Академические школы в русском литературоведении

 Привлекает повсюду  проводимая Пыпиным идея связи, единства, непрерывности исторического и культурного (включая литературное) развития России на всем ' протяжении ее тысячелетней истории.

В близком родстве с  основными положениями культурно-истори-I ческой школы находилась научная методология академика Николая Саввича Тихонравова (1832—1893). И. Тэн был для него, по собственным признаниям ученого, в числе первых научных авторитетов. Отражение в литературе исторической эпохи, «среды», условий народной и общественной жизни были всегда в центре внимания Тихонравова. С этих позиций так же, как и

Пыпин, он вел борьбу с устаревшим «эстетическим» методом. Тот поворот к историческому изучению литературы в связи с отношением ее к народности, какой совершился в середине XIX века, был закреплен в русской науке в значительной мере трудами Н. С. Тихонравова, которому также была свойственна широкая постановка вопроса о задачах и методах истории лите-

Ратуры.

Кроме Пыпина и Тихонравова, к культурно-исторической школе в России принадлежали также: Н. И. Стороженко (1836—1906),  И. Н. Жданов (1846—1901), С. А. Венгеров (1855—1920), B. Е. Чешихин-Ветринский (1866—1923), В. М. Истрин (1865—1937). Одним из последних представителей школы был П. С. Коган ч 1(872—1932) .

Русская культурно-историческая школа с самого начала испытала на себе влияние идей В. Г. Белинского, гармонически сочетавшего исторический принцип в изучении литературы с  принципрм эстетическим, и это наложило на нее определенный отпечаток,выгодно отличающий ее от зарубежного «тэнизма».

Как бы ни оценивать с  современной точки зрения принципы культурно-исторической школы, какие  бы ни усматривать в ней односторон-ности и преувеличения, невозможно не видеть общей плодотворности и исторической прогрессивности этого научного течения. Было выработано представление в процессе поступательного исторического развития литературы.

Культурно-историческая школа  — непосредственная предшественница  ряда других литературоведческих методов  и направлений, например, сравнительно-исторического, психологического.

3.Психологическая школа

«Психологическая»  (или психогенетическая) школа сложилась в Западной Европе и России в последнюю треть 19 в., отражая общий поворот социологии, философии и эстетики к психологизму.

Представители этой школы ,отыскивая стимулы ,апределяющие худлжественное творчество ,опирались на психлогию как на точную науку и видели решение своей задачи  в психологическом анализе литературных героев и личности самих авторов. Литература рассматривалась ими как продукт душевной деятельности писателя.

Художник творит для себя: воплощая в образы мучающие его мысли, чувства, настроения, он тем самым освобождается от них; само произведение становится моделью души создателя. Все особенности произведения выводятся из своеобразия личности художника, а различия между произведениями объясняются различием переживаний и психологических типов (поэты выражения и поэты воплощения, художники-наблюдатели и художники-экспериментаторы). Историческое развитие искусства (литературы), его общественная обусловленность отодвигались на второй план. Сторонники Психологической школы не признавали объективного характера художественного содержания: оно всегда сиюминутный процесс, поскольку его порождает ("вкладывает") сам читающий в зависимости от собственного, неповторимого опыта жизни.

Психологическая школа была связана генетически с культурно-исторической.

Психологическую школу представляли в Западной Европе труды литературоведов (С. Жирарден, Э. Эннекен, В. Вец), а также эстетиков и искусствоведов (В. Вундт, Э. Эльстер, Н. Фолькельт); на рубеже 19-20 вв. Психодогическая  школа уступает место школам интуитивизма и Психоанализа .

Основоположником  психологической  школы в русской филологии  был Александр Афанасьевич Потебня(1835- 1891). В харьковском университете Потебня создал целую школу литературоведов и языковедов «психоло-гического» направления (Д. Овсянйко-Куликовский, А. Горнфельд, В. Хар-циев, Т. Райнер, Б. Лезин и др.)

Его основные работы: "Мысль и язык" (1862), "Два исследования о звуках русского языка" (1864-1865), "Заметки о малорусском наречии" (1870), "Из записок по русской грамматике" (1874 - части 1 и 2; посмертно, 1899 - часть 3; 1941 - часть 4), "К истории звуков русского языка" (1874-1883), "Объяснения малорусских и сродных народных песен" (2 тома - 1883 и 1887), "Значения множественного числа в русском языке" (1887 - 1888). "Этимологические заметки" (1891). Издавалось им со своими примечаниями "Слово о полку Игореве".

Лингвистические взгляды А.А. Потебни складывались под сильным влиянием В. фон Гумбольдта и Х. Штайнталя. Он сближает и вместе с этим разграничивает задачи языкознания и психологии. Для него сравнительный и исторический подходы неразрывно связаны.

Сравнительно-историческое языкознание  представляет с его точки зрения собой форму протеста против логической грамматики. Язык понимается как деятельность, в процессе которой беспрерывно  происходит обновление языка, изначально заложенного в человеке в качестве творческого потенциала. А.А. Потебня утверждает тесную связь языка с мышлением и подчеркивает специфичность языка как формы мысли, но "такой, которая ни в чем, кроме языка, не встречается". Логика квалифицируется как наука гипотетическая и формальная, а психология (а тем самым и языкознание) как наука генетическая. Подчеркивается более "вещественный" (по сравнению с логикой) характер "формальности" языкознания, не большей, чем у других наук, его близость к логике. Язык трактуется как средство не выражать уже готовую мысль, а создавать ее.

Различаются логические и языковые (грамматические) категории. ПодчЈркивается, что последних несравненно больше и что языки различаются между собой не только в звуковой форме, но и строем выразившейся в них мысли, своим влиянием на последующее развитие народов. Речь считается одной из сторон большего целого, а именно языка. А.А. Потебне принадлежат утверждения о нераздельности речи и понимания, о принадлежности понятного говорящему не только ему самому. Внимание обращается прежде всего на динамическую сторону языка -- речь, в которой "совершается действительная жизнь слова", только в которой возможно значение слова и вне которой слово мертво.

По А.А. Потебне, слово имеет не более одного значения, а именно того, которое реализуется в акте речи. Он не признает действительного существования общих значений слов (как формальных, так и вещественных). При этом он подчЈркивает, что слово выражает не всю мысль, принимаемую за его содержание, а только один еЈ признак, что в слове есть два содержания - объективное (ближайшее этимологическое содержание слова, заключающее в себе только один признак; народное значение) и субъективное (дальнейшее значение слова, в котором может быть множество признаков; личное значение), что слово как акт познания содержит в себе, кроме значения, знак, указывающий на актуальное значение и опирающийся на прежнее значение, что звуковая форма слова тоже есть знак, но знак знака. Знак значения трактуется как признак, являющийся общим между двумя сравниваемыми сложными мысленными единицами, своего рода заместителем, представителем соответствующего образа или понятия. Под внутренней формой слова понимается отношение содержания мысли к сознанию, представление человеком его собственной мысли. Слово определяется как звуковое единство с внешней стороны и как единство представления и значения с внутренней стороны.

На грамматическую форму распространяется то же трехэлементное строение. Грамматическая форма признаЈтся элементом значения слова, однородным с его вещественным значением. Рекомендуется прослеживать историю употребления слов в процессе исторического развития языка с целью сделать выводы о характере изменений в мышлении данного народа и человечества в целом.

А.А.Потебня предвосхищает соссюровское противопоставление синхронии и диахронии. Он призывает к изучению явлений языка в их взаимосвязи, взаимообусловленности (т.е. в системе).

Особой заслугой А.А.Потебни является разработка "онома-топоэтической теории языка", в соответствии с которой мыслительно-речевой акт считается индивидуально-психическим творческим актом, признаваемым или отвергаемым при его восприятии и порождающим новую мысль, а не воспроизводящим уже готовую истину. Основным фактором развития языка признается смена поэтического мышления мышлением прозаическим.

Ему принадлежит трактовка  мифа как специфического слова. Выработанный им лингвистический подход прилагается  к построениям в области поэтики  и эстетики, символики фольклора  и художественного творчества (позднее  поэт-символист Вячеслав Иванов пытался  представить А.А. Потебню первым теоретиком символизма).

Представителями этой школы, осуществлявшими  разработку истории языка в широком  культурно-этнографическом и поэтическом  контексте, исторического синтаксиса, морфологии, семасиологии, лингвостилистики, лингвистической поэтики, диалектологии, были Александр Васильевич Попов (1808-1880), Митрофан Алексеевич Колосов (1839-1881), Дмитрий Николаевич Овсяннико-Куликовский (1853-1920), Михаил Георгиевич Халанский (1857-1910), Аркадий Георгиевич Горнфельд (1867-1941), Василий Иванович Харциев (1865-1937), Алексей Васильевич Ветухов (1868 или 1869-1943 или 1946), Борис Андреевич Лезин (1880-1942). Близки к ее традициям были Иван Михайлович Белоруссов (1850- 1920), Антон Семенович Будилович (1846-1906), Николай Кузьмич Грунский (1872-1951), Алексей Афанасьевич Дмитриевский (1856-1926), Антон Вячеславович Добиаш (1846 или 1847-1911), отчасти Борис Михайлович Ляпунов (1862-1943).

4.Федор Иванович Буслаев

        Возникновение  в России мифологической школы  связано с именем крупнейшего  русского ученого прошлого века  Федора Ивановича Буслаева (1818—1897). Ему принад-лежит выдающаяся роль в постановке научного изучения литературы и народной поэзии, древнерусского и византийского искусства, языкознания и археологии. Труды Буслаева в каждой из этих областей знания составили целый этап в развитии не только русской, но и мировой филологической науки.

Высоко оценивают научное  наследие Буслаева современные истори-ки языка, литературы и народного творчества. И это объясняется, конечно, не только данью памяти крупному ученому . Многие научные идеи Буслаева прошли испытание временем. В его трудах, как и во всем действительно талантливом для своего времени, продолжает оставаться немало такого, что вполне может быть использовано в нашей сегодняшней науке о языке, литературе, народном творчестве.

Ю.М.Соколов, хотя и преувеличивал влияние на Буслаева гриммовских концепций, также писал, что тот в начале 70-х годов признал победу теории заимствования над мифологической школой .

Наконец,Ф.М.Селиванов, посвятивший эволюции теоретических взглядов Буслаева специальную статью, пришел к следующему выводу: «Буслаев подверг критике не мифологическую теорию в целом, а националистические тенденции гриммовской школы и увлечения ученых

(О. Миллер, А. Афанасьев)  солярно-метеорологическими толкованиями  фольклорных сюжетов и образов».

Подобные противоречия обнаруживаются и при оценке так называемого  «мифологизма» Буслаева. До недавнего времени его обычно рассматривали как «прямого и непосредственного» ученика Гриммов. Поводом к этому послужили, нужно думать, не столько научные работы Буслаева, сколько некоторые его высказывания о Гриммах, восторженные оценки их научного наследия.

Важной проблемой, как  уже было сказано, является и проблема «мифологизма» Буслаева. Весьма легко было бы провести такое исследование, при котором готовая схема мифологической теории как бы накладывается на его работы, из которых извлекаются необходимые цитаты.

Почти вся научная литература о Буслаеве, как дореволюционная, так и современная, в основном посвящена его фольклористическим теориям. Меж-

ду тем Буслаев был одним из лучших знатоков и исследователей древнерусской литературы.

Буслаев обнаружил в них  научную зрелость, значительную эрудицию и остроту критических суждений, особенно в споре с некоторыми западноевропейскими учеными, видевшими  в русском искусстве смешение различных влияний художественного  творчества других, прежде всего ази-

атских, народов.

Начало научной деятельности Буслаева совпало с общим оживлением европейской научной мысли, особенно в области языкознания, утверждением в науке нового сравнительно-исторического  метода. Основы его были заложены в  трудах Ф. Боппа, Р. Раска и особенно Я. Гримма, «Немецкая грамматика»(1819) и «История немецкого языка» (1848),  которого надолго

определили основные пути и принципы изучения языка. Важное .значение в научном утверждении сравнительно-исторического метода имели лингвистические идеи В. Гумбольдта, прежде всего о языке как непрерывном творческом процессе.

Знакомство с работами европейских ученых, особенно В. Гумбольдта и Гриммов, оказало заметное влияние на формирование теоретических взглядов Буслаева и во многом определило круг его научных интересов.

На раннем этапе своей  деятельности Буслаев выступает  преимущественно как ученый-лингвист. Он стремится распространить методику сравнительно-исторического анализа, давшую столь блестящие результаты в работах немецких ученых, на изучение русского языка и его истории.

Действительно, отличительной  особенностью Буслаева-лингвиста 40—60-х  годов является его широкая культурно-историческая ориентация. Уже в своей первой крупной работе «О преподавании отечественного языка» (1844), оказавшей большое влияние  на развитие русского исторического  языкознания, он рассматривает историю  русскогоязыка в неразрывной связи с историей русской культуры и народной поэзии. Буслаев стремится определить характерные особенности древнейшего мировоззрения людей, отразившиеся в их языке, и в ряде очерков из истории русского литературного языка, показывает, как в языке выражается «вся жизнь наро-