Учение Э. Фромма об обществе

Фромм отмечает, что в ходе разложения средневекового общества Европы высшие классы - как традиционная, так и новая, денежная, аристократия - в основном выиграли. Их социально-экономическое положение в целом оставалось прочным. Иногда возникало - в связи с разрушением традиционных устоев - ощущение неуверенности в прочности своей власти. Но оно нейтрализовалось манипулированием массами и тиранией. Именно высшие слои общества стали в XV- XVI вв. «потребителями» литературы и искусства Возрождения, с его свободолюбивым духом, осознанием индивидуальности, но и возрастающим чувством неуверенности.

Идеи Возрождения повлияли на дальнейшее развитие классической европейской культуры. В то же время  корни современного западного общества находятся и в социально-психологической  ситуации периода Реформации. Они  представлены прежде всего идеями Мартина Лютера (1483-1546) и Жана Кальвина (1509-1564). Идеологи Реформации выступили против церковной иерархии и духовенства вообще. Реформационное христианство было, главным образом, религией крестьян и небогатых горожан. В свою очередь, эти слои общества Фромм делит на две большие социальные группы.

С одной стороны - городская  беднота и крестьянство, которые  в результате разложения традиционного  уклада находились в отчаянном положении. Их безжалостно эксплуатировали  правящие элиты. Терять этим людям было практически нечего, их настроения были гораздо более радикальными, чем требования умеренных лидеров  Реформации. Евангелие выражало надежды  и чаяния бедняков, стремление к  равенству и справедливости. В  результате в эту эпоху вспыхивали восстания и крестьянские войны, направленные на ликвидацию любых привилегий.

А вот вторая группа, так  называемый «средний класс» - в основном мелкое городское бюргерство: ремесленники, торговцы - оказалась в очень сложной  ситуации. Этот класс находился между  самыми богатыми и самыми бедными. Его  реакция на разложение средневекового общества была противоречивой. При  разрушении средневекового уклада этот класс лишился не только стабильности, но и социального статуса, позволявшего свысока смотреть на низы общества. Растущий капитализм представлял для  него смертельную угрозу. Но переходить к бунту – подобно бедноте  – представители этого класса не могли, так как стремились сохранить  закон и порядок, боясь потерять собственность. Роскошь финансовых магнатов переполняла их завистью и  негодованием и усиливала в них  чувство собственной ничтожности. Идеи Лютера и Кальвина оказались  наиболее привлекательны именно для  этого класса общества.

Для религиозного человека главной темой является тема спасения души. И если в католицизме признавалась свобода воли человека, ценность его  личных усилий по спасению, то Лютер  провозгласил полную бесполезность  таких усилий. Согласно учению Лютера, человек – это ничто: «Богобоязненный  человек не имеет «свободной воли»: он пленник, раб или слуга воли Господа или воли сатаны». Также  этот проповедник яростно нападал  на средневековую философию, в которой  предпринимались попытки рационального осмысления Бога. Лютер отрицал какое-либо вмешательство человеческого разума в область веры.

«Лютер не только выразил  чувство ничтожности, охватившее социальные группы, к которым он обращался, но и предложил им выход. Индивид  должен признать собственную ничтожность, отказаться от малейших проявлений своей  воли и осудить её… Его концепция  веры означает следующее: если ты полностью  подчинишься, если признаешь собственную  ничтожность, то всемогущий господь, может  быть, полюбит тебя и спасет... Таким  образом, - говорит Фромм, - освобождая людей от власти церкви, Лютер заставил их подчиниться гораздо более тиранической власти: власти бога, требующего полного подчинения человека и уничтожения его личности как главного условия его спасения».

Идеи Кальвина в англосаксонских  странах сыграли ту же роль, что  лютеранство в Германии. В главном  – в провозглашении человеческой ничтожности – они аналогичны взглядам Лютера. И играют ту же социально-психологическую  роль. В концепции Кальвина Бог  настолько деспотичен, что ещё  до рождения человека определил, будет  спасён данный индивид или нет. То есть человек, согласно доктрине Кальвина, должен оставить всякую надежду на свои силы в стремлении к спасению.

Однако Кальвин утверждал  важность моральных усилий и добродетельной жизни – скромности, умеренности, благочестия. Конечно, никакими усилиями человек не может изменить свою судьбу. Но сам факт его усилий, а также  успехи в земной жизни, вытекающие из этих усилий, являются знаками его  принадлежности к спасенным. Постепенно успех – это важное понятие современного мира - превратился в знак Божьей милости, а неуспех - в знак проклятия.

Фромм проводит параллель с поведением невротика: «Когда такие люди боятся результатов какого-либо начинания, важного для них, то в ожидании ответа они могут считать окна зданий или деревья на улице: если получится четное число, человек чувствует, что все будет в порядке; если нечетное - это знак, что дело худо».

«Можно считать, - продолжает Фромм, - что новое отношение к усилию и труду, ставшему самоцелью, - это важнейший психологический сдвиг, какой произошел в человеке с конца средних веков... Нет сомнения, что капитализм не смог бы развиваться, если бы преобладающая часть человеческой энергии не была направлена на работу. В истории нет другого периода, когда свободные люди столь полно отдавали свою энергию единственной цели - работе. Стремление к неустанному труду стало одной из главных производительных сил, не менее важной для развития нашей промышленной системы, чем пар и электричество».

Протестантизм стал ответом  на духовные запросы оторванного  от своих корней индивида, которому необходимо было найти свое место  в изменившемся мире. Новый социальный характер, возникший из общественно-экономических  перемен, был усилен новой религиозной  доктриной. Он превратился в мощный фактор дальнейшего социально-экономического развития.

Механизмы «бегства»  в обществах ХХ века

В 1929-1930 гг. с участием Фромма при содействии Международного института социальных исследований Колумбийского университета было проведено исследование социального характера немецких рабочих и служащих. Суть исследования состояла в анкетировании, призванном выявить черты характера по ассоциациям. Например, человеку предлагалось назвать несколько наиболее импонирующих ему известных исторических личностей. В зависимости от того, преимущественно какие личности назывались – диктаторы, полководцы, учёные, революционеры и т.д., - делался вывод о характере человека. Причём, поскольку одна и та же историческая личность может быть интерпретирована и как «диктатор», и как «полководец», и как «революционер» (например, Наполеон, Ленин), каждый ответ рассматривался в контексте остальных ответов. «Как показал анализ ответов шестисот человек на подробную анкету, - после говорил Фромм, - меньшинство опрошенных отличалось авторитарной личностью, примерно у того же числа опрошенных преобладало стремление к свободе и независимости, между тем как значительное большинство проявило менее отчётливую смесь различных особенностей личности».

На основании результатов  этого исследования Фроммом сделал вскоре подтвердившийся вывод о том, что идущим к власти нацистам немецкий рабочий класс сопротивляться не будет. Этот вывод многим казался неправдоподобным. Ведь большинство немецких рабочих относились к нацизму враждебно вплоть до 1933 года – года прихода Гитлера к власти. Рабочие были организованы в профсоюзы, социалистическую и коммунистическую партии, так же выступавших против нацизма. Но проблема состояла в том, что политические убеждения большинства немецких рабочих не вполне соответствовали глубинным чертам их социального характера. Убеждения, которые были распространены широко в их среде, не были в ней глубоко укоренены, не побуждали их к борьбе до конца.

В противоположность отрицательному или равнодушному отношению рабочего класса, а также либеральной буржуазии  и католических кругов, низшие слои среднего класса (мелкие предприниматели, мелкие служащие) восторженно приветствовали нацистскую идеологию.

«Почему же нацистская идеология  оказалась столь привлекательной  для низов среднего класса? - спрашивает Фромм в книге «Бегство от свободы». - Ответ на этот вопрос необходимо искать в социальном характере этой группы населения. Её социальный характер заметно отличается от социального характера рабочего класса, верхов среднего класса и высших классов, в том числе аристократии. В сущности, некоторые черты, характерные для этой части среднего класса, видны на протяжении всей истории: любовь к сильному и ненависть к слабому, ограниченность, враждебность, скупость - в чувствах, как и в деньгах, - и особенно аскетизм. Эти люди отличаются узостью взглядов, подозрительностью, ненавистью к незнакомцу, а знакомый всегда вызывал у них завистливое любопытство, причём зависть у них всегда рационализировалась как презрительное негодование; вся их жизнь была основана на скудости не только в экономическом, но и в психологическом смысле».

При этом Фромм поясняет, что те или иные черты такого характера в менее выраженной форме обнаруживались и у большинства представителей немецкого рабочего класса. Например, повышенная почтительность к власти. С другой стороны, значительная часть служащих, принимавших участие в развитии монополистического капитализма – т.н. «белых воротничков», инженерно-технических работников, - по своему характеру ближе к рабочим крупных заводов, нежели к «старому среднему классу».

Таким образом, социальная база нацизма была примерно та же, что  и у движений Лютера и Кальвина в эпоху Реформации. Поражение  Германии в Первой мировой войне и экономический упадок конца 20-х годов ХХ века сказался на этой социальной группе наиболее деморализующе. Представители этого слоя общества привыкли отождествлять себя с государством - гарантом закона и порядка (подобно тому, как унтер-офицер отождествляет себя с армией, - говорит Фромм). Катастрофические события первой трети двадцатого столетия не оставили от этой отождествлённости камня на камне: «Если публично высмеивают Кайзера, если нападают на офицеров, если государству пришлось сменить форму правления и допустить «красных агитаторов» на должности министров, ...то во что остается верить маленькому человеку?» Не только экономическую, но и психологическую роль сыграла инфляция: она нанесла смертельный удар столь важному для мелкого буржуа принципу бережливости и престижу государства.

Сильный удар по престижу самого мелкого предпринимателя нанес  последовавший после войны рост роли рабочего класса. Раньше мелкий лавочник мог тешить себя мыслью, что он «всё-таки не рабочий», что он «всё-таки хоть кто-то». Теперь ему не на кого стало смотреть «сверху»; исчезла привилегия, которая  всегда была одной из главных радостей в его жизни.

Нацистская идеология  была востребована этими слоями общества, поскольку она соответствовала  «обострившимся» в результате социально-экономического кризиса чертам их социального характера. От этой идеологии они получили эмоциональное  удовлетворение, наполнившее их чувством превосходства над остальным  человечеством. Кроме того, в результате прихода нацистов к власти сотни  тысяч мелких буржуа стали членами  правящей в стране нацистской бюрократии. Таким образом они получили столь желанные престиж, богатство и власть.

Другой социальной силой, поддержавшей нацизм, стал крупный  капитал. Привилегированные классы общества рассчитывали при помощи Гитлера  нанести удар по социалистам и  коммунистам. Направить угрожавший привилегированным классам эмоциональный  заряд масс в другое русло и поставить нацию на службу их собственным экономическим интересам. В целом их ожидания оправдались, хотя им и пришлось разделить свою власть с нацистской бюрократией, а в ряде случаев подчиниться ей. «Гитлер оказался столь эффективным орудием потому, - поясняет Фромм, - что в нем сочетались черты возмущенного и озлобленного мелкого буржуа, с которым низы среднего класса могли себя отождествлять эмоционально и социально, и черты ренегата, готового служить интересам германских промышленников и юнкеров».

Тип социального характера, присущий фашистским режимам, Фромм назвал авторитарным. Психологический механизм «бегства от свободы» для данного характера состоит в добровольном подчинении индивида внешней силе – Нации, Вождю, Государству. Характеризуя этот тип, Фромм цитирует роман Ф.М.Достоевского «Братья Карамазовы»: «...Нет у человека заботы мучительнее, как найти того, кому бы передать поскорее тот дар свободы, с которым это несчастное существо рождается». Таким образом, индивид находит замену утраченным первичным узам.

Позже, в работе «Здоровое  общество» (1955) Фромм распространяет этот тип социального характера и на советское общество сталинского периода. Вывод об СССР Фроммом был сделан по аналогии; он не проводил социально-психологического исследования большевизма, подобно тому, как он исследовал немецкий нацизм. В то же время очевидны различия в социально-экономических ситуациях в Германии и в России начала ХХ столетия.

В отношении промышленного  развития Россия была, как сказал Фромм, полной противоположностью Германии. В России на повестке дня стояла ускоренная, «догоняющая» индустриализация. Для Германии это не было актуальным, здесь авторитаризм носил гораздо более иррациональный характер. Проблема рациональности либо иррациональности подавления властью индивида Фроммом в этом контексте не рассматривалась. Это сделал другой выдающийся социальный мыслитель ХХ столетия Герберт Маркузе, предложивший в качестве критерия оценки общества соотношение в нём «необходимого» (для развития данного общества) и «прибавочного» (нужного только правящим классам) подавления.

Ещё одно различие двух авторитаризмов состоит в их социальных основах. Если социальной базой немецкого нацизма (а также итальянского фашизма) была мелкая буржуазия, то о социальной базе большевизма этого сказать нельзя. Фромм установление диктатуры в СССР объясняет субъективным фактором - чертами характера лидера большевиков В.И.Ленина. Ленин, говорит Фромм, верил в человечество в целом, но не верил в человека; поэтому он отстаивал необходимость руководства рабочим классом и крестьянством со стороны централизованной, дисциплинированной партии, что привело к диктатуре. Ответ о том, почему идеи Ленина оказались востребованными значительной частью общества и победили, Фроммом дан не был. Он не исследовал социальный характер большевизма в существовавшей общественно-экономической ситуации.

Наконец, понятие «бегства от свободы» применимо лишь не к  традиционным обществам. Соответственно, важен вопрос, насколько это относится  к такой многонациональной, поликультурной стране, как СССР. Этот вопрос Фроммом также не затрагивался.