Социальная философия

Согласно Г. В. Ф. Гегелю (1770–1831), история есть процесс самопознания “абсолютного духа”, или Бога. Сущность материи – тяжесть, сущность духа – свобода, так что история, представляющая собой некоторого рода гигантское умозаключение, имеет своей целью познание свободы. В развитии духа выделяются три фазы: восточная, греко-римская и германская. Все остальные регионы и народы остаются, в сущности, вне истории, составляют ее балласт. Восток знал, говорит Гегель, что только один свободен; греческий и римский мир знал, что некоторые свободны; германский народ знает, что все свободны. Общим законом исторического развития является, таким образом, прогресс, но не простой, а “диалектический” прогресс, при котором германская монархия оказывается высшей точкой как в познании свободы, так и в ее воплощении. Свобода тоже понимается “диалектически”: она означает право подчиняться закону, и оказывается, что везде, где есть закон, есть и свобода. Принципом исторического развития является национальный дух. В каждый период истории есть определенная нация, реализующая ту стадию развития, которой достигло человечество. В современной истории такой нацией является Германия. Национальный дух воплощается в государстве, которое есть наличная, действительно нравственная жизнь. Государство – это божественная идея, как она существует на земле. Оно – разумная, объективно себя осознающая и для себя сущая свобода. Каждое государство является естественным Врагом всех иных государств и должно утверждать свое существование посредством войны. К государству неприменимы никакие моральные ограничения, его оправданием является только исторический успех. Война, особенно война молодых наций против старых, вполне допустима. Более того, три вещи наиболее ценны: война, судьба и слава. Конфликты государств разрешаются только в военном столкновении. Мир – это окостенение, война же позволяет серьезно воспринять повседневную жизнь. Отношения между государствами не являются правовыми или нравственными, поскольку высший закон каждого государства – его собственный интерес. Война сохраняет нравственное здоровье народов, уберегает их от гниения, которое непременно явилось бы следствием продолжительного мира. Соответственно принципом достойной уважения жизни и идеалом “героического человека”, противостоящего мелкой посредственности, является максима: “Живи, рискуя”. Если государство внеморально, то и великие люди своего времени, высказывающие то, что оно хочет, и понимающие то, что нужно, также стоят вне морали. Против них не должны раздаваться скучные упреки в недостатке скромности, смирения, любви к людям и сострадательности. Великая личность вправе растоптать и сокрушить едва ли не все на своем пути.

Таким образом, для социальной философии Гегеля характерны: национализм, доходящий  до идеи, что одна избранная нация  обречена на мировое господство; восхваление  государства как высшей ценности; освобождение государства от любых  моральных ограничений и обязательств; превознесение войны как естественного способа разрешения конфликтов между государствами; восхваление “всемирно-исторических личностей”, умеющих не обращать внимания на нормы морали и общественное мнение; концепция человека как не столько разумного существа, сколько героического животного, презирающего обычную, мелкую, материалистическую жизнь.

В дальнейшем К. Маркс заменил гегелевский “дух”  материей, материальными и экономическими интересами; национал-социализм подставил  вместо “духа” квазибиологическую концепцию крови и расы.

Современник Гегеля А. Шопенгауэр писал о нем, что  он оказал опустошающее или, точнее говоря, оглупляющее влияние на философию  и все другие формы культуры. Примерно таким же было влияние Гегеля на нашу отечественную социальную философию, в особенности советского периода.

Во многом успех  Гегеля вызван переоткрытием им диалектики как особого способа мышления и доказательства, плохо применимого  в исследованиях природы, но дающего  легко достижимые и особо впечатляющие результаты в рассуждениях об обществе. Гегелевская диалектика является по своей сути частным случаем одиозной софистики. Суть диалектики сводится к трем принципам: все в мире является внутренне противоречивым, и эта противоречивость есть источник развития; в ходе развития за периодами постепенности следуют резкие, скачкообразные изменения; всякое развитие проходит три ступени, причем каждая последующая из них содержит более ранние в некоем “снятом” виде, в качестве момента целого. Применение диалектики самим Гегелем хорошо показывают его рассуждения о равенстве, свободе и конституции. Их итогом является уверение, что прусская монархия, вообще не имевшая конституции, является высшим воплощением конституционности. Этот интеллектуальный фокус оказывается возможным благодаря диалектике, позволяющей отождествлять противоположности. Равенство объявляется неравенством, свобода – неуклонным следованием закону, а отсутствие конституции – конституцией наиболее развитого разума.

Диалектику  Гегеля высоко ценил и широко использовал Маркс. В коммунистическом обществе диалектика являлась одним из непременных условий крепости его идеологии и его стабильного существования. Основной задачей диалектики была связь несовершенного существующего мира с тем идеалом, к которому стремилось это общество, представление запутанного множества текущих событий как серии последовательных ступеней той лестницы, которая ведет прямо к коммунизму. Коммунистический человек жил одновременно в двух мирах – в неустроенном, нищем и бесправном настоящем и в иллюзорном коммунистическом будущем. Связать эти миры, представить первый как непрерывное восхождение ко второму было способно лишь диалектическое мышление, но не обычный, весьма слабый человеческий рассудок. Диалектика являлась одним из основных средств оглупления человека коммунистического общества.

¹ Платон. Законы, 739 с.

² Аскетизм-

³ Радикализм- 

⁴ Реформизм-

⁵ Либерализм-

⁶ Консерватизм-

⁷ Гоббс Т. Избранные произведения. М., 1964. Т. 2. С. 35.

⁸ Хоркхаймер М., Адорно Т. Диалектика Просвещения. М.; СПб., 1997. С. 57.

⁹ Кант И. Критика практического разума//Собрание сочинений: В 6 т. Т. 4. Ч. 1. М., 1965. С. 499.