Лексика русского языка с точки зрения ее происхождения. Внутренние и внешние заимствования в современном русском языке

Плохая хорошая  погода

В былине говорится, что на море была погода сильная. Речь идёт о каком-то природном явлении. Но о каком именно? 
   В современном русском языке погода может быть плохой, хорошей, гадкой или превосходной; во всяком случае, речь идёт об определённом состоянии атмосферы, которое оценивается по-разному, как нечто положительное или отрицательное, причём слово погода, когда оно описывает то, что происходит в данный момент за окном, нельзя употребить без оценки. Можно сказать: Славная погода!; Мерзопакостная погода сегодня! или даже А погода!., (в последнем случае оценка будет передана интонацией). Но нельзя сказать: На улице погода (хотя в некоторых диалектах так можно говорить). Сочетаемость слова погода в говорах гораздо шире, чем в литературном языке. В них погода может быть не только плохой и хорошей, но и лёгкой (ясной, со слабым ветром), верховой (с сильным ветром), медовой (благоприятной для пчёл), рыбной (благоприятной для рыбной ловли), холостой (когда рыба не клюёт). В литературном языке — погода меняется (ухудшается, портится или улучшается). В костромских говорах существует выражение: погода мнётся (так говорят о неустойчивом состоянии атмосферы). 
   Представим, что один писатель решил рассказать о чудесном летнем дне. Он садится к столу, открывает тетрадь и начинает: Погода была хорошая, светило солнце, пели птицы... Потом всё зачёркивает и выводит: Денёк выдался погожий... Но ведь прилагательное погожий образовано от слова погода. Почему же погожий день всегда хороший, ясный? 
   В литературном языке есть ещё слово непогода. Это не отсутствие погоды вообще, а констатация того, что погода плохая. Следовательно, оно косвенно указывает, что слово погода соотносится с представлением о некоем хорошем, благоприятном времени. 
   В рассказе о путешествии Стефана Новгородца, записанном в XVI в., читаем: «А корабль стоит — погоды ждёт». Попятно, что корабль ждёт не просто 'состояния атмосферы', а некоего особого его качества. Вероятно, и здесь речь идёт о хорошей, «удобной» погоде. Но что является хорошей, благоприятной погодой для корабля, идущего на парусах? Конечно, ветер, парусная погода. Таким образом, слово погода может означать 'ветер'. Вспомним поговорку «Ждать у моря погоды», т. е. ожидать благоприятный момент, который, впрочем, может и не наступить. Видимо, первоначально имелось в виду именно ожидание попутного ветра. 
   Вот ещё примеры из словаря В. И. Даля: На море погода поднялась; Видючи погоду, за реку не езди. Здесь говорится именно о ненастье, буре, т. е. о природных явлениях, связанных с сильным ветром. Значение 'сильный ветер' имеется, например, в былине «Про Ставра-боярина»: «Только сырой дуб шатается, будто от погоды сильныя». 
   Итак, прямые и косвенные данные позволяют построить гипотезу о пути, который иронию слово погода. Вероятно, когда-то оно указывало на благоприятный для какой-либо деятельности отрезок времени (сравните со значением однокоренных слов: погоди! — 'подожди более благоприятного момента' или же годный — 'подходящий'), откуда развилось значение общей положительной оценки ('хорошая погода'). 
   В тех областях, где развито мореплавание, на основе значения 'благоприятное время' появилось новое значение — 'попутный ветер'. Затем погодой стали называть ветер вообще. Поскольку сильный ветер вызывает стихийные явления или сопутствует им, это же слово получило значение 'ненастье' (сравните значение однокоренного слова година — 'время тяжёлых испытаний'). 
   Анализ всех данных языка, являющихся рефлексами (наследниками) одного корня, называется внутренней реконструкцией. Она помогает нам «припомнить» то, что утрачено в языке. Если взять для анализа рефлексы одного древнего корня, извлеченные из родственных языков, получится внешняя реконструкция. Она дополняет внутреннюю и позволяет опуститься ещё глубже по лестнице истории, выявить точки схождения и расхождения между языками. 
   Многие из индоевропейских языков тоже сохраняют слова, произведённые от древнего корня *ghodh-, рефлексом которого является общеславянский корень *godъ-. Некоторые факты позволяют предположить, что индоевропейский корень имел значение "соотноситься': например, древневерхненемецкое gigat значило 'соответствующий'. 
   В дальнейшем корень развивался, вероятно, через уточнение: 'соотнесение' — 'соотнесение с некоторым промежутком времени' (для русского слова год известно старое значение 'любой промежуток времени') — 'период времени, не отмеченный особыми природными явлениями' — 'положительная оценка такого периода', откуда выделилось общее значение благоприятности. Сравните сербскохорватское год 'праздник', чешское hod 'праздник', словенское god 'удобное время', 'праздник', а также английское good 'хороший'. Заметьте, что русское слово добрый восходит к общеславянскому корню *doba- (индоевропейскому *dhabh- 'соответствовать'), также означавшему 'период времени': сравните значения прилагательных удобный 'подходящий' и подобный 'такой, как'. 
   Время и погода оказываются в близком родстве и в других языках: например, в латинском — tempus 'время' и tempestas 'время', 'погода'; или 
в латышском — laiks 'временной период', 'срок' и laiks 'погода'. 
   Подчиняясь законам системности, в литературном языке слово погода утратило все значения, кроме одного, что отразилось и на прилагательном погодный, которое в современном литературном языке используется редко (погодные условия), а в древнерусский период могло обозначать 'благоприятный' (погодный ветер) или 'относящийся к ненастью' (например, в тексте грамоты: «Тонул от погодного времени»). 
   Вернёмся к былине о Садко. Теперь, наконец, понятно, что сильная погода означает 'сильный ветер'. В другой записи былины этот эпизод пересказывается так: «Судно стало на осерёдке моря. Ветер дует, а судно никуда нейдёт». Таким образом, в тексте рассказывается о необычном явлении: несмотря на хороший (сильный) ветер, корабль Садко застоялся. Именно это чудо заставило Садко вспомнить о морском царе, которому дани не плачивали.

Черлёный корабль и красно золото

   Садко плыл по синю морю на черлёном корабле. Ясно, что прилагательное черлёный означает какое-то качество корабля. Каким же был корабль у Садко? 
    Прилагательное червлёный (черлёный) не из тех слов, которые используются повседневно. Однако оно поможет понять тексты, созданные в далёком прошлом, а также специально архаизировать язык. Так, например, это слово употребил Алексей Константинович Толстой в былине «Алёша Попович»: «За плечами видны гусли, а в ногах червлёный щит». Поэтому слово червлёный имеется в современных толковых словарях русского литературного языка, но с пометой «устар.» (устаревшее). Обращение к древнерусской письменности проясняет значение этого слова. Прилагательное червлёный 'тёмно-красный' является страдательным причастием прошедшего времени от глагола червить 'красить', в свою очередь образованного от существительного червь 'красная краска' или 'ткань красно-пурпурного цвета'. Есть предположение, что это слово связано со словом червь, так как в древности красную краску получали из мелких червей. 
   Другой вариант этого прилагательного — слово червонный 'красный', 'алый' в XV—XVI вв. переняло новое значение у польского прилагательного czenwony'калёный', 'раскалённый' (этот процесс стали называть калькированием, т. е. копированием значения). Таково происхождение выражения czenwony zloty или русского слова червонец. Это название монеты из золота высшей пробы, а само золото высокой чистоты определялось как червонное, т. е. 'красное'. Вот и купец Садко грузил на свои черлёные корабли красно золото.

Сорок сорочек

   Золото и серебро Садко приказал засыпать в бочки-сороковки. Слово сороковка не используется в современном языке, однако понятно, что оно связано с числительным сорок. Действительно, бочка-сороковка вмещала в себя 40 вёдер содержимого. 
   Числительное сорок представлено только в трёх славянских языках — русском, украинском и белорусском. В других славянских языках число 40 передаётся сочетанием числительных четыре и десять, например, болгарское четиридесет. Когда-то аналогично устроенное числительное было и в восточнославянских языках, но его вытеснило из общего употребления слово сорок. 
   Слово сорок является родственным слову сорочка 'рубашка'. Его современное значение развилось, как считают исследователи, в языке охотников, которые называли так некоторое подобие тары, вмещавшей ровно четыре десятка шкурок пушного зверя. А вот в датском языке похожую историю имеет числительное двадцать. Слово snesn 'двадцать' первоначально обозначало 'прут, длинную ветку, на которую помещалось примерно 20 рыб', и использовалось в языке рыболовов. 
     Такой процесс называется метонимическим переносом. Суть его в том, что название, принятое для одного понятия или объекта, «перетекает» на те, которые связаны с ним по смежности. Эта смежность предстаёт в самых разнообразных формах, например: соотнесение вместилища и того, что в нём содержится (узорчатое блюдо, обед из трёх блюд); места и связанного с ним события (строить дорогу, долгая дорога); населённого пункта и жителей (подъехать к деревне, деревня гуляет на свадьбе); действия и результата действия (рассказ занял целый вечер, книга рассказов); человека и детали его одежды (вспомним, как А. П. Чехов описывал Трубную площадь в Москве: Копошатся, как раки в решете, сотни тулупов, бекеш, меховых картузов, цилиндров». А вот примеры метонимических переносов по этому признаку, возникших уже в конце XX столетия: чёрные береты 'бойцы ОМОНа', краповые береты 'спецназ', голубые каски 'солдаты ООН'.

    В разговорной речи часто используется метонимический перенос, который характерен только для определённых контекстов и не приводит к появлению нового значения; например, на вопрос: Что с тобой? может последовать ответ: Голова (вместе с тем само по себе слово голова не имеет значения 'головная боль'). В некоторых ситуациях людей называют по особенностям их внешнего вида: За кем ты занял очередь? — За бородой, что соответствует сочетанию 'за бородатым человеком'. Метонѝмия позволяет экономить речевые усилия, преобразовав словосочетание в одно слово, поэтому она так распространена именно в разговорной речи. Очень употребительна метонимия, когда соотносится автор и его произведение (Мы ходили смотреть Репина). Однако в литературном языке способность слов сочетаться ограничена: вряд ли уместно Давайте повесим Репина, маленький Репин, а вот в разговорной речи такие обороты очень часты.

Самовар с  ногами

Комический персонаж народного  кукольного театра Петрушка был известен своим лукавством. 
—  Самовар поставил? — спрашивает его барин, к которому он нанялся в услужение. 
—  Я самовар-то поставил, да он у меня убежал, — отвечает Петрушка. 
—  Куда убежал? 
—  В Москву за капустой. 
— А разве самовар с ногами, что ли? 
— То есть виноват, барин, самовар-то остался, да кипяток убежал. 
   Когда говорят: чайник бежит, суп убежал, то стремятся передать способность жидкости при кипении быстро исчезать (испаряться, выливаться) из сосуда, в котором она нагревалась, как будто речь идёт о ком-то одушевлённом. Точно так же как бежит человек, могут бежать реки, дороги, облака, время... Всё это примеры метафоры — переноса названий с одних объектов на другие по сходству. 
   Метафора позволяет словам развивать новые значения. Во все времена люди непрерывно сравнивают между собой предметы, явления, состояния, поступки, выделяя в них некоторый общий признак Это может быть форма (головка сыру, луковки церквей, пузатый чайник), расположение (подошва горы, газетный подвал), размер или количество (океан слёз, туча комаров), степень подвижности (чурбан, стрекоза — о людях), характер звучания (дождь барабанит, пила визжит, ветер воет), функции (брачные оковы, паутина лжи, погасить ссору) и т. д. 
   Метафорические переносы особенно активно затрагивают слова, относящиеся к важной в данный момент области жизни общества. Так, примерно с 20-х гг. XX в. источником метафор часто была военная терминология (техническое перевооружение, фронт работ, взять рубежи, мобилизовать резервы, рабочая гвардия, битва за урожай, педагогический десант). В 80—90-х гг. XX в. ключевое слово перестройка породило целый ряд метафор, основанных на сравнении общества и здания: к пушкинским обломкам самовластья добавились этажи тоталитаризма, коридоры власти, подвалы экономики, казармы застоя и др.

     Острота восприятия сходства может со временем притупляться, и метафора становится стёртой. Мы не ощущаем её, когда сетуем, что молоко опять убежало. Но неожиданное буквальное её толкование («А разве самовар с ногами...») может «оживить» метафору, вернуть ей былую изобразительность. 
    Метафора быстро «тускнеет», если она оказывается удачной и быстро подхватывается обществом. В начале XIX столетия поэт Евгений Абрамович Баратынский написал стихотворение «Дорога жизни». В ту же эпоху Пушкин писал о телеге жизни. С тех пор телегу сменили паровоз, локомотив, поезд, а человек по-прежнему ползёт, мчится, летит по дороге жизни, его заносит в крутой вираж...

 

В заключении можно привести цитату А.Ф.Кони: «Нужно знать свой родной язык и уметь пользоваться его гибкостью, богатством и своеобразными оборотами».

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Список  литературы:

1.Энциклопедия для детей. Т.10. языкознание. Русский язык.- 3-е изд.,перераб. и доп. /Гл.ред. М. Аксёнова, 2004.

2.Елизавета  Бабаева. Статья «От баррикад  до бутика»

3.Андрей  Сорокин и Василий Щеголенок. Былина «Садко». 1860 г.