Особенности жанра повести Н. А. Дуровой «Серный ключ»

В. Г. Белинский в своей статье «О русской повести и повестях Гоголя («Арабески» и «Миргород») также предпринимает попытку типологии повести.¹¹ В ней автор анализирует полностью творчество авторов, которые положили начало развитию русской повести. Среди них А. А. Бестужев-Марлинский, который «был первым нашим  повествователем,  был  творцом,  или,  лучше сказать, зачинщиком русской повести»¹², князь В. Ф. Одоевский, М. П. Погодин, Н. А. Полевой, Н. Ф. Павлов, которые больше тяготели к историческим повествованиям, а Н. В. Гоголь писал по большей части повести фантастического характера. Стоит уточнить, что В. Г. Белинский не ставил перед собой цель классифицировать повести по каким-то признакам, но его труд послужил толчком для последующих исследователей этого жанра.

Белинский писал: «Повесть наша началась недавно, очень  недавно, а именно — с двадцатых  годов текущего столетия. До того же времени она была чужеземным растением, перевезенным из-за моря по прихоти и моде и насильственно пересаженным на родную почву» Появление в русской литературе повести нового типа критик связывал с развитием русского романтизма. «В двадцатых годах, — продолжал Белинский, — обнаружились первые попытки создать истинную повесть. Это было время всеобщей литературной реформы, явившейся вследствие начинавшегося знакомства с немецкою, английскою и новою французскою литературами и с здравыми понятиями о законах творчества»¹³

«Отцом» русской повести В. Г. Белинский считал А. А. Бестужева-Марлинского, который дал огромный толчок для развития этого жанра. Его повести были по большей части «народными» или историческими, рассказывающими о жизни и быте русского народа, но эта «народность» заключалась лишь в русских именах, а по своему содержанию его произведения больше были похожи на рыцарские романы. «Но, несмотря на все это, повести г. Марлинского, не прибавивши ничего к сумме русской  поэзии,  доставили  много пользы русской литературе, были для нее большим шагом вперед. <…> В повестях  г.   Марлинского   была   новейшая европейская манера  и характер;  везде был виден   ум,   образованность, встречались отдельные прекрасные мысли, поражавшие и своею новостию и своею истиною; прибавьте к этому  его  слог,  оригинальный  и  блестящий  в  самых натяжках, в самой  фразеологии  -  и  вы  не  будете  более  удивляться  его чрезвычайному успеху».¹⁴  Повести же князя В. Ф. Одоевского были аллегорического характера, но тем не менее были историческими. Впервые были сделаны нападки на XVIII век. Но, как писал Белинский «не ищите в его созданиях поэтического  представления действительной жизни, не ищите в его повестях повести, ибо повесть была  для него не целию, но, так сказать, средством, не существенною формою, а удобною рамою».¹⁵ «Следуя хронологическому порядку, я должен теперь говорить о повестях г. Погодина. Ни одна из них не была историческою, но все были  народными,  или, лучше сказать, «простонародными».¹⁶ М. П. Погодин писал о жизни простого народа, мир его поэзии - мир купцов, мещан, мелкопоместного дворянства и мужиков. Его "Нищий", простодушно рассказывающий о своей любви и своих страданиях,  может служить типом благородно чувствующего простолюдина. В "Черной немочи" описан быт среднего сословия, с его  полудиким, получеловеческим  образованием,  со  всеми  его оттенками и «родимыми  пятнами». «Одно из главнейших, из самых видных мест между нашими  повествователями занимает  г.  Полевой.   Отличительный характер его произведений составляет удивительная многосторонность, так  что трудно подвести их под общий взгляд, ибо  каждая  его  повесть  представляет совершенно отдельный мир».¹⁷ Его повести скорее исторические, в которых автор сумел очень точно, ненавязчиво рассказать о прошлом ("Живописец" и "Эмма"). «Трудно судить о повестях г. Павлова, - писал Белинский. - Трудно решить, что они такое: дума умного  и  чувствующего  человека,  плод  мгновенной  вспышки   воображения, произведение одной счастливой минуты,  одной  благоприятной  эпохи  в  жизни автора, порождение обстоятельств, результат одной мысли, глубоко запавшей  в душу, - или создания художника, произведения безусловные,  безотносительные, свободное излияние души, удел которой есть творчество?»¹⁸ Повести Н. Ф. Павлова скорее пропитаны повседневностью обыденной жизни. В них нет ничего сверхъестественного, а наоборот, все обычно.

Работа В. Г. Белинского дала толчок для дальнейшего  изучения повести как жанра.

И на наш взгляд самой полной работой в рассмотрении вопроса о типологии этого жанра стала коллективная монография «Русская повесть XIX века: история и проблематика жанра» под редакцией Мейлаха Б. С. (Ленинград, 1973). Так как повесть Н. Дуровой «Серный ключ» принадлежит первой трети XIX века, приступим непосредственно к рассмотрению этого периода русской литературы. Авторы данного научного труда выделяют пять типов повести XIX века: романтическая, историческая, фантастическая, светская и бытовая.

1.2.1. Романтическая повесть

«Процесс формирования романтической прозы отличался в России своим своеобразным характером. Если история немецкого романтизма начинается с романа и повести, сразу принявших на себя сложнейшую философско-эстетическую проблематику нового направления, то русский романтизм с начала утверждается в поэзии».¹⁹ Искания первых русских романтиков были связаны с идеей личности, со стремлением выразить духовно-психологический опыт человека новой исторической эпохи, поставившей перед литературой задачи, неразрешимые художественными средствами классицизма и сентиментализма. Эта тенденция — передать усложнившуюся психологию современного человека и изменившийся характер его взаимоотношений с окружающим миром, претерпевшим бурные исторические события, - выдвинула на первый план поэтические жанры, которые оказались более подготовленными к усвоению новых литературно-эстетических задач, поставленных романтизмом. Именно поэтому 1800 - 1810-е годы характеризуются значительным расцветом романтической поэзии, давшей, по образному определению Белинского, русской литературе «душу и сердце», обогатившей ее психологизмом. «Историческая задача следующего периода, — отмечается в «Истории русского романа», - состояла в том, чтобы перенести достижения Жуковского, Пушкина, Грибоедова, поэтов-декабристов... в сферу художественной прозы, и прежде всего романа и повести».²⁰

В начале XIX в. количество оригинальных повестей, которые могут  быть названы сентиментальными, значительно  возрастает по сравнению с XVIII в. В художественном отношении эти повести, как правило, гораздо слабее карамзинских. Тем не менее повесть 1800—1810-х годов — это не только эпигонство, но и новые находки, пусть не очень заметные с первого взгляда, но показывающие постепенную эволюцию жанра.

В повестях 1800—1810-х  годов сохранились многие устойчивые элементы, повторявшие сюжеты, образы, характеры, стиль повестей XVIII века.

В. В. Сиповский  подметил, что прозаики начала века проявляли интерес к форме именно повести и новеллы, но не романа. При этом сам сюжет произведения приобретал для автора интерес лишь в связи с возможностью описать чувства и переживания героев. Насыщенность событиями и динамичность действия постепенно уступали место замедленному, почти статическому описанию с подробным анализом мыслей и чувств по поводу события.

Уже в 90-е годы XVIII в. возникает  и другая линия в литературе русского сентиментализма - собственно предромантическая («Остров Борнгольм» и «Сиерра-Морена» Карамзина). В начале XIX века происходит дальнейшее развитие жанра романтической повести, однако прежде чем этот жанр окончательно оформился, он долго сосуществовал с сентиментальной повестью.

В эпоху предромантизма и  романтизма во всех европейских странах возрастает внимание к древности, и Россия в этом отношении не была исключением. Писатели обращались к далеким временам в поисках истинного героя, более близкого к природе, чем современные люди, человека, не связанного предрассудками цивилизации. Историзм при этом имел, естественно, условный характер, но постепенно интерес к историческому прошлому своего народа становился все серьезнее и глубже.

Уже в повести «Наталья, боярская дочь» (1792) Карамзин переносит действие в те старые времена, «когда русские были русскими, когда они в собственное свое платье наряжались, ходили своею походкою, жили по своему обычаю, говорили своим языком по своему сердцу, то есть говорили, как думали». В XIX веке, как известно, история становится главным предметом занятий Карамзина, с чем связано и появление его исторической повести «Марфа-посадница, или Покорение Новгорода» (1803).²¹

Это произведение уже нельзя считать сентиментальной повестью, однако написано оно Карамзиным — признанным главой русского сентиментализма. В мировоззрении и творчестве Карамзина произошли очень существенные изменения, однако новые художественные принципы писателя вырастали на основе его предыдущего опыта.

В творчестве крупнейшего  русского писателя-сентименталиста начали формироваться основные типы повести, ставшие популярными в течение 1820—1830-х годов. Перу Карамзина принадлежала не только одна из первых исторических повестей, но и одна из повестей, посвященных жизни светского общества, — «Юлия». «Автор статьи «Взгляд на повести или сказки» «превосходнейшей» из повестей Карамзина считает «Юлию»: «Живость рассказа, красивость выражений, легкость кисти, картины прозаической живописи, верные изображения общества, наконец все цветы воображения и все прелести слога ее украшают».²² «Юлия»(1794) была одной из первых светских повестей в русской литературе. Именно эта разновидность жанра получает большое распространение в начале XIX века. Светская повесть давала писателям широкие возможности для постановки проблем психологизма на материале, наиболее близком и знакомом им. Демократизм авторов русского сентиментализма был по существу очень ограничен: признавая способность крестьянки «чувствовать», они предпочитали говорить о переживаниях «благородного» героя.

Значение сентиментальной  повести для русской реалистической литературы XIX века по-разному оценивалось исследователями. Многие отмечали, что отдельные сюжеты, мотивы, образы из повестей Карамзина и его последователей переходят в произведения Пушкина, Тургенева, Толстого, Достоевского. «В ряде работ, однако, были показаны принципиальные отличия пушкинских повестей от сентиментальных. Детально исследовавший эту проблему В. В. Гиппиус писал: «Повесть Пушкина возникла не из усвоения сентиментальной повести, а из ее преодоления и отрицания».²³

  Итак, мы можем сделать вывод, что русская повесть первых десятилетий XIX в., испытывавшая сильнейшее воздействие Карамзина и Жуковского, отличалась значительным разнообразием по тематике и стилю. Фольклорность, религиозные мотивы, мистическая фантастика в дальнейшем становятся существенными признаками романтической повести в ее классическом варианте. В дальнейшем в русской повести действительность стала рассматриваться и в других аспектах – фантастическом, «светском». Особую разновидность образовали повести об искусстве и художниках (повести о «гении»). Таким образом, в ходе развития русской романтической прозы создались четыре самостоятельных жанровых варианта – историческая, светская, фантастическая, бытовая повести.

1.2.2. Историческая повесть

«Процесс преодоления и отрицания начался по существу изнутри, в недрах самого жанра сентиментальной повести, как можно видеть из приводившегося выше материала. Сентиментальная повесть — это понятие сложное, включающее в себя несколько групп, разнородных и вместе с тем тесно связанных друг с другом».²⁴ Уже в пределах сентиментальной повести происходит заметная эволюция жанра: постепенно расширяется проблематика повести, в частности появляется проблема отношения героя к среде, окружающей его и накладывающей на него свой отпечаток. «В соответствии с этим углубляется представление сентименталистов о «жизни сердца», о психологии человека, открываются новые многосторонние связи, существующие между героем и внешним миром».²⁵

«Одни авторы сосредоточивают свое внимание на изображении личности «чувствительного» героя, противостоящего «свету», не подчиняющегося его морали. Такой герой непосредственно предшествует герою романтической повести с его бурным протестом против устоявшихся законов и мнений».²⁶

Подчеркивая, что рассказываемые ими истории взяты из реальной действительности, сентименталисты стремились ввести в свои произведения такие детали, которые могли бы свидетельствовать о достоверности повествования. Если время действия было отнесено в прошлое, появлялись сведения, факты, описания, позволявшие читателю представить эту отдаленную эпоху. Так начинали вырабатываться принципы создания исторической повести.

На историческую повесть декабристов, например, очевидное воздействие оказал жанр думы Рылеева. Принципы историзма, разработанные Рылеевым, несомненно, были учтены в исторических повестях А. Бестужева. К ним относятся:

- историческая личность, наделенная чертами исключительности, чей внутренний мир предельно сближен с авторским;

- исторические аллюзии в обрисовке нравов прошлого, которое призвано «намекнуть» читателю на современность;

- лиризация авторского повествования, сближение исповедальной манеры речи автора и главного героя;

- приемы психологизма (портрет, пейзаж), пришедшие в историческую повесть из арсенала элегического романтизма и др.

1.2.3. Фантастическая повесть

«С середины 1820-х годов в русской повествовательной прозе начинает развиваться и вскоре достигает значительного распространения одна из ветвей романтической повести, получившая название фантастической».²⁷

Термин «фантастическая  повесть» далеко не однозначен по своему содержанию. «Необходимым условием, лежащим в основе фантастики этого периода и, следовательно, фантастической повести, является представление, получившее название двоемирия. Оно заключается в том, что якобы независимо от видимого и воспринимаемого человеком мира, независимо от окружающей его действительности и как бы за ней, за ее пределами, существует иной, недоступный чувственному восприятию и не постигаемый разумом сверхъестественный, «потусторонний» мир. Этот второй, «иной» мир может оказывать (и оказывает) таинственное и в конечном счете губительное влияние на человека, его судьбу и окружающую его действительность, по временам вторгаясь в человеческую жизнь. В переводе на исторически сложившиеся религиозные понятия этот темный потусторонний мир является созданием и орудием духа зла—дьявола; он враждебен светлому миру, созданному и управляемому божеством; он борется против божества или по крайней мере стоит как бы вне его; попытки человека проникнуть в этот мир, и в особенности подчинить себе его силы, противозаконны и греховны, являются колдовством, чародейством, ведущим человека к погибели».²⁸

Особого рода источником мистических представлений является народное творчество в виде поверий и преданий, сложившихся в средние века под двойным воздействием древних языческих верований (одухотворения природы, культа предков и пр.) и христианской мифологии, сливавшейся с этими верованиями. Интерес к народному творчеству возник и стал расти с середины XVIII в. Отметим при этом, что не следует смешивать фантастики народных поверий и преданий с фантастикой народных сказок. Существенное различие между той и другой заключается в том, что в сказке отсутствует представление о потустороннем, сверхъестественном мире как об иной, даже обратной стороне бытия - представление, о котором говорилось выше.