Роман Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль»

Содержание

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Введение 

Эпоха Возрождения дала миру множество знаменитых имен: писателей, скульпторов, художников, музыкантов. Художники-гуманисты усматривали объект своего творчества в изображении человека, его чувств, умственных способностей и качеств, так как и сами художники этой выдающейся эпохи тоже были неординарными личностями. Можно даже сказать, что эпоха создавала человека нового времени, а человек создавал эпоху¹.

Но, конечно, самым значительным и в то же время самым ярким писателем французского Возрождения был Франсуа Рабле. Этот энциклопедически образованный гуманист, знаток античного мира, охотно демонстрировавший свою обширную классическую эрудицию, был связан множеством нитей с традициями французской демократической культуры. В его творчестве с наибольшей силой воплотился раскрепощенный творческий гений ренессансной Франции. Франсуа Рабле — представитель французского Ренессанса, хотя виднейшим представителем этой эпохи его сделало единственное художественное произведение².

Роман «Гаргантюа и Пантагрюэль» стал именно тем произведением, благодаря которому имя известного французского врача и ученого-энциклопедиста вошло в мировую историю литературы шестнадцатого столетия. "Гаргантюа и Пантагрюэль" — одно из самых замечательных созданий ренессансного гения. Четыре книги романа увидели свет в 1532-1552 гг. Заключительная пятая книга появилась уже после смерти автора в 1564 г. Возможно, что ее написал не сам Рабле, но кто-то из его единомышленников, располагавший набросками и наметками, оставленными великим гуманистом.

Сам   Рабле   в   предисловии предупреждает   читателей, что   его книга — нечто     большее,    чем    простое    нагромождение    сказочно-фантастических   авантюр:   «Нужно,— говорит  он,— разгрызть   кость, чтобы добраться до мозга», то есть за полным чудесных приключений сюжетом увидеть глубокое содержание. Оглушительный хохот героев романа, их соленые шутки и безудержное «раблезианское» веселье выражают мироощущение людей, стремящихся освободиться от средневековой рутины и церковного догматизма. Этому здоровому, жизнерадостному началу, которое воплощено в образах Гаргантюа, Пантагрюэля и их друзей, противопоставлены уродливо-карикатурные маски средневековых монархов и церковников, схоластов и рутинеров. В каждом комическом эпизоде содержатся философская мысль и те «тонкие снадобья» жизненной мудрости, которые сам Рабле предлагал искать в своих книгах.

«Гаргантюа и Пантагрюэль»³ — это настоящая энциклопедия гуманистических идей, отражающая все стороны общественного бытия: вопросы государственного устройства и политики, философии и религии, морали и педагогики, науки и просвещения. Для Рабле человек с его правом на свободную, радостную, творческую жизнь находится в центре мира, и именно потому писателя больше всего интересует проблема воспитания нового человека.

 

 

 

Глава I. Истоки создания романа «Гаргантюа и Пантагрюэль»

1. Биография Франсуа Рабле

Родился Франсуа Рабле⁴ (1494-1553гг.) в небольшом старинном городке Шиноне в провинции Турень. Он был младшим сыном состоятельного адвоката. Родители, видимо, решили сделать его клириком. Они отправили девятилетнего Франсуа в один из монастырей. Через некоторое время Франсуа стал послушником, а в 1520 г. постригся в монахи. За монастырской стеной протекли ученические годы молодого Рабле.

Обрывки обветшавшей средневековой  учености не могли, разумеется, удовлетворить  любознательного юношу. Его уже  коснулись новые веяния. Классическая древность привлекала его пристальное внимание. Он бегло пишет по-латыни и сочиняет греческие стихи. Прославленный эллинист Гильом Бюде откликается на его послания. Но то, что вызвало одобрения ученых-гуманистов, казалось монастырским властям предосудительным и опасным. Увлечение языческой стариной, по их мнению, попахивало ересью. Поэтому в кельях Рабле и его друга, такого же любознательного инока, был произведен тщательный обыск. В руки обскурантов попало много "крамольных" книг и рукописей, в том числе произведение Эразма Роттердамского. Провинившихся подвергли суровому наказанию, лишив возможности читать и писать. В конце концов, им удалось бежать из монастыря. К счастью у них нашлись влиятельные заступники. Получив от папы Климента VII разрешение перейти в другой монастырь, Рабле ничего не сделал для того, чтобы упрочить свою церковную карьеру. Зато с неослабевающей энергией продолжал он свои научные занятия и вскоре стал одним из самых образованных людей того времени. По справедливому замечанию Анатоля Франса, "его ученость питалась не только книгами, но и непосредственными наблюдениями; это была ученость не буквоеда, а мыслителя; за словами он видел предметы, видел живую жизнь".

В 1530 г. Рабле поступил на медицинский факультет университета в Монпелье. Успешно окончив курс, он направился в Лион, являвшийся, как это уже отмечалось выше, одним из крупнейших центров тогдашней Франции, и там получил место врача в городской больнице. И в качестве медика Рабле не желал мириться с рутиной, стремился приобрести более совершенное "познание мира, именуемого микрокосмом, то есть человека". С этой целью он принялся анатомировать трупы, приводя в ужас схоластов и святош. В Лионе Рабле издал также ряд греческих и латинских текстов медицинского и юридического характера и среди них "Афоризмы" знаменитого древнегреческого врача Гиппократа с пространными комментариями. Его ученая слава росла. Парижский епископ Жан де Белле, человек образованный, готовый покровительствовать знатокам древних языков, к тому же давний знакомый Рабле, взял его к себе в лекари. В свите епископа, посланного в Италию с ответственным дипломатическим поручением, Рабле в 1534 и 1535 гг. посетил родину гуманизма. Он побывал во многих итальянских городах. Особенно большое впечатление произвел на него Рим с его античными памятниками. Впрочем, в Вечном городе Рабле мог также наблюдать обычаи и нравы церковной знати, о которых в свое время не слишком лестно отзывался Эразм Роттердамский. Находясь в Италии, Рабле выхлопотал у папы индульгенцию, которая не только отпускала ему такие прегрешения, как самовольный уход из монастыря, но и разрешала врачебную практику при условии, если она не будет противоречить церковным канонам. Для Рабле это имело определенное значение, поскольку во Франции все выше поднималась волна католической реакции. Примерным монахом Рабле так и не стал.

Продолжая с успехом заниматься медициной (в 1537 г. он получил ученую степень доктора), проявляя одновременно интерес к ботанике, философии, юриспруденции, филологии и прочим наукам, он не смог обречь себя на монастырское затворничество. Его влекли новые места, интересные люди. Он встречался с К. Маро и Б. Деперье. Будучи близок ко двору Маргариты Наваррской, он навсегда сохранял глубокое уважение к покровительнице гуманистов. Одно время он, видимо, склонился на сторону протестантов, но в дальнейшем убедился, что в своем фанатизме они нисколько не уступают ненавистным ему сорбоннистам. Современники отмечали добросердечие Рабле, охотно помогавшего бедным и хворым. В последние годы он уже почти не исполнял своих церковных обязанностей. Умер он в Париже.

2. Истоки создания романа

Как-то Рабле попала в  руки напечатанная в Лионе в 1532 г. лубочная книга "Великие и неоценимые хроники о великом и огромном Гаргантюа", в основе которой  лежала старинная французская народная сказка о великане Гаргантюа, хорошо известная еще в начале XV столетия. По словам А.Н. Веселовского, это "одна из тех народных книжек, какие начинают являться на переходе от Средних веков к новому времени и, предваряя художественный протест Сервантеса, рисуют нам в карикатурном виде отживший мир рыцарских подвигов, романтических гигантов и волшебников"⁵.

Королю Артуру, рассказывалось в книге, угрожают сказочные гоги и магоги. Желая ему помочь, могущественный волшебник Мерлин создает великана Грангузье и великаншу, его супругу. У них рождается сын Гаргантюа, который наносит поражение врагам короля. Изобилует лубочная хроника гротескными ситуациями и забавно буффонно-сказочными подробностями. Так, из слез плачущих великанов возникает горячий источник, в котором можно варить яйца. Гигантская кобыла Гаргантюа, защищаясь от мух, сметает хвостом целые леса. Пастух, приняв открытый рот спящего Гаргантюа за глубокую пещеру, прячется от волков между зубами великана. В Париже великан снимает городские колокола и прячет в карман и т.п. Описывая грандиозные пиры и празднества, автор не забывает упомянуть, сколько всего было съедено и выпито, сколько холста, сукна и атласа пошло на одежду Гаргантюа и т.д.

Эта забавная книга навела Рабле на мысль написать роман, в котором бы популярные персонажи народной сказки обрели новую жизнь. Так и возник роман Рабле в пяти книгах. Автор заимствовал из народной книги имена героев и ряд эпизодов. Ей он обязан отдельными приемами, например гротескным перечнем всевозможных предметов. Однако, используя буффонно-сказочную схему "хроники", Рабле наполняет ее глубоким философским содержанием. Усиливает он и сатирические тенденции лубочной книги. Его роман поднимает народный лубок на высоту большой гуманистической литературы. Такой яркостью образов, такого идейного богатства, такого полифонического стиля не знала литература до Рабле. Это огромное изогнутое зеркало, в котором причудливо отразилось буйное жизнелюбие "старой веселой Франции", пробужденной к новой жизни эпохи Возрождения. Веселые галльские шутки, шумное карнавальное озорство придают роману характерный "раблезианский" колорит. Автор то и дело стремится скрыть свое глубокомыслие под маской веселой буффонады. Это обстоятельство вводило в заблуждение многих близоруких критиков, видевших в романе всего лишь хаотическое нагромождение площадных анекдотов и острот. Сам Рабле в предисловии к первой книге "Гаргантюа и Пантагрюэль" сравнивает свое творение с ларцом, на котором сверху нарисованы "смешные и забавные фигурки", а внутри хранятся редкостные снадобья, приносящие человеку немалую пользу. "Положим даже, — продолжает автор, — вы найдете там вещи довольно забавные, если понимать их буквально и, все же, не заслушивайтесь вы пения сирен, а лучше истолкуйте в более высоком смысле все то, что, как вам могло случайно показаться, автор сказал спроста".

И вот мы открываем  этот удивительный роман, от которого, по признанию самого автора, скорее попахивает вином, чем церковным  елеем, и сразу же на нас обрушивается шумный поток самых причудливых, самых диковинных событий. Рабле не стесняется нагромождать их одно на другое, пересыпать их шутовскими сентенциями веселыми прибаутками. Этот поток бурлит, вздымается, пенится, клокочет, сверкает, переливается множеством красок. Подчас читателю кажется, что перед ним разбушевавшаяся стихия. Но если внимательно и без всякой предвзятости присмотреться к роману, то за его странными, почти хаотическими очертаниями мы без труда увидим очень умного и, несомненно, искусного автора.⁶

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Глава II. Замысел и структура романа «Гаргантюа и Пантагрюэль»

2.1 Совершенный  человек в романе

Открывается первая книга  описанием гигантского пира, устроенного  королем Утопии, великаном Грангузье, для своих подданных. Был Грангузье (что означает "Большая глотка") большим шутником, любившим выпить до дна и закусить солененьким. Гостям подали требухи от жирных волов, и была она такая вкусная, что каждый облизывал пальчики.⁷

Так, уже сразу попадаем мы в характерную атмосферу романа, наполненную ликованием раскрепощенной плоти, веселым шумом и гамом, звоном кувшинов и стаканов.

Принимала в этом увеселении участие и жена Грангузье, великанша  Гаргамелла. Ей предстояло скоро родить, и поэтому добряк Грангузье советовал  ей не слишком налегать на потроха. Но Гаргамелла, невзирая на предостережения, съела этих самых потрохов 16 бочек, 2 бочонка и 6 горшков, после чего она родила сына, который появился на свет через левое ухо и зычным голосом заорал: "Лакать! Лакать!" "Ну и здоровенная же у тебя глотка! Ке гран тю а!" — воскликнул прибежавший на крик младенца отец. Отсюда и пошло имя новорожденного: Гаргантюа. А жажда у младенца была поистине необыкновенная: на него шло молоко от 17913 коров. Ему еще не исполнилось и двух лет, как он уже обладал восемнадцатью подбородками и испытывал особое пристрастие к возлияниям.

Но вот настало время  учить подрастающего Гаргантюа. Первым его наставником был "великий  богослов", магистр Тубал Олоферн, в лице которого Рабле осмеивает схоластические методы средневекового обучения. Почтенный магистр так хорошо сумел преподать молодому великану азбуку, что тот "выучил ее наизусть в обратном порядке, для чего потребовалось 5 лет и 3 месяца". Затем Гаргантюа проштудировал, под руководством Олоферна, ряд средневековых учебников с пространными комментариями Пустомелиуса Оболтуса, Грошемуцена и других столпов схоластической учености, "для чего потребовалось 18 лет и 11 с лишним месяцев". "И все это Гаргантюа так хорошо усвоил, что на экзамене сумел все ответить наизусть в обратном порядке". 16 лет и 2 месяца читали они "Календарь", а когда великий богослов умер, место его занял магистр Жобелен Бриде (дурачина, простофиля).

Тем временем Гаргантюа  рос и тучнел. Наставники не приучили его к опрятности, к умеренности в еде и питье. «Он ел столько, сколько влезет и прекращал есть не прежде, чем у него начинало пучить живот". Уйма времени уходило на игры в карты, кости и т.п., а также на посещение бесконечных церковных служб. Не удивительно, что с годами Гаргантюа все более глупел, тупел, становился рассеяннее и бестолковее.

Схоластическому обучению, которое "убивало много времени  и забивало голову, не обременяя  ее мыслями", Рабле противопоставляет  свой педагогический метод. Средневековое  воспитание основывалось на мертвых текстах, не стремилось прокладывать путей к познанию окружающего мира, пренебрегало физическим развитием человека. Рабле хочет, чтобы из сферы безжизненных абстракций человек спустился на землю и обрел, наконец, самого себя в гармоническом развитии всех своих духовных и физических сил. С этой целью Рабле делает новым наставником Гаргантюа мудрого гуманиста Понократа, которому удается превратить Гаргантюа из неотесанного прожорливого олуха в умного, образованного и энергичного человека.

Молодой великан уже не тратит попусту время. Вместо того чтобы забивать голову всяким схоластическим хламом, он читает произведения итальянских гуманистов и, разумеется, творения античных ученых и поэтов, в том числе Плиния, Галена, Теофраста, Аристотеля, Гелиодора, Гесида и Вергилия. В этих книгах Гаргантюа находил много интересного и полезного. Они учили его мыслить, а также знакомили с реальным миром. Но не только из книг черпал Гаргантюа свои познания о природе и мире. Понократ позаботился о том, чтобы его ученик внимательно присмотрелся ко всему, что его непосредственно окружало, будь то растения и деревья или звездное небо. Игральные карты служили ему для всякого рода остроумных забав, основанных на арифметике. И Гаргантюа пристрастился к математическим наукам. Большого успеха достиг он в геометрии, астрономии и музыке.

Одновременно Гаргантюа  тренировал свое тело. Он ловко скакал на коне, учился владеть оружием, играл  в мяч, боролся, прыгал, плавал, управлял кораблем, лазил по деревьям, метал  дротик, камень или алебарду, метко стрелял, поднимал тяжелые гири и т.п..

Не пренебрегал Гаргантюа  и физическим трудом, к которому феодальная знать относилась с презрением. Вместе с Понократом он убирал сено, колол и пилил дрова, молотил  хлеб, а также изучал различные  ремесла. Он знакомился с тем, как плавят металл и отливают артиллерийские орудия, как изготовляют часы и печатают книги. Не сторонились они и народных забав, но в свободное от занятий время охотно смотрели акробатов, жонглеров и фокусников, с удовольствием прислушивались к их веселому краснобайству.