Современные социологические теории

Автор работы: Пользователь скрыл имя, 18 Декабря 2012 в 19:04, контрольная работа

Описание работы

Существует целый ряд примеров попыток связать микро-макро уровни анализа и/или теорий. В своей работе (Ritzer, 1979, 1981a) я пытался разработать интегрированную социологическую парадигму, которая объединяет микро- и макроуровни как в объективных, так и в субъективных формах. С моей точки зрения, необходимо иметь дело сразу с четырьмя основными уровнями социального анализа: макросубъективность, макрообъективность, микросубъективность и микрообъективность. Джеффри Александер (Alexander, 1982–1983) создал «многомерную социологию», предмет которой — модель уровней анализа. В ее основе (Alexander, 1987) лежат проблема порядка и проблема действия. Порядок, согласно Александеру, имеет индивидуальный (микро) и коллективный (макро) уровни.

Файлы: 1 файл

МИНИСТЕРСТВО СПОРТА И ТУРИЗМА РЕСПУБЛИКИ БЕЛАРУС1.docx

— 41.13 Кб (Скачать файл)

МИНИСТЕРСТВО  СПОРТА И ТУРИЗМА РЕСПУБЛИКИ БЕЛАРУСЬ

 

УО «БЕЛОРУССКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ           ФИЗИЧЕСКОЙ КУЛЬТУРЫ

 

 

 

 

КАФЕДРА СОЦИОЛОГИИ

ПРАКТИЧЕСКАЯ  РАБОТА

по социологии

на тему: «современные социологические теории»

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Выполнил:

Студент 2-го курса  з\о

СПФ СИиЕ

125 группы

Мойсак Михаил

Современные социологические  теории.

  Если до сих пор  мы обсуждали многие события,  не потерявшие свою важность  в конце XX в., в этом разделе мы будем иметь дело с тремя крупными наиважнейшими движениями: микро-макроинтеграцией, интеграцией действия и структуры и теоретическим синтезом.

Микро-макроинтеграция

  Многие из последних  работ в социологической теории  были посвящены изучению зависимости  между микро- и макротеориями и уровнями анализа. Я доказал, что микро-макрозависимость занимала центральное место в американской социологической теории в 1980-х гг. и продолжала оставаться в центре внимания в 1990-х (Ritzer, 1990a). (Появлению современного американского учения о микро-макрозависимости предшествовало творчество европейского социолога Норберта Элиаса, внесшего большой вклад [Elias, 1939/1994] в наше понимание отношений между микроуровневыми способами действий и макроуровневым состоянием.)

  Существует целый  ряд примеров попыток связать  микро-макро уровни анализа и/или теорий. В своей работе (Ritzer, 1979, 1981a) я пытался разработать интегрированную социологическую парадигму, которая объединяет микро- и макроуровни как в объективных, так и в субъективных формах. С моей точки зрения, необходимо иметь дело сразу с четырьмя основными уровнями социального анализа: макросубъективность, макрообъективность, микросубъективность и микрообъективность. Джеффри Александер (Alexander, 1982–1983) создал «многомерную социологию», предмет которой — модель уровней анализа. В ее основе (Alexander, 1987) лежат проблема порядка и проблема действия. Порядок, согласно Александеру, имеет индивидуальный (микро) и коллективный (макро) уровни. Действие, как считается, обладает материалистическим (объективным) и идеалистическим (субъективным) уровнями. Из этих двух постоянных Александер выводит четыре основных уровня анализа: коллективно-идеалистический, коллективно-материалистический, индивидуально-идеалистический и индивидуально-материалистический. Несмотря на то что полная модель, разработанная Александером, поразительно похожа на мою, Александер отдает приоритет коллективно-идеалистическому уровню, в то время как я настаиваю, что мы должны заниматься диалектическими отношениями между всеми уровнями. Схожие подходы разрабатывались Норбертом Уайли (Wiley, 1988), который также описывает четыре очень похожих основных уровня анализа — личность или индивид, взаимодействие, социальная структура и культура. Однако если Александер и я делаем акцент как на объективном, так и на субъективном уровнях, уровни Уайли чисто субъективные. Джеймс Коулмен (Coleman, 1986) сконцентрировался на проблеме «от микро- к макро», тогда как Аллен Лиска (Liska, 1990) расширил подход Коулмена, чтобы изучить также проблему «от макро к микро». Чуть позже Коулмен (Coleman, 1990) расширил свою «от микро- к макро» модель и разработал намного более сложную теорию микро-макроотношений, основанную на подходе рационального выбора, заимствованного из экономики (см. ниже).

Интеграция действия и структуры

  Данную проблему в  литературе обозначают как «объединение (интеграция) действия и структуры», «агент-структурная интеграция», структура и воля.» — Прим. перев.

  Параллельно развитию  интереса в Соединенных Штатах  к микро-макроинтеграции в Европе наблюдался рост внимания к агент-структурной интеграции (Sztompka, 1994). Точно так же как я рассматривал микро-макро проблему в качестве центральной задачи американской теории, Маргарет Арчер (Archer, 1988) считает тему действия и структуры основным вопросом в европейской социальной теории. Несмотря на то что в литературе, посвященной микро-макро и агент-структурной интеграции, можно отыскать много схожих черт (Ritzer and Gindoff, 1992, 1994), между ними также существуют значительные отличия. Например, такие коллективы, как трудовые союзы, также могут выступать и в качестве агентов, которые обычно рассматриваются на микроуровне. И, наоборот, структуры, обычно представляющие собой макроуровневые феномены, можно обнаружить и на микроуровне. Таким образом, мы должны быть очень осмотрительными, когда ставим знак равенства между двумя этими направлениями.

  В современной европейской  социальной теории существуют  четыре основные точки зрения  на проблему интеграции действия  и структуры. Первая —структурационная теория Энтони Гидденса (Giddens, 1984). Ключевым моментом в подходе Гидденса является то, что он рассматривает действие и структуру как «дуальность». Это означает, что они не могут быть изолированы друг от друга: агент вовлечен в структуру, а структура включена в агента. Гидденс отказывается считать структуру просто сдерживающей принуждающей (как, например, Дюркгейм), но видит ее как сдерживающей, так и дающей возможность. Маргарет Арчер (Archer, 1982) не считает, что к агенту и структуре можно подходить как к дуальности, а скорее рассматривает их как дуализм. Это означает, что действие и структура могут и должны быть изолированы. Различая их, мы начинаем лучше анализировать соотношение одного к другому. Арчер (Archer, 1988) знаменита еще и потому, что, подняла в литературе по агент-структурной интеграции вопрос о соотношении между культурой и действием, а совсем недавно развила более общую агент-структурную теорию (Archer, 1995).

  Если Гидденс и Арчер из Британии, то третьей основной фигурой современности, имеющей отношение к интеграции действия и структуры, является француз Пьер Бурдье (Bourdieu and Wacquant, 1992; Swartz, 1997). В творчестве Бурдье проблема действия-структуры преобразуется в интерес к соотношению между габитусом и полем. Габитус — интернализованная психическая, или когнитивная, структура, посредством которой люди взаимодействуют с социальным миром. Габитус формирует общество, но в то же время и сам создается им. Поле — это сеть отношений между объективными состояниями. Структура поля служит для сдерживания агентов, будь они представлены индивидами или же коллективами. В целом, Бурдье интересует отношение между габитусом и полем — диалектическое отношение.

  Последний основной  теоретик агент-структурной зависимости — немецкий социальный мыслитель Юрген Хабермас. Мы уже упоминали Хабермаса как современника, внесшего важный вклад в критическую теорию. Хабермас (Habermas, 1987а) также занимался проблемой интеграции структуры и действия, рассматривая ее в рамках проблемы «колонизация жизненного мира». Жизненный мир — это микромир, в котором люди взаимодействуют и общаются. Истоки системы лежат в жизненном пространстве, но, в конечном счете, она приходит к развитию своих собственных структурных характеристик. Так как эти структуры развиваются самостоятельно и интенсивно, возникает необходимость усиления контроля над жизненным пространством. В современном мире система пришла к «колонизации», т. е. контролированию жизненного пространства.

  Последний основной  теоретик агент-структурной зависимости — немецкий социальный мыслитель Юрген Хабермас. Мы уже упоминали Хабермаса как современника, внесшего важный вклад в критическую теорию. Хабермас (Habermas, 1987а) также занимался проблемой интеграции структуры и действия, рассматривая ее в рамках проблемы «колонизация жизненного мира». Жизненный мир — это микромир, в котором люди взаимодействуют и общаются. Истоки системы лежат в жизненном пространстве, но, в конечном счете, она приходит к развитию своих собственных структурных характеристик. Так как эти структуры развиваются самостоятельно и интенсивно, возникает необходимость усиления контроля над жизненным пространством. В современном мире система пришла к «колонизации», т. е. контролированию жизненного пространства.

Теоретический синтез

  Направления микро-макро и агент-структурной интеграции возникли в 1980-х гг. и оба продолжали занимать прочные позиции в социологии 1990-х гг. Они явились ступенькой перехода к более обширному течению — теоретическому синтезу, который ведет отсчет приблизительно с начала 1990-х гг. Льюис (Lewis, 1991) предположил, что относительно низкий статус социологии может быть результатом чрезмерной раздробленности и что движение по пути большей интеграции, возможно, повысит статус данной дисциплины. Здесь мы сталкиваемся со смелой попыткой синтезировать две или сразу несколько разных теорий (например, структурный символизм и символический интеракционизм). Подобные попытки имели место в истории социологической теории (Holmwood and Stewart, 1994). Вместе с тем существуют два отличительных аспекта новой синтетической деятельности в социологической теории. Во-первых, она получила широкое распространение и не сводится к каким-либо единичным попыткам синтеза. Во-вторых, ее цель, главным образом, — относительно узкий синтез теоретических идей, а не развитие большой синтетической теории, которая охватывала бы все социологические теории.

  Синтезирующая деятельность  может протекать внутри какой-либо  теории, а также заключаться в  попытках синтезировать несколько  теорий (и идей ряда теоретиков; см. в качестве примера требования Левайна [Levine, 1991a] синтезировать идеи Зиммеля и Парсонса). Это в равной мере относится как к тем теориям, на которых мы уже останавливались в данной главе, так и к тем, которые мы еще упомянем. Примерами служат неофункционализм (Alexander, 1998а; Alexander and Colomy, 1985, 1990a), пытающийся преодолеть многие из ограничений структурного функционализма путем интеграции идей широкого круга теорий; символический интеракционизм, который «создал новую теорию на основе других теоретических подходов [например, феминистской теорией и теорией обмена]» (Fine, 1990, р. 136–137); теория обмена, в которой предприняты попытки синтезировать идеи, почерпнутые из таких источников, как символический интеракционизм и сетевая теория (Cook, O’Brien, and Kollock, 1990). Сюда же можно отнести постмарксистов, искавших способы включения идей традиционной социологии в теорию Маркса (Elster, 1985; Mayer, 1994; Roemer, 1986c); и представителей постмодернистского марксизма, которые, как следует из названия, попытались привнести в марксистскую теорию постмодернистские взгляды (Harvey, 1989; Jameson, 1984; Laclau and Mouffe, 1985).

  Также существуют  попытки привнести в социологическую  теорию разработки, лежащие вне  социологии. Были работы, направленные  на включение в социологию  биологических идей, с тем чтобы создать социобиологию (Crippen, 1994; Maryansky and Turner, 1992). Рациональный выбор возник на основе экономики, однако он затронул и ряд других областей знаний, включая социологию (Coleman, 1990). Корни системной теории уходят в естественные науки, но в конце XX в. Никлас Луман (Luhmann, 1982) предпринял мощную попытку создать теорию систем, которая могла бы быть применена в отношении социального мира.

Теории современности  и постсовременности

  По мере того как мы вступаем в XXI в., век социальных теоретиков (Здесь я предпочитаю термину «социологические» термин «социальные» теоретики, так как многие из числа внесших вклад в современную литературу не являются социологами, хотя они и теоретизируют в отношении социального мира.) нас все в большей степени занимает вопрос: подверглось ли общество, а также теории о нем ярким трансформациям? Одна из позиций представлена творчеством группы теоретиков (например, Юргена Хабермаса и Энтони Гидденса), полагавших, что мы продолжаем жить в обществе, которое правильнее всего называть современным, и в отношении которого мы можем строить теории тем же способом, какой социальные мыслители использовали на протяжении многих лет. Иной точки зрения придерживается другая группа мыслителей (например, Жан Бодрийар, Жан-Франсуа Лиотар и Фредрик Джеймсон), которые утверждали, что общество изменилось так резко, что мы сейчас живем в качественно ином, постмодернистском обществе. Более того, они доказывают, что об этом новом обществе необходимо размышлять новыми способами.

Защитники современности

  Все великие классические  теоретики-социологи (Маркс, Вебер,  Дюркгейм и Зиммель) так или иначе интересовались современным миром, его преимуществами и недостатками. Последний из них (Вебер) умер в 1920 г., и, конечно, с тех пор мир изменился коренным образом. В то время как все современные теоретики признают эти резкие изменения, некоторые полагают, что, между сегодняшним миром и миром, который окружал нас в прошлом fin de siecle (Fin de siecle (фр.) — конец века — Примеч. ред.) , скорее существует преемственность, нежели разрыв.

  Местровиц (Mestrowie, 1998, р. 2) назвал Энтони Гидденса «верховным жрецом современности». Гидденс (Giddens, 1990, 1991, 1992) использует такие термины, как «радикальная», «высшая» или «поздняя» современность, чтобы описать общество в наши дни и показать, что, несмотря на то что это не то же самое общество, которое изображалось теоретиками-классиками, оно неразрывно с ним. Гидденс рассматривает сегодняшнюю современность как «сокрушительную силу», которая, по крайней мере, в некоторой степени, неуправляема. Ульрих Бек (Beck, 1992) утверждает, что если классический этап современности был связан с промышленным обществом, то новая современность наилучшим образом может быть охарактеризована как «общество риска». Если центральная дилемма в классической современности — богатство и его распределение, то основная проблема в новой современности заключается в предотвращении и минимизации риска, а также его управлении (например, ядерной катастрофы). Юрген Хабермас (Habermas, 1981, 1987b) рассматривает современность как «незаконченный проект». Из этого следует, что центральной проблемой сегодня, как и во времена Вебера, продолжает оставаться рациональность. Утопическая цель тем не менее заключается в том, чтобы максимально рационализировать как «систему», так и «жизненный мир». Я (Ritzer, 1996) также считаю рациональность ключевым процессом в сегодняшнем мире и вновь обращаюсь к проблеме возрастания формальной рациональности и опасности «железной клетки» рациональности, которая волновала Вебера. Если Вебер акцентирует внимание на бюрократии, то сегодня я рассматриваю парадигму этого процесса на примере ресторанов быстрого питания и описываю рост формальной рациональности как макдональдизацию общества.

  Эти и другие теоретики  (например, Touraine, 1995; Wagner, 1994) не только настаивали на том, чтобы рассматривать мир, используя современные термины, но и продолжают размышлять о нем, применяя современные инструменты. В основном, они обособляются от общества с помощью рационального и систематического его анализа и описания, тем не менее они используют пространные повествования более сознательно, чем их предшественники. Современность как сокрушительная сила, переход от индустриального общества к обществу риска, рационализация жизненного мира и системы, а также макдональдизация общества очень напоминают пространные повествования классических теоретиков современности и не представляют собой чего-то совершенно отличного от рассуждений такого плана.

Информация о работе Современные социологические теории