцентируя, что “язык обладает силой расчленять опыт на теоретически разъединяемые элементы и осуществлять постепенный переход потенциальных значений в реальные, что и позволяет человеческим существам переступать пределы непосредственного данного индивидуального опыта и приобщаться к более общепринятому пониманию окружающего мира” (11, 226), Э. Сепир противопоставляет “потенциальное” и “реальное” значения. Как видим, различные именования понятий модели мира не связаны с изменением взгляда на взаимоотношения мышления, действительности и языка, а определяются объемом понятия и детерминированным этим объемом соотношением картины мира и языковой картины мира. Представляется поэтому, что вполне справедлива такая позиция, которая сопрягает содержание языка и мышления в единой модели: “Язык изначально связан непосредственно с мышлением, и в гносеологическом плане действительно отношение не “язык - мышление – мир”, а “языкомышление – мир”. Правильно поэтому говорить также не о языковой картине мира, а о языкомыслительной картине мира, т.е. о концептуальной картине мира (9, 37).

Проблема “промежуточного  мира” в современной отечественной  науке трансформировалась в исследование категории “менталитет”. Важно, что многие исследователи настоятельно подчеркивают несовпадение понятий менталитет и общественное сознание, отмечая, что менталитет описывает именно специфику отражения внешнего мира, обусловливающую способы реагирования достаточно большой общности людей. (А.В. Петровский). Вместе с тем менталитет определяется и как совокупность воззрений, представлений, “чувствований” общности людей определенной эпохи, географической области и социальной среды, особый психологический уклад общества, влияющий на исторические и социальные процессы, что в принципе совпадает с дефиницией массового сознания. Последнее определение становится в отечественной науке все менее популярным еще и потому, что долгое время содержание категории “общественное сознание” было, собственно, приравнено к идеологии. Идеологизация же мышления человека воспринимается как “подмена формирования индивидуального сознания формированием коллективного бессознательного со всеми присущими последнему клише, стандартами, аксиомами, табу и т.п.” (7, 54). В. Гавел утверждал, что “идеология как иллюзорный способ обретения своего места в мире, дающая человеку видимость, будто он представляет собой самостоятельную, достойную и нравственную личность, предоставляя ему тем самым возможность не быть таковой, идеология как муляж неких “общественных” и не связанных с корыстными побуждениями ценностей, позволяющий человеку обманывать свою совесть, скрывать от других и от себя свое истинное положение и свой бесславный modus vivendi … это завеса, за которой человек может удобно скрыть свой распад…” (4, 106). (Отсюда, по М.К. Мамардашвили, возникает опасность антропологической катастрофы). По мнению В.П. Зинченко, сознание представителей нашего социума перестало быть культурно-историческим, потому что были разрушены связи между сознанием и деятельностью, сознанием и личностью. Оно если и сохранялось, то переставало быть участным в бытии, вырывалось из единого континуума бытия-сознания, превращалось в нечто иррациональное…” (7, 128). (Курсив мой. – В.П.).

Именно известная  дискредитация категории “общественное сознание” приводит к тому, что чаще намечается психологическая трактовка понятия ментальности как “некоей характерной для конкретной культуры (субкультуры) специфики психической жизни представляющих данную культуру (субкультуру) людей, детерминированную экономическими и политическими условиями жизни в историческом аспекте” (6, 21). И тогда понятие менталитета практически синонимизируется с понятием национального характера. В итоге, желая быть последовательными, ученые приходят к необходимости выделения языковой ментальности, поскольку невозможно отрицать, с одной стороны, влияния языка на категоризацию действительности, а с другой – в языке невозможно обнаружить причины, которые побуждают людей придавать значимость одним аспектам явлений и игнорировать другие. Отсюда логически приходят к традиционному противопоставлению языковой картины мира и картины мира.