Формы социальной поддержки в древних славянских общинах

Жрецы выступали своеобразными «ферментами» в деле организации поддержки групповой общности не только с реальными, но и с ирреальными силами. Они активно «формировали» стереотипы  помощи и взаимопомощи в общине. Волхвы – в древнерусской традиции «языческие жрецы, звездочеты, чародеи и предсказатели». Практически они имели те же функции для родового общества, что и шаманы у многих народов.

Деревенские знахари и знахарки, колдуны и ворожеи, которые лечили людей, заговаривали скотину, насылали порчу или привораживали, определяли злодеев, предсказывали будущее, оберегали от эпидемий, знали свойства трав и десятки, а то и сотни заговоров. Они выступали в качестве прорицателей судьбы, как отдельного индивида, так и общности в целом, являясь определенными «регуляторами» общественных, групповых отношений. Знахарями обычно слыли  люди пожилые, одинокие холостяки, старушки-вдовы или не вышедшие замуж девицы. Знахарки-ворожеи были обычно умные и опытные, они старались помочь всем, кто обращался к ним за советом. По какой бы причине ни приключилась болезнь, знахарь, как и вся община, был убежден, что болезнь – это живое существо, с которым можно разговаривать, к нему можно обращаться с просьбами или приказаниями «выйти вон», спрашивать, требовать ответов и т.п.  Причем их деятельность разворачивалась в условиях экономического, социального, личностного кризиса, когда необходимо было разрешить ту или иную проблему; совмещались их сакральные и общественные функции. Одна из важных жреческих функций – это составление точного календаря агрономических работ. Такой календарь, нанесенный чертами и резами на древние сосуды, относится к IV веку до н.э., когда «кириллица» еще не пришла на Русь. Календарь отличается сложностью и высокой астрономической точностью, предназначался для молений о дожде, отмечал появление первых всходов, вызревание хлебов и сроки их уборки.

Волхвы, знающие заклятие от засухи, производящие точные расчеты оптимальных сроков дождей, рассматривались народом как особые существа, умеющие повелевать облаками и даже устраивать затмение луны или солнца.

Чародеи (или чаровники), занимавшиеся чародейством – магическими действиями с водой и отварами из трав, которые наливались в специальные сосуды – чары. Деревенским ведьмам-чародейкам крестьянские девушки поверяли свои тайны, а те предлагали им свои услуги. Деревенские ворожеи были просто неистощимы в выдумках разнообразных рецептов, особенно в любовных делах. Здесь и таинственный талисман, который добывается из черной кошки или лягушки. Из лягушки достают две «косточки-счастливки», с одинаковым успехом служащие и для приворотов, и для отворотов, т.е. вызывающие любовь или отвращение.

«Кобь» – гадание о судьбе, гадание по полету птиц. Гадательный обряд сопровождался ритуальными танцами. Возможно, глагол «кобениться» связан с необычными телодвижениями.

К жреческому сословию примыкали и кузнецы. Кузнечное дело окутывалось таинством. От другого глагола «ковать» происходит слово «коварство», что означает мудрость, умение.

Жрецы-язычники сопротивлялись наступлению христианства. Практически до XVI века деревенская Русь оставалась во многом языческой. Не так просто и знать отказывалась от языческих обрядов.

Таким образом, действия волхвов имели сакрально-мифические уста-новки. Они подкреплялись определенными ритуальными действиями, и что очень важно, действия эти неразрывно связаны с идеологией поддержки. Она была одним из тех факторов, которые позволили после уничтожения пантеона языческих богов долгое время сохранять языческие традиции, что дало возможность сакральной системе поддержки существовать на протяжении еще трех столетий.

2. Общинные формы поддержки и взаимопомощи

Для ранних форм социальных отношений характерна защита индивида в системе рода и общины.

Архаическая парадигма помощи складывается в то время, когда ведущим миросозерцанием и мироощущением было язычество.

Для языческого миросозерцания и мироощущения характерно то, что человек не ощущал себя в обособленности и единичности, он был не часть, а неким единством, заключавшим в себе космическое пространство, и одновременно являясь его  продолжением. Человек не противопоставлял себя космосу, природе, а растворялся в них, становясь таким же целым, как и они. Эта «целостность-принадлежность» достигалась общинным существованием, обрядовой и трудовой деятельностью, которые органично вплетались в контекст природы и космоса. Ощущая «себя принадлежностью целого», человек закреплял в общинных традициях нормы своего существования не только в природе, но и в мире людей. Для него не существовало противопоставления этих реалий: одно есть продолжение другого, и поэтому принципы его существования едины.

В общине постепенно определяются отношения к людям, не являющимся активными участниками трудовой и коллективной  жизни. Отношение к старикам такое же, как и к детям. Архаические народные представления о детях и стариках идентифицировали их как «чистых», не живущих половой жизнью, отсюда общность в одежде у тех и других, и одинаковое отношение к ним. Так, инфатицид - узаконенное убийство ребенка – довольно характерное явление на ранних этапах развития общественных отношений, существовал не только в отношении детей, но и стариков. Видимо, детский инфатицид связан с тем, что в родовой общине   «родственниками не рождались». Парадоксальная на первый взгляд фраза означает, что новорожденный, появившийся в данной семье, должен был еще «доказать» свое право быть её членом: над ним совершали вполне определенные ритуалы, по ходу которых должно было выясниться, настоящий ли это человеческий младенец или «подменыш», злой дух в обличье ребенка.

Чтобы стать членом племени, ребенок должен был пройти инициацию. Происходила она в три ступени. Первая - непосредственно при рождении, когда повитуха обрезала пуповину наконечником боевой стрелы в случае с мальчиком, либо ножницами в случае с девочкой, и пеленала ребенка в пеленку со знаками рода.

По достижении мальчиком трех лет он проходил подстягу - т. е. его сажали на коня, опоясывали мечом и три раза обвозили вокруг двора. После этого его начинали учить собственно мужским обязанностям. Девочке в три года впервые давали веретено и прялку. Действо тоже сакральное, и первой нитью, спряденной дочерью, мать опоясывала ее в день свадьбы для защиты от порчи. Прядение у всех народов ассоциировалось с судьбой, и с трехлетнего возраста девочек учили прясть судьбу себе и своему дому.

В двенадцать - тринадцать лет, по достижении брачного возраста, мальчиков и девочек приводили в мужской и женский дома, где они получали полный набор сакральных знаний, необходимых им по жизни. После этого девушка вскакивала в поневу (род юбки, носившийся поверх рубахи и говоривший о зрелости). Юноша после посвящения получал право носить боевое оружие и вступать в брак.

Инфатицид стариков имел другую идеологию и связан с ритуалом отправления на «тот свет». Со сменой идеологии появились формы поддержки стариков, которые были различны. Если по какой-либо причине на помощь не приходила семья, заботу о стариках брала на себя община. Одним из вариантов поддержки стариков был специальный отвод земель по решению общества, «косячка», который давал возможность заготовки сена. В том же случае, когда старики окончательно «впадали в дряхлость», они призревались общиной. Старика определяли на постой к кому-нибудь на несколько суток, где тот получал ночлег и пропитание, затем он «менял» своих кормильцев. Такой вид помощи стал своеобразной общественной повинностью. Возможно, в древности формы поддержки были иными, но их видоизмененная архаическая форма сохранилась до конца XIX столетия.

До принятия христианства на Руси существовали и другие «закрытые» формы помощи, но все они связаны с «институтом старцев». К примеру, вариантом ухода на «тот свет» был добровольный уход из общины. Пожилые люди, которые не могли участвовать в трудовой деятельности, селились недалеко от общины, на погостах, строили себе кельи и жили за счет подаяния. Подобная форма милости существовала вплоть до XVI века.

В силу того, что старики и дети относились к одной социовозрастной группе, в некоторых случаях типология «старых» и «малых»  определялась по признаку «сиротства» - явление, когда субъект оставался без попечения близких родственников. Понятие «сиротство» не идентифицировали только с институтом детства, оно имело иные, антропоморфные смыслы  и распространялось на другие виды проблем, такие, как хозяйство, деятельность, статус, социальная роль, что достаточно полно отражают народные пословицы и поговорки: «Сиротинушка наш дедушка, ни отца, ни матери!»,  «Без коня казак кругом сирота!», «За ремеслом ходить землю сиротить».

Общность постепенно формировала и другие институты поддержки сирот в пределах своего родового, общинного пространства.  Так, еще на стадии первобытной коммуны возникли связи между членами разных общин – дарообмен.  Дар представлял собой переход вещей из собственности одного субъекта в собственность другого и обязательно предполагал отдар. Такая экономическая система дара и отдара хорошо просматривается в мотивах усыновления внутри родовой общины и появления института «приймачества» у  южных славян. «Приймать» в семью сироту, как правило, могли люди пожилые, когда им становилось уже трудно справляться с хозяйством, или когда они не имели наследников. Принятый в семью должен был вести хозяйство, почитать своих новых родителей, а также обязан их похоронить. Здесь налицо принцип – «я – тебе, а ты – мне», или «дар – отдар».

Другая  форма  поддержки сироты – общинная, мирская помощь. Она по своему характеру совпадала с помощью «немощным старикам», когда ребенок переходил из дома в дом на кормление. Сироте могли также назначать «общественных» родителей, которые брали его на свой прокорм. Однако если сирота имел хозяйство, община противодействовала усыновлению. Такие сироты назывались «выхованцами», «годованцами».

Начинаются складываться новые подходы к поддержке вдов. Они, как и старики и сироты, считались социально ущербными субъектами в родовой общине. Оформление института вдов и его дальнейшая поддержка – явление исторически обусловленное, этапное в языческом мире. На ранних этапах российской истории института вдов просто не существовало, поскольку в соответствии с языческой идеологией жена должна была следовать за своим супругом, т.е. после смерти мужа вместе с культовыми предметами, утварью хоронили или сжигали на костре. Появление института вдов у восточных славян происходит незадолго до принятия христианства. Не случайно, что «вдовицы» как особые субъекты выделяются  в первых русских законодательных актах, к ним требуют особого внимания, в духовных наставлениях завещают им помогать и «оберегать» их. Как «чистые», находясь близко к миру смерти, вдовы обмывали и обряжали умерших. Это древний вид языческой магии, в качестве же отдара они получали вещи покойного. Сельская община предоставляла им землю, на них распространялись такие же «льготы» мирского призрения, как и на стариков.

Не менее древний обычай – хождение за «навалным». Он состоял в том, что нуждающейся женщине оказывали помощь продуктами, обычно осенью, после уборки урожая.

Если проанализировать различные формы крестьянских «помочей», то при всем их многообразии просматривается определенный сценарий, в котором сохранены остатки магических аграрных культов. Он состоит из следующих элементов: ритуальный договор (его обязательным элементом является «хлеб – соль и магарыч»), совместная трудовая деятельность в договоренные сроки и по завершению работ совместные трапеза, игры, танцы, катания. В народе «помочи» рассматривались как трудовой праздник, в котором принимало участие все сельское население независимо от социальной принадлежности селянина.

Среди  различных видов «помочей» как специфической формы групповой поддержки выделяются обязательные внесезонные и сезонные. К первым относятся такие виды поддержки, которые обусловлены экстремальными ситуациями, например,  пожарами, наводнениями или массовым падежом скота  (в последнем случае часть приплода отдавали пострадавшим безвозмездно). Особой формой  поддержки счита-лись «наряды миром», когда в семье «работные люди больны» и необходима помощь в деле управления хозяйством (растапливание печи, кормление домашнего скота, уход за детьми). К этой группе поддержки  можно отнести и обязательные «помочи» при постройке дома, мельницы (когда, как правило, за угощение осуществляли весь необходимый комплекс работ).  К этим же видам  «помочей» можно отнести сиротские и вдовьи «помочи» (когда данная группа снабжалась за счет общества хлебом, дровами, лучинами).

Разновидностью архаической модели помощи являются толоки. В разных местностях они мели различную направленность. С одной стороны, они представляли форму совместной деятельности, с другой – форму помощи бедным крестьянам. Толоки включали в себя не только совместную обработку земли, но и различные виды перевозок сена, хлеба, навоза. Довольно своеобразна и форма складчины. Под этим явлением понимается не только совместное кормление, но и совместная заготовка корма для скота. Особым видом толок были женские толоки для «мятья льна». Такая форма взаимовыручки носила чисто экономический характер, поскольку давала возможность не топить один овин несколько раз в одном доме.

Еще один вид хозяйственной помощи – совместное использование рабочего скота. На юге России он назывался «супряга», когда обработка земли  осуществлялась «наемными волами». Этот вид помощи предусматривал взаимообмен услугами, при котором предоставляющий помощь в конечном итоге сам выступал в качестве «нанимателя на работу».

Родовая община сформировала принципы и методы поддержки выживания отдельных субъектов в «пандемических» обстоятельствах. Именно там вырабатывались нормы поведения и отношения к людям, которые в силу разных причин не могли участвовать в общественно-трудовой деятельности.

Ранние формы помощи и взаимопомощи первоначально носили ритуальный характер  и до XIX столетия сохранялись в виде народных праздников, связанных с земледелием и временами года, с почитанием богов. Они проводились всем селением, либо несколькими селениями вскладчину. Каждому из праздников соответствовали свои «братчины, ссыпчины, мирщины, холки, посиделки, беседы, Никольщины».

Таким образом, почитание богов тесно взаимосвязано с оформлением института праздников. Они являлись неотъемлемой частью быта  в древнейшей общности. Кроме того, праздники выполняли функцию мирного перераспределения имущества и натуральных продуктов, выступали механизмом экономического равновесия, совместного потребления в ситуациях социального и экономического неравенства.  Вполне понятно, почему столь велико количество праздников в году у наших предков. В некоторых отдельных местностях общее число праздников достигало до 150 в году, а если учесть, что многие праздники могли длиться от трех до восьми дней, то это становилось существенным подспорьем в распределении и перераспределении материальных благ.