Особенности немецкого героического эпоса "Песнь о Нибелунгах"

Любопытно, что переход  из одного пространства-времени в  другое совершается каждый раз преодолением водной преграды: нужно переплыть море, что бы добраться до страны Нибелунгов. Воды Дуная оказываются тем рубежом, за которым начинается иное время для путников, покинувших Вормс.

Таким образом, перемещение  героев эпопеи из одного времени в  иное приобретает новый смысл: это не просто путешествие- такие перемещения имеют мифологический характер,наподобие сказочных визитов героев мифа в иной мир. Поэтому и судьбы героев обусловлены не стечением обстоятельств,- они детерминированы тем, что герой, покидая родную почву попадает в мир не соответствующий его природе. Тем самым его гибель оказывается неизбежной и вполне мотивированной.

Можно ли утверждать, что  автор, живший около 1200 г., сознательно  построил "Песнь о Нибелунгах" на контрасте разных пространственно-временных пластов? Или же подобную структуру "примысливают" люди XX века?

Фр. Нойман констатировал  противоречия, несообразности в поведении  основных персонажей эпопеи. Они как  бы двоятся. Перед нами - два разных Зигфрида: примитивный герой и  придворный рыцарь; две Кримхильды - куртуазная сестра короля и кровожадная мстительница, упорно добивающаяся возвращения клада - источника власти. Хаген также имеет два облика: ворский верный феодальный вассал и персонаж героических песней варварской поры, каким он оказывается в гунских пределах. Нойман на основании этой констатации пришел к выводу, что герои "Песни о Нибелунгах; под рыцарскими одеяниями и внешним лоском сохраняют более примитивную внешность. Что касается Брюнхильды, то эта первобытная дева-богатырша, пришедшая в рыцарский мир из сказки о сватовстве, никак не может в него вжиться и выполнив свою роль в развертывании конфликта, попросту исчезает из песни.

В.И. Шредер делает шаг  дальше и находит в ней "напряжение" между "современностью" и "древностью", характеризующее, по его оценке, всю структуру песни. В полярности типов, принадлежащим разным пластам времени, коренится сам конфликт эпопеи. Действительно, в объединении и противостоянии разных срезов времени, видимо, заключается своеобразие понимания истории автором ХIII в.

Немецкий поэт начала ХIII в. в своей интерпретации истории  не был ни вполне оригинален, ни самостоятелен. Он черпал из того фонда представлений  о времени и его течении, который  был более или менее общим  достоянием людей той эпохи. Как  известно, линейное течение времени не было в Средние века единственным, - наряду с ним в общественном сознании сохранялись и иные формы восприятия и переживания времени, связанные с идеей его возвращения, повторения.Да и в самом христианстве, в той мере, в какой оно оставалось мифологией, время воспроизводится: сакральное прошлое, искупительная жертва Христа возвращается с каждой литургией и годичным праздником. Средневековому сознанию присуща многоплановость отношения к времени, и эта многоплановость находит выражение в "Песни о Нибелунгах".

Черпая из общего поэтического фонда, составитель эпической поэмы  сосредоточивал внимание на избранных  им героях и сюжете, оттесняя на периферию  повествования многие другие связанные  с этим сюжетом предания. Подобно  тому как луч прожектора высвечивает отдельный кусок местности, оставляя во мраке большую ее часть, так и автор эпической поэмы (автор в указанном сейчас смысле, т. е. поэт, лишенный авторского самосознания), разрабатывая свою тему, ограничивался намеками на ее ответвления, будучи уверен в том, что его аудитории уже известны все события и персонажи, как воспеваемые им, так и те, которые лишь вскользь им упоминались. Сказания и мифы германских народов нашли лишь частичное воплощение в их эпических поэмах, сохранившихся в письменном виде,— остальное либо пропало, либо может быть восстановлено только косвенным путем. В песнях «Эдды» и в «Беовульфе» в изобилии разбросаны беглые указания на королей, их войны и раздоры, на мифологических персонажей и предания. Немногословных аллюзий было вполне достаточно для того, чтобы в сознании слушателей или читателей героического эпоса возникли соответствующие ассоциации. Эпос обычно не сообщает чего-либо совершенно нового. Сила его эстетического и эмоционального воздействия от того нисколько не умаляется,— наоборот, в архаическом и в средневековом обществе наибольшее удовлетворение доставляло, по-видимому, не получение оригинальной информации, или не только ее, но и узнавание ранее известного, новое подтверждение старых и потому особенно ценимых истин (Не будет ли здесь уместно сравнение с детским восприятием сказки? Ребенок знает ее содержание, но его удовольствие от все нового ее прослушивания не убывает.).

Эпический поэт, обрабатывая  не ему принадлежавший материал, героическую  песнь, миф, сказание, легенду, широко применяя традиционные выражения, устойчивые сравнения и формулы, образные клише, заимствованные из устного народного творчества, не мог считать себя самостоятельным творцом, сколь на самом деле ни был велик его вклад в окончательное создание героической эпопеи. Это диалектическое сочетание нового и воспринятого от предшественников постоянно порождает в современном литературоведении споры: наука склоняется то к подчеркиванию народной основы эпоса, то в пользу индивидуального творческого начала в его создании.

Формой германской поэзии на протяжении целой эпохи оставался  тонический аллитерационный стих. Особенно долго эта форма сохранялась  в Исландии, тогда как у континентальных  германских народов уже в раннее средневековье она сменяется стихом с конечной рифмой. «Беовульф» и песни «Старшей Эдды» выдержаны в традиционной аллитерационной форме, «Песнь о нибелунгах» — в новой, основанной на рифме. Старогермансков стихосложение опиралось на ритм, определявшийся числом ударных слогов в стихотворной строке. Аллитерация — созвучие начальных звуков слов, стоявших под смысловым ударением и повторявшихся с определенной регулярностью в двух соседних строках стиха, которые в силу этого оказывались связанными. Аллитерация слышна и значима в германском стихе, поскольку ударение в германских языках преимущественно падает на первый слог слова, являющийся вместе с тем его корнем. Понятно поэтому, что воспроизведение этой формы стихосложения в русском переводе почти невозможно. Весьма затруднительно передать и другую особенность скандинавского и древнеанглийского стиха, так называемый кеннинг (буквально — «обозначение») — поэтический перифраз, заменяющий одно существительное обычной речи двумя или несколькими словами. Кеннинги применялись для обозначения наиболее существенных для героической поэзии понятий: «вождь», «воин», «меч», «щит», «битва», «корабль», «золото», «женщина», «ворон», причем для каждого из этих понятий существовало по нескольку или даже по многу кеннингов. Вместо того чтобы сказать «князь», в поэзии употребляли выражение «даритель колец», распространенным кеннингом воина был «ясень сражения», меч называли «палкой битвы» и т. д. В «Беовульфе» и в «Старшей Эдде» кеннинги обычно двучленные, в скальдической же поэзии встречаются и многочленные кеннинги. [10, с.90]

«Песнь о Нибелунгах» построена на «кюренберговой строфе», которая состоит из четырех попарно рифмованных стихов. Каждый стих разделен на два полустишия с четырьмя ударными слогами в первом полустишии, тогда как во втором полустишии первых трех стихов — по три ударения, а во втором полустишии последнего стиха, завершающем строфу и формально и по смыслу,— четыре ударения. Перевод «Песни о Нибелунгах» со средневерхне-немецкого языка на русский не встречает таких трудностей, как перевод аллитерированной поэзии, и дает представление о ее метрической структуре.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Заключение

 

Но помимо древности  существует современность. Оба пласта времени сопоставляются в немецком эпосе. Это со- и противопоставление обнаруживает различия.В "Песни о  Нибелунгах" различия между былым  и нынешним осознаются глубже, чем  в германской героической поэзии Раннего Средневековья. В ней обострено ощущение истории. Поэт ссылается не "давние сказания", - этим упоминанием и открывается песнь, перенося аудиторию в прежние времена. При сравнении с современной ей поэзией и рыцарским романом "Песнь о Нибелунгах должна была восприниматься как несколько архаичная и по своему языку и применяемой в ней "кюренберговой строфе". Подобная архаизирующая стилизация способствовала созданию перспективы, в которой виделись события, воспеваемые эпопеей, В этой перспективе рассматривается и собственное время автора.

В песни немало фантастичного. Но, в самом этом фантастичном в  свою очередь имеются разные слои. Схватка сотен и сотен тысяч  воинов в пиршественном зале Этцеля, или успешное отражение двумя  героями, Хагеном и Фолькером, атаки полчища гуннов, или переправа войска бургундов в утлой ладье через Дунай неправдоподобны для современности "Песни о Нибелунгах", но кажутся возможными для героического времени. Однако в эпопее имеется фантастический элемент и другого рода. Таковы юношеские подвиги Зигфрида, сцена сватовства - борьбы с Брюнхильдой, расчлененная на два поединка - ристания ее с Зигфридом в Изенштейне и схватку Гунтера с невестой в его опочивальне; таковы и вещие сестры-русалки, предрекающие Хагену судьбу бургундов. К миру сверхъестественного близок и Хаген. Здесь имеется в виду уже не эпоха Великих переселений и вообще не история. Мы оказываемся в мире сказки и мифа.

В отличии от героического эпоса Раннего Средневековья "Песнь  о Нибелунгах" обнаруживает сильную тенденцию к сентиментализации традиционного сюжета.Ее персонажи охотно сетуют на невзгоды, плачут, рыдают. Стенаниями и завершается эпопея. Героической сдержанности в изъявлении чувств, в особенности горя, нет и в помине, у фигурирующих в ней людей открылся "слезный дар". Но эта новая черта находится в противоречии с жестокостью и безжалостностью, которые они проявляют во многих ситуациях. Жажду мести полностью утоляемую всеми героями эпопеи трудно примирить с христианским учением о любви к ближнему, да автор и не пытается их координировать.

"Песнь о Нибелунгах  демонстрирует нам, как миф,  сказка, древнее предание, воплощавшие  архаические тенденции сознания, оставаясь существенными аспектами  мировидения человека ХIII в., переплетались  с историческими представлениями, созданными христианством. Вместе они образовывали сложный и противоречивы сплав - "хронотоп", приспосабливавший древнюю эпическую традицию к новому миропониманию.

 

Список использованной литературы

 

 

1. Апт С.К. Над страницами Томаса Манна. Очерки. - М., 1980.
2. Асмус В.Ф. Немецкая эстетика 18 в. М., 1963.
3. Беньямин В. Происхождение немецкой барочной драмы. М., 2002.
4. Берковский Н.Я. Романтизм в Германии. Л., 1973. .
5. Берковский Н.Я. Статьи о литературе  М.; Л., 1962.
6. Вальцель О. Импрессионизм и экспрессионизм в современной Германии. - М. - М., 1933.
7. Гуревич А.Я. Проблемы средневековой народной культуры. - М., 1981.
8. Гуревич А.Я. Категории  средневековой культуры.   М., 1978.
9. Жирмунский В.М. Очерки по истории классической немецкой литературы. - Л., 1972.
10. Зарубежная литература средних веков. Хрестоматия: в 2 т./Сост.Пуришев Б.И. - М.: Просвещение, 1974-1975.
11. История всемирной литературы: В 8 т. - М.: Наука, 1983-1994.
12. История немецкой литературы: в 3-х т. - М., 1985.
13. История немецкой литературы: в 5 т. - М., 1963.
14. История зарубежной литературы XIX века Под редакцией Н.П. Михальской: в 2-х ч. - М., 1991.
15. Карельский А.В. От героя к человеку. - М., 1990.
16. Косиков  Г.К. К теории романа // Проблема жанра в литературе Средневековья. М., 1994.
17. Мелетинский Е.М. Средневековый роман: Происхождение  и классические формы.  М., 1983.
18. Пуришев Б.И. Очерки немецкой литературы XV- XVII веков. - М., 1955.
19. Сильман Т. Герхарт Гауптман. Л. - М., 1958.
20. Смирницкая О.А. Стих и язык древнегерманской поэзии: В 2-х т. М., 1994.
21. Хильшер Э. Поэтические картины мира: Генрих Манн, Томас Манн, Герман Гессе, Роберт Музиль, Лион Фейхтвангер. - М., 1975.
22. Хойслер А. Германский героический эпос и сказание о нибелунгах. - М., 1960.