Критическая теория общества. Франкфуртская школа

Следующая тема, поднимаемая франкфуртцами, локальная, не такая масштабная, но очень важная для них – тема тоталитаризма. Фашизм не случаен, а является выражением того, что уже содержится в существующем обществе потенциально. У Хоркхаймера есть слова об этом: «Тот, кто не хочет говорить о капитализме, должен молчать и о фашизме».

В «Психологии масс и фашизме» Райха семья – ячейка фашистского общества. Патриархальная семья содержит в себе зародыши фашизма.

Ханна Арендт считает, что происхождение тоталитаризма обусловлено сочетанием внешних репрессий и внутреннего самопринуждения людей. Она говорит о балансе меду публичностью и приватностью, который в тоталитарном обществе нарушен в пользу публичности. Коллектив, феномен, который исходит из человеческой природы и сам по себе, первоначально, не является матерью репрессий, становится таковым, когда расширяются границы государственного вмешательства в жизнь человека и сужаются – приватности.

Социально-психологический анализ тоталитаризма  проводит и Фромм в «Бегстве от свободы». Он говорит о том, что когда рушится традиционное общество со своими структурами – большой семьей, общиной, религией, моралью, человек оказывается пылью, атомом, одиноким и отягощенным своей свободой. Выбитый из всех социальных связей, он любой ценой стремится воссоздать те тепло и смысл, которые у него были, что и заставляет людей сбиваться в стаи. Так образуются тоталитарные движения – большевистского, нацистского или фашистского типа. Далее Фромм рассматривает тоталитарное движение и сравнивает его с большой семьёй Фрейда, и обнаруживает, что они очень похожи. В семье есть отец, в отношении которого ребенок испытывает двойственные чувства – уважение и страх, отец – источник всех милостей и ужасов для ребенка. Та же картина воспроизводится и в тоталитарном движении. Во главе тоталитарного движения фюрер или отец народов, на него молятся, его боятся, его любят (в свое время ещё Макиавелли говорил, что самый эффективный правитель – тот, который вызывает у подданных смесь любви и страха). Тоталитарное движение и вырастающая из него тоталитарная система – это квази, эрзац традиционного общества, это попытка в условиях, когда капитализм разрушил традиционное общество, чем-то его заменить.

Франкфуртцы осуждают индустриальное общество, но что они предлагают ему противопоставить? Как предлагают бороться с социальным злом? Один из способов, предложенных франкфуртцами, – психотерапия (не зря Фромм и Райх были практикующими психотерапевтами), другой – социальные изменения (по Маркузе, радикальная революция, по Фромму, нерадикальная трансформация). Ещё один путь, исследованием которого занимаются франкфуртцы – искусство. Они считают, что искусство может способствовать уходу от доминирования целого над частным, всеобщего над единичным, чего нельзя сделать, например, в рамках науки. Искусство, говорят франкфуртцы, – это та территория, которая позволяет нам выйти за пределы данности. Франкфуртцы были очень тесно связаны с разными крупнейшими деятелями искусства, часто были связанны с авангардными течениями, в том числе с сюрреализмом (фр. surréalisme — сверхреализм), который олицетворяет будущее, вторгающееся в настоящие, разрывающее с логикой настоящего. В данном мире мы живём в удушье, искусство же, как сказал Маркузе, – это воздух с других планет. Сюрреализм, как и утопия служит преодолению ужасов реальности и выходу за рамки этой реальности.

Другой способ освобождения – через эмансипацию чувственности. Франкфуртцы радикально интерпретируют Фрейда, выставляя его учение критикой патриархализма, существующей моногамной семьи, существующей морали, существующих социальных гендерных ролей. Бессознательное, говорят франкфуртцы, особенно эту тему развивали Фромм и Маркузе, – это та человеческая память, которая загнана в подполье репрессивной цивилизацией, необходимо извлечь человеческую чувственность, которая репрессирована буржуазным миром.

Рассмотрим подробно основные положения теорий и предложения по изменению существующего социального порядка двух франкфуртцев, синтезировавших неомарксизм с неофрейдизмом: Герберта Маркузе и Эриха Фромма.

Маркузе, подобно другим франкфуртцам, активно использует понятие «система», которое очень ярко воплощает в себе франкфуртскую концепцию отчуждения. Он говорит о том, что в других, более примитивных обществах, зло было персонифицировано – отрубить голову тирану, прогнать злого буржуя, который не платит зарплату, - и всё будет хорошо. В современном же обществе зло обесчеловечилось, анонимизировалось, оно, как радиация, всюду и нигде. Не существует больше злого буржуя, который нависает над рабочим, система анонимна. Борьба со злом означает, прежде всего, борьбу с самим собой.

В 1955 году Маркузе публикует ставшую наряду с «Одномерным человеком» одной из наиболее известных его работ «Эрос и цивилизацию», где радикализирует мысли Фрейда об Эросе и Танатосе, интересным образом скрещивая их с марксизмом: у Маркса было понятие «прибавочной стоимости», Маркузе  вводит понятие «прибавочной репрессии». Оно раскрывается следующим образом. Всякое общество основано на подавлении инстинктов человека, но буржуазное общество репрессирует их дополнительно. Вся жизнь человека подчинена одному: производить и потреблять, и Маркузе наряду с фрейдовскими принципом удовольствия и принципом реальности вводит ещё одно понятие – понятие принципа производительности: всякий человек живёт для того, чтобы производить, и производит для того, чтобы потреблять, вся наша жизнь редуцируется к этому. Недвусмысленные надежды Маркузе связываются с освобождением Эроса. В «Одномерном человеке» Маркузе говорит: существующее общество – это общество без оппозиции, в нем все схвачено и нет альтернатив, оно внутренне тоталитарно. Пролетариат перестал быть революционной силой, какой он возможно был во времена Маркса, он стал частью системы, ему уже есть, что терять, кроме своих цепей. Тут Маркузе вводит понятие одномерности. Одномерный человек, одномерная культура, одномерное мышление. Общество одномерных людей – это общество людей, живущих анонимно, обезличено, людей, которые с момента своего рождения штампуются на уровне чувственности и на уровне желаний. Важнейшая, на мой взгляд, мысль Маркузе, что раб современности – это счастливый раб, который больше не мечтает перерезать цепи и сбежать, не мечтает вырваться. Одномерность означает плоскость «производить-потреблять». Причём акцент делается не на то, чтобы производить, а на то, чтобы потреблять. Если суровые пуритане у Макса Вебера жили чтобы производить и считали роскошь грехом, всё вкладывали в бизнес, то современный человек – гедонист и потребитель. «Анимизм есть одушевление вещей, а индустриализм есть овеществление души», - говорил Маркузе.

На мой взгляд, важнейшее понятие у Маркузе – понятие аффирмативной культуры. Аффирмативный характер культуры – низведение всей европейской философской традицией, которая является идеалистической, цивилизации, всего материального до «низшего» мира, не имеющего значения по сравнению с «высшим» интеллектуальным царством, где правит Идея. Почему Маркузе критикует культуру буржуазной эпохи и считает опасным идеализм классической немецкой традиции? Потому что такая культура утверждает лучший, более ценный мир, который отличен от фактического мира постоянной борьбы за существование, однако может быть реализован каждым индивидом «изнутри», для себя, без трансформации фактического положения дел. Маркузе считает, что идеалистическая культура, которая либо постоянно отсрочивает удовлетворение, либо превращает его в стремление к недостижимому – так классическое буржуазное искусство расположило свои идеальные формы на таком расстоянии о повседневности, что люди, погруженные в страдание, могут вновь открыть себя только посредством прыжка в совершенно иной мир,- что сдерживает действительное удовлетворение индивидов. «Счастье…возможно лишь в форме иллюзии», - говорил Ницше. Однако аффирмативная культура диктует такой способ существования, когда смысл счастья полностью меняется, оно случит утверждению статус-кво. Подлинное удовлетворение, по Маркузе, должно быть реализовано в противовес культуре идеализма, выступая как требование – требование новой формы жизни, требование действительных преобразований материального мира.

В чём Маркузе видит надежду на слом тоталитарного общества? Революционную роль пролетариата он отрицает. Есть ли какие-нибудь силы, неинтегрированные в систему? Маркузе считает, что это, во-первых, движения сопротивления в Третьем мире (надо заметить, что Маркузе, как и многие франкфуртцы, не был свободен от идеализации различных че гевар и мао цзедунов), которые борются с глобальным капитализмом, во-вторых, разного рода меньшинства, маргиналы и аутсайдеры: национальные меньшинства, сексуальные меньшинства - те, кто принципиально иной, тот, кого данное общество выкидывает на обочину, кто не включен в данный консенсус, в-третьих, гуманитарное студенчество, молодежь как те, кто в силу своего образования способны критически мыслить, а в силу своей молодости ещё не были порабощены истеблишментом, те самые критически мыслящие личности, которых за сто тридцать лет до Маркузе воспевали младогегельянцы. Через четыре года после написания «Одномерного человека», 1968 году, грянула «Парижская весна» - социальный кризис, вылившийся в студенческие протесты, демонстрации, массовые беспорядки и всеобщую забастовку. Студенты, вышедшие на демонстрации под лозунгами «Запрещать запрещается», «Будьте реалистами - требуйте невозможного» (этот лозунг особенно интересен, потому что пересекается с негативной диалектикой франкфуртцев) и др., пропагандировали крайне левые идеи: марксистско-ленинские, троцкистские, маоистские, анархистские. Бунтари Красного мая выходили под знаменем трёх М: Маркс, Мао, Маркузе. Маркузе вводит ещё одно понятие - Великий Отказ. Чтобы порвать с логикой Системы, нужно выйти за ее рамки, восстать самому.

Эрих Фромм в политическом плане был более умерен, свой политический идеал он описывал как гуманистический гуманитарный социализм, либертарный социализм. Общество при этом децентрализовано, напоминает коммуну.

Фромм говорит о вечных экзистенциальных дихотомиях человека, он рассматривает его как единственное существо в мире, которое является для себя проблематическим. И, какой бы ни был строй – капитализм, социализм или что-то другое – за человеком сохраняется ряд противоречий. Эти противоречия присущи человеку по факту его человечности. Какие это противоречия? Человек выпадает из природы, но хочет быть в гармонии с ней, человек одинок, но хочет быть частью социума, он осознает свою смертность, но стремится к бессмертию. По Фромму, рождение – главная катастрофа в жизни человека, главная травма.

Фромм развивает концепцию Эроса и Танатоса иначе нежели Маркузе, у него они принимают формы биофильной и некрофильной личностей или знаменитой его антитезы «иметь или быть» (позаимствованной впрочем, как он сам признается, у Габриэля Марселя), по которой есть два модуса существования человека – модус бытия, связанный с творчеством, свободой, подлинностью, и модус обладания – «я это то, что я имею, мой статус, мои деньги, мои мысли, моя семья, я не я, а мои роли». Фромм в отличие от Марселя связывает это с фрейдистским учением об Эросе и Танатосе и говорит, что человек, живущий по модусу «быть», - биофильная личность, а живущий по модусу «иметь» – некрофильная. Сам факт беспрестанного накопления мертвых вещей – это некоторая патология.

Вообще – об этом говорят и Маркузе, и Фромм – Танатос в современном мире разрастается, об этом говорит в частности изобретение атомной бомбы как стремление к самоумерщвлению, проявление коллективного Танатоса. Какое общество, такая личность – считал Фромм. Нынешнее общество больное, и оно порождает больную личность,  личность, живущую по модусу обладания.

Фрейд открыл индивидуальное бессознательное, Карл Густав Юнг – коллективное, а Фромм открывает социальное бессознательное. Он считает, что Маркс отчасти был прав, говоря о базисе и надстройке, но дополняет марксову концепцию психологической концепцией. Каждое общество порождает определенный тип людей со своим менталитетом – набором привычек, стремлений и желаний. Современное общество буржуазного типа, ориентированное на обладание, рождает людей деловитых, конформистских, стремящихся к господству, вытесняя из человека спонтанность, самобытность и творчество. И тут встает вопрос как о курице и яйце: что делать: лечить людей в больном обществе или изменить общество? Если лечить людей, общество все равно их развратит, если общество – люди не примут изменений, революцию должна предварять революция в головах.

7. Заключение.

Франкфуртская школа оказала колоссальное влияние на историю двадцатого века, на культуру (Бертольд Брехт), на философию, социологию, психологию. Франкфуртцы подняли темы отчуждения, дегуманизации, тоталитаризма, проблемы технократии и авторитарной личности – колоссальный массив проблем, влекущих за собой разложение и гибель индивидуальности, инертность и неразвитость масс, анахроничный, тяжело больной, прогнивший характер капиталистических общественных отношений. Что так же примечательно, франкфуртцы считали, что ученый не должен быть над схваткой – он должен решить, на какой он стороне, и вступить в схватку.

Франкфуртская школа пережила пик своего влияния в 60-е гг. двадцатого века, оказала огромное влияние на новых левых и майские события во Франции в 1968 году. Правда тут пути франкфуртцев радикально разошлись, и не только в том смысле, что кто-то остался за океаном, а кто-то вернулся в Европу. Маркузе горячо поддержал бунтарей Красного мая и был у них на всех знаменах (правда потом он стал более скептически к ним относиться, особенно после того, как посетил коммуну в Берлине и лично увидел, что там происходит), Адорно и Хоркхаймер же заметно поправели, во время беспорядков в Европе Адорно даже вызвал полицию.

Чего Франкфуртской школе недоставало? Что умаляет ее важность и актуальность? Во-первых, в центре внимания франкфуртцев западное общество, их анализ не применим ко всему остальному миру. Общество третьего мира и советский блок рассматриваются, но им уделяется минимум внимания. Во-вторых, франкфуртцы рассматривают индустриальное общество на пике его развития – в середине двадцатого века – им казалось – они жили в такую эпоху,  - что эта система будет стоят столетиями. Но мир изменился, такие явления как глобализация или  сворачивание механизмов патерналистского социального государства они не застали. Третья рамка, в которую попали франкфуртцы, достаточна очевидна: как очень многие мыслители, они гораздо сильнее в критике нежели в позитивной программе.

Студенческие движения трансформировались, с одной стороны, в конформизм, с другой стороны, в терроризм. Представитель поздней теории Франкфуртской школы Юрген Хабермас усмотрел в студенческом движении угрозу «левого фашизма», и неспроста. Примером такой организации, которая испытала на себе влияние Франкфуртской школы и скатилась в бандитизм, служит Фракция Красной Армии – действовавшая в ФРГ и Западном Берлине леворадикальная террористическая организация. По мере затухания студенческих движений, угасала и популярность франкфуртцев. Новое поколение – Хабермас, Негт, Шмидт – сильно ушло от радикализма франкфуртцев и является эпигонским. В настоящее время можно констатировать, что Франкфуртская школа прекратила свое существование.