Автор работы: Пользователь скрыл имя, 21 Апреля 2013 в 23:06, курсовая работа
Сенека завершил ее незадолго до своей кончины (63 – 64 г. н. э.), сделав теоретической и аналитической базой своего учения. Нужно уточнить, что, разбирая вопросы добродетели, нравственного совершенствования, обуздания страстей и прочие традиционные вопросы стоической философии, он ссылается на более ранние литературные труды своих предшественников, анализирует их, и делает самостоятельный вывод – при котором можно говорить о его большой эрудированности в истории философии и о собственной интерпретации философии стоицизма.
Вступление………………………………………………………..3
1. Постановка проблемы…………………………………….3
2. Анализ источников ………………………………………..3
Глава 1. Нравственная жизнь Рима…………………………...5
Особенности римской морали………………………….5
Metus punicus, или карфагенский феномен…………..6
Культурная деградация Империи………………………8
Глава 2. Римская стоическая традиция……………………….11
2.1 Пара слов о периодизации……………………………....11
2.2 Аспекты римского стоицизма…………………………..12
Заключение………………………………………………………...19
Список литературы……………………………………………
«Однако, Луцилий, нельзя отчаиваться в нас по той причине, что мы в плену зла и оно давно уже нами владеет. Никому благомыслие не давалось сразу же, - у всех дух был раньше захвачен злом. Учиться добродетели – это значит отучаться от пороков». (Сенека, 50;7)
На этом пути человеку и помогает философия, «достойнейшая из наук».
«Философия… выковывает и закаляет душу, подчиняет жизнь порядку, управляет поступками, указывает, что следует делать и от чего воздерживаться…» (Сенека, 16;16)
Важнейшим положением стоицизма является утверждение, что все, что нужно человеку для благодетельной жизни – при нем, внутри него самого с рождения. Все, что ему нужно для счастья – он имеет при себе. И ему необходимо лишь постоянно
«быть при внутреннем своем гении и ему служить искренно»
Этот «внутренний гений» есть разумное руководящее начало человека, куратор его мыслей и действий, задающий направление его жизни. Это его «ВЕДУЩЕЕ».
«Главенствующее внутри, когда оно в сообразии с природой»
«Помни, что необоримо становится ведущее, если, в себе замкнувшись, довольствуется собой и не делает, чего не хочет»
Мудрец самодостаточен. Он неуязвим именно по той причине, что ему не нужно ничего, кроме него самого. Что бы не произошло в его жизни, какие бы катаклизмы не случились,
«Все мое
– со мной. Со мной справедливость,
добродетель, разумность, сама способность
не считать благом то, что можно
отнять».
И смысл этой самодостаточности вытекает вовсе не из эгоцентризма, а из идеи богоподобности добродетельного человека. Приверженность к традиционной политеистической римской религии не мешала стоику понимать бога, человека и связь между ними более возвышенно, осознавать их единородную природу, а человеческую душу представлять как «часть божественного духа, погруженного в тела людей»
Таким образом, человеческий разум в стоическом учении метафизируется и становится элементом мирового разума. Соответственно, к божественному причастны все люди.
« Помни о всеобщем естестве, к коему ты такой милостью причастен, и о всецелом веке; коего краткий и ничтожный отрезок тебе отмерен, и о судьбах, в коих какова вообще твоя часть?» (Аврелий, 5;24)
«Все, что ты видишь, в чем
заключено и божественное, и человеческое,
едино: мы только члены огромного тела.
Природа, из одного и того же нас сотворившая
и к одному предназначившая, родила нас
братьями. Она вложила в нас взаимную любовь,
сделала нас общительными, она установила,
что правильно и справедливо…»
И именно поэтому общественность причисляется к важнейшим добродетелям.
«Запомним: мы родились, чтобы
жить вместе. И сообщество наше подобно
своду, который потому и держится, что
камни не дают друг другу упасть».
Мудрец размышляет
в масштабах всего
«Если
духовное у нас общее, то и разум, которым
мы умны, у нас общий. А раз так, то и тот
разум общий, который велит делать что-либо
или не делать; а раз так, то и закон общий;
раз так, мы граждане; раз так, причастны
некоей государственности; раз так, мир
есть как бы город. Ибо какой, скажи, иной
общей государственности причастен весь
человеческий род?»
На своем пути человек встречает множество трудностей и терний, даже когда руководствуется добродетельным сердцем. Опасности поджидают его везде, а злая фортуна к нему весьма часто бывает неблагосклонна. И тогда «во имя истины нужно действовать проще, против страха – мужественней» (Сенека, 82;19), проявляя
«Невозмутимость перед тем, что происходит от внешней причины, справедливость – перед тем, что делается по причине, исходящей из тебя самого.» (Аврелий, 9;31)
Очень важно быть стойким по отношению к превратностям жизни и ударам судьбы, презирая собственный страх и изгоняя слабость, до тех пор, пока это возможно. Однако, встретившись с обстоятельствами, которые нельзя изменить, мудрец должен покориться Высшей Воле.
«Лучше всего претерпеть то, чего ты не можешь исправить, и, не ропща, сопутствовать богу, по чьей воле все происходит.»
«Пусть рок
найдет нас готовыми и неведающими
лени! Таков великий дух, вручивший
себя богу»
В итоге становится ясно, что при всей культивации деятельной жизни, стойкости к бедам и доблестной благодетели, стоик остается фаталистом. Воспевание силы разума и крепости духа с одной стороны, и признание его бессилия перед Волей Судьбы с другой, является одновременно и противоречием, и двусторонностью этики стоицизма.
При этом человеческая смерть не рассматривается как несчастье, даже наоборот:
«Жизнь – дело не такое уж важное, живут и все твои рабы, и животные, важнее умереть честно, мудро и храбро». (Сенека, 77;6)
Ведь смерть – это прежде всего освобождение души от телесной оболочки, которая ей в тягость, ибо способствует слабости и страстям, и с которой при жизни ей приходится постоянно воевать.
«Смерть – роздых от чувственных впечатлений, от дергающих устремлений, от череды мыслей и служения плоти» (Аврелий, 6;28)
Душа даже противопоставляется телу:
«тело для духа – бремя и кара» (Сенека, 65;16)
Физическая смерть же представляется разделением этих двух сфер жизни:
«Когда придет последний день и разделит божественное и человеческое, перемешанное сейчас, душа оставит тело там, где нашла его, а сама вернется к богам» (Сенека, 102;22)
«Хватит этой жалкой жизни, ворчанья, обезьянства. Зачем смятение? Что тут внове? … да и богами пора тебе стать более цельным и честным». (Аврелий, 9;37)
Конец земной
жизни человека – это либо
мост от человеческого к
«Прекращение – не что иное, как превращение. И радуется этому всеобщая природа, в согласии с которой все хорошо происходит, от века происходило единообразно и впредь до беспредельности будет так же.» (Аврелий, 9;35)
«Что такое смерть? Либо конец, либо переселение». (Сенека, 65;24)
Так или иначе, смерть не заслуживает страха перед ней:
«Эта плоть никогда не принудит меня страшиться, не принудит к притворству, недостойному человек а добра, или ко лжи во славу этого ничтожного тела». (Сенека, 65;22)
«Я не боюсь перестать быть – ведь это все равно, что не быть совсем; я не боюсь переселяться – ведь нигде не буду я в такой тесноте».
Заключение
Мы уже писали, что стоицизм стал чрезвычайно популярным в Риме после того, как был туда «занесен» из Греции. И хотя основные тезисы и положения этой философии были сформированы еще греческими стоиками, а римские философы лишь продолжили традицию, усиливая и ослабляя те или иные ее категории, здесь стоическое учение обрело и вторую родину, и бессмертие.
Почему же оно так прижилось в Риме? Этому есть несколько объяснений.
Во-первых, философия твердого стоического мировосприятия была созвучна римскому менталитету, насквозь пропитанному идеями государственности и права. «Героический пессимизм» стоиков был более чем уместен в эпоху конца республики, во время смут и гражданского раздора. Покорность судьбе вергилиевского Энея – это стоическая покорность судьбе. Наконец, в эпоху империи патриотизм как нравственное начало уступил свое место космополитизму, что тоже является частью стоической мудрости. То есть, в то или иное время, будучи востребованными общественным или культурным положением, на поверхность выплывали те или иные стороны философии стоицизма.
Во-вторых, в Риме
стоицизм начинает «смягчаться»
Но вряд ли можно утверждать, что это «смягчение» пошло на пользу нравственному положению в Риме. После утраты гражданских свобод и упадка республиканских добродетелей в Империи восторжествовала аморальность, и даже сам Сенека, будучи сыном своего времени, стал ярким примером расхождения мировоззрения и образа жизни. Философия не смогла изменить естественный ход истории. Последним настоящим стоиком был Марк Аврелий, а с падением Римской Империи ушел в Вечность и античный стоицизм.
Стоическая философия по своей сути стала предвестницей нарождающегося христианства, так как многие ее идеи (обуздание страстей; вверение своей воли – воле Господа и т.д.) перекликаются с христианским учением. Некоторые христианские учители называли Сенеку «почти христианином», а в Средние Века его даже нередко цитировали на церковных соборах. И вышло так, что окончание истории стоицизма совпало с началом истории христианства.
Список литературы.