Общерусское летописание XIV- начала XV в

Введение

Значение летописей для  изучения истории древней Руси и  литературы этого периода едва ли стоит разъяснять, ведь летописи представляют собой самые обширные памятники древнерусской светской литературы,  а также служат основным (порой и единственным)  источником политической истории России IX – XVI вв., являясь историографическими и публицистическими произведениями, своеобразными памятниками идейной борьбы.

Изучение отдельных летописных сводов XIV—XV вв. привело автора к  определенным выводам, относящиеся  к истории летописания этого  периода в целом. Дошедшие до нас  летописи дают возможность построить  общую генеалогическую схему  летописания XIV—XV вв. Изучение их позволяет  также подойти к ответу на вопрос, не раз встававший перед исследователями, — об организации летописного  дела, о том, какое место занимали летописи в политической и идеологической жизни древней Руси. Сопоставление  между собой параллельных летописных текстов с несомненностью обнаруживает влияние «политических страстей и мирских интересов» на работу летописца. Летопись предназначалась в первую очередь не для потомков, а для  современников, и летописные своды  использовались в политической борьбе.

Наряду с официозным существовало в древней Руси и вполне официальное  летописание, выступающее прямо  от лица определенной политической власти или корпорации. Наиболее ощутим официальный  характер великокняжеского летописания  конца XV—начала XVI в., на основе которого выросло царское летописание  Ивана Грозного. Но до второй половины XV в. на роль «государей всея Руси» претендовали не только московские князья; в Новгородской и Псковской республиках летописание  велось независимо от княжеской власти, вероятнее всего при «владычных» (епископских) дворах. В течение долгого  времени самостоятельную роль играли и митрополиты «всея Руси»: вплоть до падения Византии в 1453 г. они назначались  в Константинополе и позволяли  себе иногда стоять над межкняжескими спорами.

Значительное большинство  летописных сводов XIV—XV вв., и особенно сводов немосковских, безвозвратно пропало; огромное количество дошедших до нас  летописных текстов подверглось, по справедливому наблюдению М. Д. Приселкова, московской обработке и излагает историю XIV—XV вв. в «московской политической трактовке».  Но попытка определения  основных памятников общерусского летописания  — и официально-московского и  неофициального — все же может быть предпринята. Следы общерусских сводов, ведшихся в XIV—XV вв., — если они существовали — обычно обнаруживаются в дошедших до нас летописях.

Как отмечает Я.С. Лурье, за последние  годы в науку было введено немало новых летописных текстов; большинство  из них относится к XVI—XVII вв. и  даже к XVIII—XIX вв., но многие восходят к  протографам XV в., а иногда и XIV в..  Большой вклад был внесен А.А.Шахматовым и его последователями, разработавшими особую  методику сравнительно-исторического исследования летописей. Первой стадией текстологического исследования летописей является полное сравнение сходных летописей (как зарегистрированных в научной литературе, так и впервые привлекаемых). Такое сравнение дает возможность установить взаимоотношения между ними и — в ряде случаев — наличие общего текста («основного свода»), к которому они восходят. Процедура этого сравнения очень сложна и в свою очередь включает в себя несколько разных операций. В таких случаях исследователь, прежде чем сравнить данную летопись с параллельной, «очищает» ее (употребляя выражение А. Н. Насонова) от разделов, сходных с иным летописным памятником. Следует также во всех случаях предварительно определять тот вид (редакцию, извод) или список летописи, который используется для сравнения: обычно речь идет о старшем виде (редакции) данной летописи, но в ряде случаев (когда ни один из видов не может быть непосредственно возведен к другому) учитываться должны чтения нескольких видов. Важнейшим условием работы является полнота сравнения: сопоставляются между собой все без исключения сходные тексты, которые могут отражать исследуемый летописный свод; особое внимание при этом уделяется совпадению и расхождению целых разделов и «необратимым соотношениям» между ними. Вторая стадия исследования — определение состава и содержания свода-протографа. Такое определение состава может иметь форму развернутой реконструкции, а может быть изложено и в описательной форме — как перечисление основных летописных разделов, восходящих к общему протографу.  Именно такой характер имеют описания состава сводов-протографов в работе Я.С. Лурье. Определение состава свода-протографа дает возможность перейти к третьей стадии исследования — к характеристике восстанавливаемого памятника. И на последней стадии исследования важнейшую роль играет сравнение; но на этот раз речь идет о сравнении реконструируемого текста с другими, обычно более древними (или восходящими к древнему источнику) летописями с целью определения источников исследуемого свода-протографа и его оригинальных разделов.  Именно на этой стадии исследователь обнаруживает уникальные тексты, отсутствующие во всех известных летописях и представляющие собой либо плоды оригинального творчества летописца, либо следы не дошедших до нас источников. Но именно эта заключительная часть исследования, включающая характеристику анализируемого свода, носит в ряде случаев предположительный характер и включает не только гипотезы, но и догадки.

Привлечение этих неизвестных  прежде памятников и новое сравнительно-историческое исследование летописных текстов, восходящих к XIV—XV вв., позволяют автору наметить общую картину развития летописания Северо-Восточной Руси в период наибольшего расцвета этого жанра исторического повествования.

Глава I. Общерусское летописание XIV- начала XV в.

Лаврентьевская и Троицкая летописи.

Исследование общерусского летописания XIV в. не может основываться только на древнейших летописных списках, ценные материалы дают и летописи более позднего времени, но наиболее точные отражения сводов XIV  в. – это Лаврентьевская и Троицкая летописи.

Автор подробно разбирает  историографическую судьбу обеих летописей: Троицкая погибла в пожаре 1812 г.  и не привлекала внимания исследователей до открытия в начале XX в. А.А.Шахматовым  близкой к ней Симеоновской летописи. Позже М. Д. Приселковым была осуществлена уникальная реконструкция  утраченной летописи.

Лаврентьевская летопись, напротив, с конца XVII в. постоянно использовалась историками и по праву считается наиболее известным памятником русского  летописания. Но первый полный исследовательский разбор летописи провел знаменитый историк И.А.Тихомиров, на основании содержания отдельных заметок и сказаний определивший место их составления. В свою очередь, А.А. Шахматов  в значительной степени осуществил намеченную им программу сравнительно-текстологического изучения Лаврентьевской и близких к ней летописей и пришел к выводу, что в ее состав входят сведения гипотетического свода митрополита Петра («Полихрон XIV в.»). 

Но обоснованные сомнения в  существовании Полихрона начала XIV в.  были высказаны М.Д.Приселковым, обратившем внимание на  недостаточные аргументы текстологического характера, а также на то, что свод 1305 г. заключительной части Лаврентьевской летописи,- явно не митрополичий, так как в центре внимания летописца находится великокняжеская власть, а не митрополия. М.Д.Приселков определяет Лаврентьевский список 1377г. как «простую копию» очень ветхого экземпляра свода 1305 г., положенного в основу Троицкой летописи (свода 1408 г.).

Одной из причин спорных  вопросов относительно состава общерусского летописания XIV в. является сложность реконструкции Троицкой летописи, так как сохранилось лишь начало летописи (до 907г.), часть ее может быть восстановлена из работ Н. М. Карамзина. Важное свидетельство существования общерусского летописания содержалось в последней части Троицкой летописи, известное исследователям из цитат Н.М.Карамзина. Как указывает Я.С.Лурье, еще одним источником, отражающим на значительном протяжении Троицкую летопись, является Владимирский летописец, влияние на который оказала Новгородская летопись XIV в. Именно тексты этого летописца наряду с текстом свода 1305 г. (являющимся основным источником этой летописи до XIV в.), Симеоновской летописи, Белорусской I летописи и Рогожского летописца, а также сравнительный анализ дают основания для решения, что Троицкая летопись не могла восходить к Лаврентьевскому списку 1377 г., а скорее к протографу списка Лаврентия (возможно, свода 1305 г.). Более того, палеографические особенности рукописи 1377г., ее содержание не опровергают  мнения об этой рукописи  как простой копии свода начала XIV в., отрицая тем самым авторский вклад Лаврентия.

Автор приходит к выводу, что Лаврентьевская летопись представляет собой великокняжеский свод начала XIV в., среди ее  источников: ПВЛ Сильвестровской редакции, Ипатьевская летопись, Владимирский I свод, Новгородская I летопись старшего извода.

Особо Я.С.Лурье выделяет свод 1305 г. как выдающийся памятник русской общественной мысли начала XIV в., оказавший большое влияние на последующее летописание, наряду со сводом 1408 г.- так, тверское летописание XIV в. впоследствии подверглось дополнениям на основе свода 1408 г. Значителен и вывод Приселкова о том, что составитель свода 1408 г., ссылаясь на Летописец великий русский, имел его вкачестве своего основного, едва ли не полностью исчерпанного источника до 1389г. включительно.

Обща характеристика свода 1408 г. была дана М.Д.Приселковым: свод был  составлен при дворе митрополита  Киприана, позже  став по составу  общерусским сводом, чьи политические тенденции, тем не менее, были явно промосковскими, о чем свидетельствует узкая  оценка некоторых исторических событий. Как бы то ни было, достаточных оснований  для того, чтобы предположить существование  в Москве общерусского летописания  до конца XIV в., наиболее древние летописи (Лаврентьевская и Троицкая) не дают. Таким образом, задачи создания подлинно общерусского летописания и осмысления событий XIV в., предшествующих созданию Русского государства, была решена летописцами лишь в последующем, XV столетии.

Глава II .Общерусское летописание первой половины XV в.

Софийская I и Новгородская I летописи.

     Общий источник, лежащий в основе двух больших  семей русских летописей –  Софийской  I и Новгородской IV , представляет собой один из важнейших этапов в истории русского летописания. Если Новгородская IV породила ряд новгородских летописей (до нас дошло две редакции самой Новгородской IV  летописи; кроме того, она лежит в основе  последующих летописей), то Софийская I может быть без преувеличений названа основой всего общерусского московского летописания второй половины XVи XVI в. Вошедшие в последующую летописную традицию большие повести о Дмитрии Донском, Куликовской битве, версия рассказа о нашествии Батыя, - все это восходит к летописному своду, который является основой Софийской и Новгородской летописей.

Глубокий анализ Софийской  и Новгородской летописей был  проведен А.А. Шахматовым: совпадение, тождество отдельных известий свидетельствуют о существовании у этих летописей общего протографа – « Владимирский Полихрон » и «Софийский временник». Тем не менее,  при попытке текстологического анализа, обнаруживается первичность текста Софийской I и вторичность Новгородской IV летописей - во многих случаях фрагментарное изложение общерусских повестей. В Новгородской летописи может быть явно возведено к их полным текстам в Софийской, к тому же, выделяются явные дополнения в тексте Новгородской летописи, приведшие к множеству дублировок, что свидетельствует об источнике этих дополнений – Новгородской I летописи. Эти отличия Новгородской IVи Софийской Iлетописей были в основном следствием изменений, внесенных составителем Новгородской IV летописи  в текст протографа. Об этом  свидетельствует текст неизданного Карамзинского списка Новгородской летописи.

Предположительное определение  состава протографа  Софийской  и Новгородской летописей дает возможность  указать и источники, на которых  основывается  этот свод: новгородское и общерусское летописание начала XV в., Лаврентьевская и Троицкая летописи (своды 1305 г. и 1408 г.), ростовский или суздальско-ростовский свод, отразившийся  с 6747 по 6927 г. в Московско-Академическом списке Суздальской летописи, Псковские летописи.

Общерусский состав протографа Софийской I и Новгородской IV летописей, важнейшая роль, которую играет в нем национально-освободительная тема, - все это дает основание усомниться в новгородском происхождении этого свода и видеть в нем скорее летопись, скорее всего связанную с московско-владимирской митрополией «всея Руси».

Определение же временных  рамок создания этого свода представляется достаточно трудным. Предположение  о том, что протограф Софийской  и Новгородской летописей был  сводом 1418-1423 гг., не только не согласуется  с его тенденциями, но и делает весьма странным текст последней  части этого памятника – за 6916-6926 гг.: тексты общерусских летописей  этого времени весьма краток и  беден. Таким образом, отнесение  протографа к 10-м или 20-м годам XV в. представляется маловероятным. Я. С. Лурье приходит к выводу, что свод был создан в 30-40-х годах XV в.

Свод 1488 г. был общерусским  сводом не только по составу, но и по своему характеру и тенденциям: из всех русских летописей этот свод обнаруживал, по-видимому, меньше всего пристрастия к какому-либо отдельному княжеству или земле. Именно этот свод, считает автор,  благодаря его широкому общерусскому составу и характеру, сыграл  все же важнейшую, определяющую роль в истории летописания последующего времени. Все общерусские летописи второй половины XV и XVI в. так или иначе, восходили к своду 1448 г.; все они строили на его изложении свой рассказ о важнейших событиях русской истории с XII по начало XV в.

Глава III. Великокняжеское летописание 70-х годов XV в.

Никаноровская, Вологодско-Пермская и близкие к ним летописи.

Московский свод 1479 г.

Вопрос о великокняжеских  летописных сводах второй половины XV в.  имеет особое значение  для истории  летописания. Их существование было установлено в науке относительно поздно.

Московский великокняжеский  свод 1479 г. был открыт А. А. Шахматовым. Еще в 1900 г. он высказал предположение  о существовании великокняжеского свода 1479 г. на основе анализа так  называемой Ростовской, или Архивской, летописи (где текст до 1479 г. близок к общерусскому летописанию XVI в., а  с 1480 г. следует совсем иной, новгородский, свод), а затем Московский свод 1479 г. был найден им в «чистом» виде — в Эрмитажном списке XVIII в.  По мнению Шахматова, Московский свод  опирался на общерусский митрополичий свод — Полихрон 1423 г., в свою очередь восходивший и к более древнему Полихрону начала XIV в.