Публицистический характер в поэзии Рождественского

 

Даже самое, казалось бы, камерное, интимное, глубоко личное стихотворе -ние у Рождественского, как правило, выходит на социальные обобщения, глубоко гражданские, социальные вопросы. А. Бочаров верно подметил: «Рождественский - один из тех мастеров, у кого пристальный и постоянный интерес к общественным событиям неотрывен от душевной сосредоточенности, глубинных душевных движений, напряженной внутренней работы». И оттого бывает и обратное: к интимному началу Рождественский обращается тогда, когда хочет, чтобы социальное непременно дошло до каждого читателя, каждого слушателя его стихов.

 

Мне говорят:

 

Послушайте,

 

упрямиться чего вам?

 

Пришла пора исправить ошибки отцов.

 

Перемените имя.

 

Станьте

 

Родионом.

 

Или же Романом, в конце концов.

 

Но вот поэт начинает излагать историю своего времени. Рассказывает о том, что в начале 30-х годов многие в алтайских селах назвали своих детей именем Роберт. Это, оказывается, в честь Роберта Эйхе, секретаря крайкома, латыша, революционера. «Не пахло иностранщиной! Пахло революцией! И были у революции ясные глаза...» И заканчивает: «Несем мы имена удивительных людей. Не уронить бы! Не запятнать бы!»

 

Конечно, Рождественский просто мог бы рассказать о судьбе Роберта Эйхе, но отдача от такого стихотворения была ба совсем иной - поэтому-то он сознательно избрал для повествования предельно личный ракурс.

 

На публицистику Рождественский выруливает даже из пейзажа. Казалось бы, невинное начало:

 

До самого горизонта

 

мерцает зовуще и вечно

 

лунная дорога,

 

сделанная из слюды.

 

А мы шагаем по дюнам.

 

Мы вышли в четыре вечера.

 

За нами остаются

 

глубокие следы.

 

И вот, остановившись на слове «следы», поэт начинает расширять его значение, придавая ему характер обобщения: «Гул от нашей походки ширится, нарастает, и эхо ударяет в грядущие года!»... Разумеется, в дюнах, на берегу моря никакого «гула от походки», тем более ударяющего эха» быть не может - а значит, речь идет уже не столько о следах на песке, и даже вовсе не о них, а о других следах - оставленных поколением, народом. Взгляд охватывает уже всю планету: «дышит в наши лица то зноем, то холодом, тяжело вращается шар земной». Но «мы» идем дальше, оставляя везде следы: «следы» остаются «в тундрах и пустынях садами, городами, хорошими людьми...» И вывод: «И если мы пройдем по лунной дороге, то и на ней останутся наши следы!»

 

Любопытно, что хотя политическая публицистика Рождественского явно сильнее публицистики нравственной, последняя, когда подкреплена выходом на общественные, общечеловеческие темы, бывает очень впечатляющей. К числу таких стихотворений нужно, например, отнести стихотворение «Убили парня»: «Убили парня за здорово живешь. За просто так. Спокойно, как в игре... И было это не за тысячу верст от города. А рядом. Во дворе». Никто не вышел на страшные крики этого парня, никто не откликнулся на его призыв о помощи, никто ему, окровавленному, не открыл дверь - об этом говорится и с неподдельным негодованием, и с изумлением, и с ненавистью. Именно это - а не сам, так сказать, голый факт убийства - больше всего поразило поэта. Закономерен финал: «Какое это чудо - человек! Какая это мерзость - человек!» Наигранным это негодование не назовешь. Поэтому-то оно и передается читателю, делает его чище и духовнее. Ничего общего с нудным морализаторством, голословными призывами к «человечности» такие стихи не имеют, и след, который поэт оставил в нашей поэзии, измеряется именно этими лучшими его вещами.

 

А то, что след, оставленный им, глубок и заметен, не станут отрицать даже те, кому отнюдь не близка та ветвь нашей поэзии, которую облюбовал для себя Рождественский.

 

Вывод

 

 

Нет смысла лишний раз доказывать нужность актуальной публицистической поэзии, - это давно доказала сама история нашей литературы, от «Слова о полку Игореве» до вершин лирики В. Маяковского, - и подчеркнем, что Роберт Рождественский много сделал для продолжения этой исконной традиции отечественной поэзии.

 

Однако сам Роберт Рожественский утверждал, что его поэзия не сводится к одной лишь публицистичности. Он говорил: «Жизнь - она ведь сложная штука и она из очень разных вещей состоит, в том числе и из разных интонаций. Нельзя все время смеяться. Человек, который беспрерывно смеется или беспрестанно кричит - ненормальный человек, больной. Так же, как и постоянно говорящий шепотом или непрерывно захлебывающийся в рыданиях. В жизни мы используем разные регистры. Поэтому и то, что мы пишем, должно звучать по-разному. Человек - обычный человек, не поэт - бывает публицистичен, когда отстаивает какие-то свои гражданские убеждения. Но тот же человек бывает и лиричен, и мягок, и нежен, когда он произносит сокровенные слова, обращенные к любимой. Нельзя брать только одну часть характера, одну струну и играть все время на ней».

 

Песни на его стихи поют в нашей стране миллионы. Рождественский обладал завидным даром интонации, - слова ложатся на музыку естественно, словно и не существовали без нее. Для песен поэта характерны два ведущих мотива: героическая патетика («За того парня», «Товарищ Песня», «Огромное небо», «Мгновения») и лирическая задушевность («Стань таким», «Благодарю тебя», «Песня о далекой родине», «Позови меня»).

 

Роберт Рождественский издал за четверть века поэтической работы свыше тридцати книг; многие из них были переведены на языки народов СССР, выходили за рубежом. Поэт немало путешествовал по свету, в его зарубежных стихах надежно живет «советскость» - чувство интернационального братства к людям Земли, объединенным стремлением к миру, к социальному освобождению и прогрессу.

 

Поэзия Роберта Рождественского по достоинству увенчана премией Ленинского комсомола.

 

Список Литературы

 

 

1. А. Мальгин «Книги и  судьбы», М., 1988г., с.70

 

2. А.Мальгин «Литература. Беседы о поэме», М.: «Знание», 1990г., с.13

 

3. Е. Сидоров «Течение стихотворных  дней», М.: «Советский писатель», 1988г., с. 109

 

4. З.Кондратьева «Роберт  Рождественский. Избранные произведения», т.1, М.: «Художественная литература», 1979г., с. 5

 

5. З. Кондратьева «Роберт  Рождественский. Избранные произведения», т.2, М.: «Художественная литература», 1979г., с. 5