Общерусское летописание XIV- начала XV в

 

Новые находки рукописей  подтвердили предположения о  существовании в 70-х годах XV в.  в двух летописных  сводов - 1471-1472 и 1479-1480 гг., но степень доказанности этих двух предположений осталась неодинаковой.

 

Несколько иначе характеризовал источники свода 1479 г. М. Д. Приселков. Основным предшественником этого свода  он считал свод 1472 г., отразившийся в  Никаноровской и Вологодско-Пермской летописях; свод 1472 г. был, по мнению  М. Д. Приселкова, великокняжеским.

Основные отличия свода 1479 г. от свода 1472 г. определялись использованием в Московском своде особой обработки свода 1448 г., устранившей компромиссные тенденции, характерные для свода 1448 г. и сильно расширившей фонд общерусских известий за XII-XIV вв.

В основание свода 1479 г. с самого начала положена Софийская I летопись. Так, до 1074 г. тексты этих сводов почти  тождественны между собой. После 1074 г., хотя Софийская I представляет собой  сильное сокращение общерусской  летописи, а у сводчика 1479 г., пишет  автор, было в распоряжении несколько  сводов, могущих представить текст  за это время более полный, сводчик 1479 г. руководится в своей основе Софийской I на всем пространстве XI и XII вв. При определении той редакции, к которой мы могли бы отнести эту использованную сводчиком 1479 г. Софийскую I летопись, мы встречаемся с тем затруднением, что ряд чтений, несомненно, восходит к редакции древней, в младшей даже просто отсутствующих, тогда как другой ряд чтений ведет к этой именно младшей редакции и невозможен для редакции древней.

Отсюда Я.С.Лурье заключает, что  сводчик 1479 г. пользовался и первой и второй редакциями Софийской I, т. к. предшествующий свод 1472 г. содержал в древней своей части митрополичий свод редакции 1456 г. (т. е. младшую редакцию Софийской I) и древнюю редакцию Софийской I. Одинаковость использования обеих редакций Софийской I летописи и в своде 1472 г, и в своде 1479 г. - дает автору твердое основание заключить, что на всем пространстве своей работы сводчик 1479 г. пользовался сводом 1472 г. А в Московском великокняжеском своде 1472 г. до грани с 1418 г. использованы были сводчиком три источника; митрополичий свод ред. 1456 г., Летописец великий русский редакции 1463 г. и древняя редакция Софийской I. Годы от 1420 и до 1456 представляют в нем комбинацию только двух источников: митрополичьего свода 1456 г. и Летописца великого русского редакции 1463 г.

 Текст свода 1479 г., включая заключительный рассказ о присоединении Новгорода и построении главной Кремлевской соборной церкви – Успенского собора, лег в основу всего официального общерусского летописания последующего времени – великокняжеского и царского и может быть характеризован как новый приступ в летописном деле к особого рода согласованию настоящего с далеким прошлым.

 

 

Глава IV.Независимое летописание 70-х годов XV  в.

Ермолинская летопись. Сокращенные  летописные своды конца XV в.

 

Наряду с великокняжеским  летописанием на Руси во второй половине XV в. продолжало существовать летописание, не имевшее официального характера и иногда противостоявшее великокняжеским сводам. Как и великокняжеские своды второй половины XV в., неофициальные летописи этого периода были открыты для науки А. А. Шахматовым.

В исследовании Ермолинской летописи, А. А. Шахматов рассматривал группу летописей, имеющих сходные известия за вторую половину XV в. В их числе Новгородская IV (V) летопись по Хронографическому списку, Отрывок русской летописи по Воскресенскому Новоиерусалимскому списку и Новгородская летопись по списку Дубровского — летописи, восходившие, по мнению Шахматова, через «новгородский свод 1491 г.» к какому-то «своду неновгородского происхождения». Тот же свод отразился в последней части (после 1447 г.) Софийской I летописи по списку Царского и в неизданной летописи, открытой Шахматовым в рукописи Погодинского собрания. Поскольку ряд известий этих летописей за XV в. совпадал с Ермолинской (например, известие о ярославских чудотворцах), Шахматов возводил их к ростовскому владычному летописанию.  Отражением летописания ростовских архиепископов исследователь считал также Типографскую летопись и, кроме того, Тверской сборник, Софийскую II и Львовскую летописи.

Очень много сделал для исследования летописной традиции XV в., независимой  от великокняжеской власти, А. Н. Насонов. Прежде всего, он доказал, что общерусское летописание, противостоящее великокняжеской власти, существовало в XV в. и вне Ростова. Исследуя свод, лежащий в основе Софийской II и Львовской летописей, Насонов пришел к выводу, что этот свод не только не отражал политики ростовских владык, но в ряде случаев выступал против них (и против великого князя), защищая позиции митрополита Геронтия.

Сопоставление текстов Ермолинской  летописи  и Сокращенных сводов открывает для автора возможность  реконструкции их общего протографа. Прочную основу для этого дает текст этих летописей за вторую и третью четверть XV в., а также Устюжский летописец. Перечисляя основные совпадающие известия в Ермолинской летописи и Сокращенных сводах за этот период, автор намечает состав их общего протографа за соответствующий период. Первое совпадение обнаруживается уже под 6936 г. — одинаково определен размер порховской дани, выплаченной новгородцами Витовту. Начиная с 6950 г. сходные известия в обоих памятниках становятся преобладающими.  Но в некоторых случаях автор предпочитает предполагать первичность текста Сокращенных сводов по сравнению с Ермолинской летописью, говоря о том, что в основе Сокращенных сводов и Устюжского летописца лежал некий общий источник, в ряде случаев переданный в Летописце полнее, чем в Сокращенных сводах. Например, автор признает, что Устюжский летописец дает более первоначальный текст известия 6936 г., чем Сокращенные своды и Ермолинская летопись (сохранились такие подробности рассказа, которые отсутствуют в этих летописях, но читаются в новгородских).

Сравнительно-текстологическое исследование Ермолинской летописи,  Сокращенных сводов и Устюжского летописца позволяет Я.С. Лурье наметить состав их общего протографа — северорусского свода 70-х годов XV в. (более определенной может быть реконструкция этого свода в последней части, охватывающей XV век, и менее определенной — реконструкция предшествующего раздела свода). Источником северного свода 70-х годов мог быть, считает автор, великокняжеский свод начала 70-х годов, отразившийся в Никаноровской, Вологодско-Пермской и близких к ним летописях. И, таким образом, имеющееся предположение о кирилло-белозерском происхождении исследуемого общерусского свода 70-х годов XV в. наилучшим образом объясняет и географический кругозор, и политические тенденции этого свода.

 

Глава V. Независимое летописание 80-х годов XV в.

Типографская, Софийская II и Львовская летописи.

 

Типографская, Софийская II и  Львовская летописи стали известны в науке раньше, чем большинство  общерусских летописей XV в. - они были изданы уже в конце XVIII в. – первой половине XIX в.

В результате исследования А.А. Шахматовым  было доказано, что Софийская II и Львовская летописи имеют в основе свод 1518 г., также отражая ростовское владычное летописание. Некоторые разделы этого свода восходят к его дополнительным источникам -  великокняжескому летописанию, ростовскому своду и своеобразному своду 80-х годов XV в., существование которого предполагал А. Н. Насонов: ряд известий свода 1518 г. совпадает с известиями Московского свода конца XV в., Симеоновской летописи и других памятников великокняжеского летописания; другая группа известий совпадает с Типографской летописью; обнаруживается сходство с Ермолинской летописью и близкими к ней Сокращенными сводами конца XV в.

Особенно важны для  понимания истории Софийской  и Львовской летописей  их взаимоотношения  с другими летописями, прежде всего  с Типографской, совпадения с текстом  которой обнаруживаются при анализе, наряду с текстами Московского свода.

В основе же Типографской летописи лежали ростовские владычные своды разных редакций, Московский свод 1479 г. Историю ее двух редакций  можно представить  следующим образом: в конце 80-х годов XV в. лицом, связанным с   ростовской архиепископской кафедрой, был составлен неофициальный свод, доведенный до 6998 г. и основанный на материалах  влыдычного летописания. В конце XV – начале XVI в. в кругах, близких к ростовскому владыке Тихону, свод этот был несколько отредактирован: сокращено окончание и заменено текстом из великокняжеской летописи с добавлением более пространного известия о поставлении владыки.

Автор признает, что решение  вопроса о составе и характере  свода конца XV в., отразившегося (через свод 1518 г.) в Софийской II и Львовской летописях, представляет особые трудности. Для решения вопросов о своде нет определенных текстологических данных – тексты летописей совпадают до 1518 г. и сравнение их  не обнаруживает какой-либо  специфической  грани под 1489 г.

Еще  в 80-х годах XV в.  в Русском государстве могли появляться такие памятники, как ростовский свод  1489 г.  и еще  более смелый московский свод, дошедший до нас в Софийской II и Львовской летописях, то это объяснялось, видимо, тем, что эти своды составлялись не в митрополичьей или архиепископской канцелярии, а неофициально. Однако, в конце концов,   и такие своды должны были вызвать противодействие со стороны государственной власти, и она сумела наложить руку и на неофициальное летописание. С конца XV в. независимое общерусское летописание было прекращено.

 

Заключение. 

Своды  Северо-Восточной  Руси, дошедшие до нас в летописях XIV – XVI в. Непосредственные протографы этих летописей относились к периоду от  начала XIV в. и до  80-ми годами XV в. Однако тексты самих летописей далеко не всегда оканчиваются на том году, до которого были доведены их протографы.

Жесткая унификация русской культуры в XVI в., особенно во второй половине этого  столетия, сказалась не только на судьбе светской повествовательной литературы, но и на истории русского летописания. Летописание велось в XVI в. с большой  тщательностью и полнотой, но в  основном это было (если не считать  псковских и других местных летописей, не претендовавших на общерусский характер) официальное и сугубо централизованное летописание. Летописи XVI в. почти никогда  не «спорят» между собою; они лишь послушно реагируют на изменения  в государственной политике. В  таком унифицированном виде общерусское  летописание просуществовало с  конца XV до 60-х годов XVI в., пока резкие политические перемены в годы опричнины  не привели сначала к срочной переработке официальной летописи, а затем и к полному ее прекращению.