Лексика русского языка с точки зрения ее происхождения. Внутренние и внешние заимствования в современном русском языке

Государственное бюджетное образовательное  учреждение « Московский городской  педагогический университет»  Институт иностранных языков

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

                             Реферат по культуре речи на тему:

 « Лексика русского языка с точки зрения ее происхождения. Внутренние и        внешние заимствования в современном русском языке»  

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

            

                                                                                                         

 

                                                                                                                                    Студентки  1 курса

                                                                                                        По пед. образ.  англ.яз

                                                                                                      Группа 102 П

                                                                                                        Есиной Александры

 

 

 

 

 

 

 

 

                                                                           2013                                                                   

 

 

 

                                                             

                                                              Содержание:

 

 

 

 

1. Вступление-стр.3
2. Основная часть-стр.3
3. Заключение-стр.14
4. Список литературы-стр.15

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

   Вступление.

Историю языка можно представить  себе как толстую книгу. Фонемы, морфемы, грамматические категории, синтаксические конструкции — у каждого элемента языка своя история, свой сюжет. Эти  сюжеты сложно переплетаются между  собой, то сходясь в одной точке, то разбегаясь... Из отдельных повестей-глав складывается биография языка. 
    Одно поколение может прочитать лишь страницу этой книги. Впрочем, люди не только читают, но и записывают новые строки, судьба которых станет ясной только со временем. Например, на протяжении уже многих десятилетий говорящие на русском языке ленятся склонять сложные числительные: мало кто способен произнести без запинки одной тысячи восьмисот пяти. В 90-е гг. XX столетия всё чаще стали делать ошибки и в склонении простых числительных: четырмью вместо четырьмя, двумями вместо двумя. Подобные ошибки свидетельствуют о том, что категория склонения числительных разрушается. Возможно, следующие поколения уже не найдут её на своей странице. Из факта сегодняшней жизни языка она 
может превратиться в факт вчерашней, а там и позавчерашней языковой реальности. 
    Развитие языковой системы — длинный путь, начало которого теряется в прошлом, а конец — в будущем. О том, каков был язык в давние времена и каким будет спустя столетия, можно только выдвигать гипотезы. 
   Мысленно сделав остановку в любой точке этого пути, мы получим что-то похожее на стоп-кадр в кино. Ещё секунду назад двигавшиеся фигуры вдруг застывают, и зритель видит изображение во всех деталях. Такой стоп-кадр получается, когда учёные описывают, каким язык был в определённый момент времени (например, в XII, XVII или XX в.). Описание языковой системы, взятой в определённый момент времени, называется синхроническим (от греч. «synchronos» — «одновременный»). 
   Возможен и другой угол зрения, при котором любые элементы языка (а также вся система в целом) рассматриваются с точки зрения их развития и происходящих с ними изменений. Такой взгляд на язык называется диахроническим (от греч. «dia» — «сквозь» и «chronos» — «время»). 
    Синхрония и диахрония тесно связаны. Подробные и точные синхронические описания для самых разных моментов времени — важнейшая предпосылка для создания полного диахронического описания языка. И наоборот: чем лучше исследователь знает историю языка, тем точнее он может описать состояние языковой системы в любую выбранную им эпоху.

Подвалы скупого  рыцаря

   У Пушкина в «Скупом рыцаре» Барон с нетерпением предвкушает, как он откроет шестой сундук, чтобы в него «горсть золота накопленного всыпать». Подобно скупому рыцарю, народ изо дня в день неутомимо пополняет свой «золотой запас» — лексический уровень языка. Не случайно полное описание всех слов, которые использовались людьми, жившими в одно и то же время на одной территории и говорившими на одном языке, получило название тезаурус, что в переводе с греческого  означает «сокровищница». 
   Перечислить все фонемы русского языка можно довольно быстро; чтобы обозреть все морфемы, также не потребуется много времени. Однако даже самому терпеливому и упорному человеку не под силу назвать все элементы, составляющие лексический уровень языка. Например, далеко не самый полный четырёхтомный «Словарь русского языка», изданный Академией наук (1981 — 1984 гг.), включает более 90 тыс. слов 
   Лексический уровень языка очень консервативен (устойчив) и при этом чрезвычайно подвижен (изменчив). Он развивается благодаря непрерывному накоплению слов. При этом значение неологизма (нового слова) вступает в системные отношения со значениями других слов (они могут быть синонимами, антонимами, омонимами и т. д.). Из-за системных связей неологизмы часто влияют на употребление уже укоренившихся в языке слов. Например, слово десерт, проникшее в русский язык из французского в XVIII в. и первоначально употреблявшееся только в придворном быту, начало взаимодействовать со словами закуска и заедка (в значении 'сладости, фрукты, которые подают в конце трапезы'). В результате слово закуска постепенно изменило значение и стало называть блюда, которые подают в начале еды, а слово заедка стало просторечным. 
   Итак, лексический уровень представляет собой открытую систему. В «центре» этого уровня — общеупотребительные слова (их относительно немного). Но дальше лежит «необозримое поле» слов, которые мы понимаем, но сами не употребляем. Это пассивный запас лексики. К пассивному запасу относятся архаизмы (устаревшие слова, например 
воитель) и историзмы (слова, обозначающие реалии прошедших эпох, например опричник). Ни «центр», ни «окраины» лексического уровня не установлены раз и навсегда. Давно забытое слово вдруг оказывается одним из самых распространённых, а то, что ещё вчера было у всех на устах, отправляется на «отдых». Поэтому строго разделить историю лексики и современное её состояние нельзя: обновление словаря исподволь происходит каждый день.

Белые пятна  на картине мира

   Лексический уровень языка описывает окружающий мир. Люди, говорящие на разных языках, неодинаково видят действительность, и об этом свидетельствует язык. В русском языке, например, различаются понятия снег, холод, лёд, но такая детализация совершенно не нужна ацтекам, которые передают всё это одним словом. А в языке эскимосов есть особые названия для снега в зависимости от того, падает ли он, тает и т.д. 
   Некоторые слова доносят до наших дней древние представления о мире; например, мы говорим: солнце восходит, заходит, садится, не обращая внимания, что эти словосочетания отражают древнее убеждение, что Солнце движется вокруг Земли. Таким образом, лексический уровень языка содержит в себе некоторое осмысление действительности, представление о мире (концепцию), меняющееся со временем и не совпадающее у разных народов. В силу этого часто говорят о концептуальности (от лат. conceptio — «система взглядов, представлений») лексического уровня. 
   Потребность в новом слове возникает, когда в картине мира появляется что-то, для чего нет названия. Иногда это новое всего лишь давно забытое старое. Так, например, в 90-х гг. XX в. вернулись к активной жизни слова гимназия, лицей, гувернёр, дума, губернатор. 
   Необходимость в неологизме активизирует словообразовательные возможности языка. После Октября 1917 г. появилось много новых слов, созданных по продуктивным словообразовательным моделям: корниловец, детдомовец, выдвиженец; фронтовик, передовик, беспризорник, частник; массовость, плановость; соглашатель; тракторист, чекист и др. Сравните появившиеся в 90-х гг. слова рыночник, державник, гэкачепист. 
   В других случаях нечто новое, требующее названия, появляется при взаимодействии культур. Тогда «пустота» в языке устраняется чаще всего прямым заимствованием «чужого» слова, которое постепенно начинает взаимодействовать со своими новыми «соседями». 
   Русский язык заимствовал из английского слово киллер 'убийца'. Взаимодействуя с исконно русским словом убийца, оно закрепилось за названием особой профессии — наёмный убийца. 
   Кроме того, язык испытывает потребность в новых экспрессивных словах, в которых содержится оценка того, о чём говорится. Литературный язык пополняет свой экспрессивный фонд, «просматривая», например, реестры специальных профессиональных языков. Так, слово накладка в значении 'недоразумение', 'неприятный случай', 'неполадка' пришло из театрального обихода. 
   Иногда из другого языка заимствуется не само слово, а его переносные значения. Так, совсем недавно в разговорном языке стало популярным выражение крутой парень в значении 'жёсткий', 'грубый'. Оно появилось под воздействием английского tough guy: tough значит 'плотный', 'прочный' и ещё 'упрямый', 'несговорчивый', 'бандитский', 'преступный'. Новое значение распространилось: крутой боевик — 'в котором много драк, погонь, стрельбы'. А из языка профессиональных преступников были заимствованы слова шестёрка и тусовка.

Аплодисменты  и бойкот

   Отношение к заимствованным словам в обществе меняется. Бывают времена, когда к ним относятся вполне терпимо, но в иные эпохи они оцениваются отрицательно. Тем не менее, несмотря на ту или иную реакцию общества, одна часть заимствованных слов органично входит в язык, а другая отторгается им. 
   Политику, направленную на борьбу с заимствованиями, назвали языковым пуризмом (от  лат. purus — «чистый»). Пуристы считают, что заимствования портят язык и что слово можно отменить или запретить волевым усилием. 
   Русский писатель Александр Петрович Сумароков писал по поводу заимствований: «...восприятие чужих слов, а особливо без необходимости, есть не обогащение, но порча языка... Язык наш толико сею заражён язвою, что и теперь вычищать его трудно; а ежели сие мнимое обогащение ещё несколько лет продлится, так совершенного очищения не можно будет надеяться». А. П. Сумароков предлагал избавляться от слов фрукты, сюртук, суп, гувернантка, еложь, пассия и заменять их соответственно словами плоды, верхнее платье, похлёбка, мамка, похвала, страсть. Как видно, язык реагировал на эти слова выборочно, избавившись от модных в XVIII в. галлицизмов (заимствований из французского языка) — еложь, пассия, в то время как другие были им освоены (сравните родовидовые пары плоды — фрукты, верхняя одежда — сюртук; стилистическую пару похлёбка — суп; пару гувернантка —мамка, в которой слова разведены по значению в зависимости от рода занятий). 
   Язык «опробует» заимствованное слово постепенно. Первоначально оно может записываться при помощи «родной» графической системы, чем подчёркивается его особое положение. Вспомним строки А. С. Пушкина; 
      Никто бы в ней найти не мог

      Того, что модой самовластной

      В высоком лондонском кругу

      Зовется vulgar. (He могу...

 
      Люблю я очень это слово,

      Но не могу перевести;

      Оно у нас покамест ново,

      И вряд ли быть ему в чести)

 
Прогнозы Пушкина не сбылись: слово вульгарный живо и сейчас да ещё обросло производными — вульгарность, вульгаризатор и др.

   Иногда желание подобрать исконное слово вместо заимствованного заставляет вспомнить очень старые словообразовательные модели. На волне борьбы с «чужаками», например, в XX столетии было создано слово вратарь, сменившее заимствованное голкипер. Новое слово совпало с уже известным языку: из старославянского когда-то было заимствовано слово вратарь, обозначавшее 'привратник' (правда, оно произносилось с ударением на корне: вра̀тарь). Южнославянскому корню –врат -соответствует великорусский корень –ворот -, так что, строго говоря, и в этом случае мы имеем дело с заимствованием, только из близкородственного языка, к тому же давным-давно освоенным.

 

Отсебятина и белибердоносцы

 

   Героиня романа Николая Семёновича Лескова, придумавшая таинственный глагол марфунствовать, объясняла своему собеседник)'. «Всякое слово хорошо... если оно выражает то, что хочется им выразить. Академия наук не знает всех слов, которые нужны». 
   Язык можно оценивать не только с точки зрения того, насколько удобно он передаёт информацию. Как и искусство, язык выполняет эстетическую функцию, следовательно, новое слово иногда рождается благодаря потребности в красоте и выразительности. 
   Иногда художественное творчество практически неотличимо от словотворчества. Вот пример из стихотворения поэта Велимира Хлебникова: «А мирязи слетались и завивались девиннопёрыми крылами начать молчать в голубизненную звучаль». 
   Чем меньше ассоциаций вызывает новое слово, тем труднее его понять Иногда автор специально стремится к такому эффекту расплывчатости. Однажды замечательный лингвист Александр Александрович Реформатский придумал слово обрадр, которое употребил в письме: «...пишу вам в стиле обрадр». И на полях пояснил: обрадр — «обратная дрянь либо обратная дружба, впрочем, и сам не знаю, что сие значит». 
   Даже если использована «прозрачная» словообразовательная модель, слово не обязательно войдёт в язык. Тот, кто 'носит флаг', называется флагоносцем. Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин создал по этому образцу слова белибердоносец — тот, кто 'несёт белиберду, и фиговидец -— тот, кто 'видит фигу', но они не стали общеупотребительными. А вот другое изобретение М. Е. Салтыкова-Щедрина — слово головотяпство — стало общепринятым. 
   В словаре Владимира Ивановича Даля дан следующий комментарий к слову отсебятина: «Слово К. Брюллова: плохое живописное сочиненье, картина, сочинённая от себя, не с природы, самодурью». Этот комментарий не просто доносит до читателя имя автора слова, он позволяет ещё и понять, каков был эстетический идеал художника Карла Павловича Брюллова. 
   Как правило, авторские слова — окказионализмы (от лат. occasio — «случай»), — распространившиеся в обществе, платят за эту «удачливость» забвением имени создателя.

  Вот что писал Ф. М. Достоевский в «Дневнике писателя» о слове стушеваться: «...всем оно известно, все его понимают, все употребляют. И, однако, во всей России есть только один человек, который знает точное происхождение этого слова, время его изобретения и появления в литературе. Этот человек — я, потому что ввёл и употребил это слово в литературе первый раз — я. Появилось это слово в печати, в первый раз, 1-го января 1846 г., в „Отечественных записках", в повести моей: „Двойник, приключения господина Голядкина"».

 

От баррикад до бутика. 
   В истории общества бывают моменты, когда какую-нибудь чужую культуру выбирают в качестве образца для подражания. Её язык становится престижным, и слово из него заимствуются особенно активно. В разное время на русский язык влиял греческий, польский, голландский, французский и английский. Частое употребление заимствованных слов служило знаком принадлежности к «избранному» кругу. Например, в дипломатической среде 18 веке были модны полонизмы (заимствование из польского языка), а в аристократическом обществе в 18 и 19 веках – французские заимствования.

   Во время революций 1905 – 1907 годов появились заимствованные слова: баррикада, бойкот, демонстрация, митинг, партия, пропаганда и др. Сразу после 1917 года многие люди воспринимали использование иноязычных слов как признак прогрессивности. В газете «Рабочая Москва» в 1926 г. даже цитировалось высказывание: «Говорит непонятно-значит, большевик».  Часто заимствованные слова употреблялись неправильно, поскольку важен был не их смысл, а желание показать свою причастность к новой культуре. Говорили, например, элемент вместо выдающийся человек, персонально вместо случайно, игнорировать вместо сделать что-либо.

   Отношение к заимствованным словам как к более «красивым» и престижным характерно и для нашего времени. Одно дело – магазин, совсем другое – бут̀ик. Во французском языке boutique означает просто «маленький магазин», а на русской почве слово бутик стало означать «дорогой магазин модной одежды».

Незнакомые  знакомцы

   Знаменитый этнограф Павел Николаевич Рыбников в I860 г. встретил в одной из северных деревень молодого сказителя Андрея Сорокина и записал былину о новгородском купце Садко, которая стала хрестоматийной и с тех пор много раз переиздавалась. В былине рассказывается о том, как Садко

 
Продавал товары новгородские,

Получал барыши великие,

Насыпал бочки-сороковки красна 
                                    золота, чиста серебра, 
Поезжал назад во Новгород,

Поезжал он по синю морю. 
На синем море сходилась погода сильная,

Застоялись черлёны корабли 
                                                  на синем море...

 
   Читатель XX столетия легко понимает содержание фрагмента в целом, общую логику событий: Садко продал товары, получил прибыль, нагрузил золото и серебро на корабли и поплыл в Новгород, но в открытом море корабли не смогли продолжать путь... 
   Однако этот текст не совсем «прозрачен». Его странность связана с несколькими моментами: в тексте есть архаизмы (сороковки, черлёны); слово погода используется в значении, не известном современному литературному языку, непонятно, что значит погода сильная; слово барыш употреблено как стилистически нейтральное, тогда как в наше время оно имеет оттенок иронии; прилагательное великий в значении 'огромный' не имеет привычных ограничений па сочетаемость с другими словами: великая радость, великое удивление, но нельзя сказать, например, великий счёт в банке. 
   Изменения, происходящие на лексическом уровне, не сводятся только к пополнению общеупотребительной и пассивной лексики и обмену между ними. Лексика развивается за счёт внутренних ресурсов и благодаря способности слов к обновлению. «Биография» слова определяется историей его значений. Каждое значение обрастает оттенками, оно может порождать новые значения и, наконец, отмирать (как это случилось со словом погода - некоторые его значения оказались забыты). Меняется и его место на стилистической шкале (это видно на примере слова барыш), отношение к стандартному для данной части речи набору грамматических форм (например, слово погода в прошлом имело форму множественного числа), а также к набору контекстов, в которых оно выступает (как в случае со значением 'большой' для слова великий).