Семантика игры в романе Ф.М.Достоевского "Бесы"

 Раньше я работала над различными значениями игры  в романе  Ф.М.Достоевского  «Бесы». Сравнивала конечный текст  с черновиками, находила общее и различное.  В своей  новой работе я продолжаю изучать  игру и ее значения, но уже под другим углом, а именно, пытаюсь  исследовать, каким образом употребление автором слова (игра) может отразиться на сюжете всего произведения.  А так же попытаюсь выяснить, что объединяет такие понятия, как "игра", "скандал", "катастрофа".

Если употреблять понятие игры в широком смысле, то любое проявление человека может быть осмыслено в терминах игровой реальности. Поэтому необходимо различать чистую игру как особый, отдельный вид деятельности человека и «игровые элементы» (Й. Хейзинга)1, пронизывающие все сферы человеческого существования, многие из которых тесно переплетаются с игрой (язык, культ, искусство, миф).

 В связи с этим, необходимо учесть один нюанс. При описании социальной действительности и способа существования в ней индивида мы также постоянно употребляем слово «игра» и игровую терминологию. Игра как метафора человеческого существования является одной из древнейших культурных метафор. Мир предстает как театр, люди как актеры, исполняющие соответствующие роли в жизненной драме в соответствии с предначертанным выше сценарием-судьбой. При этом с игрой ассоциируется представление не о свободе человека, а скорее о необходимости, предопределенности. Подобная традиция говорит об амбивалентном характере игры и указывает на многообразие ее функций. В игре обнаруживает себя взаимодействие свободы и необходимости, закономерности и случайности. С одной стороны игра через подражание позволяет осваивать жизненный мир. Она является методом социализации человека, обучает ребенка будущим жизненным ролям. И здесь проявляется вполне прагматичный смысл игры, так как в ней развиваются полезные навыки, вырабатывается целесообразная социальная модель поведения. С другой стороны игра преобразует жизненный мир. Она открывает неограниченные возможности для творчества и индивидуализации личности, является прорывом в неизвестное. Как творческий, духовный акт игра бескорыстна. Еще И. Кант, рассуждая о способности эстетического суждения, утверждал, что подлинно духовное, эстетическое восприятие осуществляется «без представления о цели» и «свободно от всякого интереса». Й. Хейзинга называет неутилитарность игры в числе ее самых главных признаков, игра «не обуславливается никакими ближайшими материальными интересами или доставляемой пользой». [8]

Амбивалентность игры проявляется и в том, что она существует как совокупность жестко установленных правил, но именно в игре человек свободен от реального мира и реального самого себя. «Игра раскрывает индивидуальное в социальном и наоборот, т.е. игра - это пространство, где невозможное становится возможным, необходимое - желанным, ожидаемое -неожиданным»191. Игра может как отображать закономерности серьезной общественной жизни, так и отрицать их.

Роже Кайуа в своей книге "Игры и люди"2 выделил следующие  отличительные признаки, определяющие игру, как деятельность      1)свободную,2)обособленную,3)с неопределенным исходом,   4) непроизводительную, 5) регулярную, 6) фиктивную; при этом два последних признака в тенденции взаимно исключают друг друга.  Также Р.Кайуа  делит игры на четыре основные рубрики: игра-состязание, игра-случайность, игра-симуляция, игра-головокружение.

  Про игру я подробно  говорила в предыдущих своих  работах, поэтому не буду заострять на ней свое внимание. Сейчас меня интересует такой феномен как скандал. В романе «Бесы» много как игры, так и скандалов. Я попробую  сравнить эти два процесса и выяснить, как они соотносятся друг с другом, а также, есть ли  закономерность в появлении скандалов там, где есть игра.

 Чтобы разобраться с таким процессом как скандал попробуем дать ему определение, но для начала,  я хотела бы поговорим об истории этого феномена.

Франк Бёш в своей статье  «Скандал – знак упадка нравов?» [5]  как раз  и говорит об этом.  Его статья начинается со слов:  «рассказ о несправедливости – ещё не скандал». О настоящем скандале можно говорить только тогда, когда нечто воспринимается как подрыв норм и правил – об этом начинаются открытые обсуждения, эта тема продолжает волновать множество людей  в течение долгого времени. То, какие именно события стали причиной скандала, зависит от действующих норм самого общества. Но эти правила меняются. Многое кажется нам сегодня скандальным, но не представлялось скандалом в прошлом. Действия, которые никак не волновали современников, могут позже привести к скандалу. Таким образом, скандалы помогают выявить, какие ценности и правила ценились в конкретную эпоху. Если с помощью законов можно судить о том, какое поведение считалось в обществе допустимым (а какое – наказуемым), то скандалы указывают и устанавливают границы нормального, показывают действующие и уходящие в прошлое правила поведения.

Скандалы существуют давно. В Европе скандалы возникали ещё в греческом и римском античном мире. Например, цицероновские обличения римского государства в коррупции, или обнародования случаев нарушения норм уже тогда могли привести к большому общественному возмущению.

Старым является и само понятие «скандал». Однако его значение менялось со временем. Изначально оно отсылало к греческому «скандалон», обозначавшему колышек в ловушке для животных, на который насаживалась приманка. Уже в Библии или у некоторых древнегреческих авторов, например, Аристофана, это слово используется в переносном значении – «соблазн». В средние века это понятие описывало, прежде всего, тяжёлые, в религиозном смысле, проступки. Несмотря на то, что скандалы являются старым феноменом, есть исторические периоды, когда скандалы заметно учащаются. Так, например, было в середине XVIII в., а затем – в XX в. Есть несколько причин. Одно из объяснений – изменения медиа-среды. В XVIII в. резко возросло влияние газет, а также возникло множество журналов, которые комментировали политику, культуру и даже повседневную жизнь. Это способствовало возникновению общественного мнения, а значит, и общественного негодования. В читательских кружках, кофейнях, салонах обсуждались злободневные вопросы. Переоценка ценностей, которая была характерна для эпохи Просвещения, также стала питательной средой для скандалов, ведь теперь формировались новые моральные правила.

Сегодня современные ученые дают различные определения  данному феномену. Эти определения весьма разнообразны.  В.А. Миловидов, А.С. Соловьев в своей статье "Семиотика скандала"3 говорят о том, что с традиционной точки зрения скандал есть либо нарушение морально-этической нормы, получившее широкую огласку, либо социальные последствия этого нарушения. Это представление кодифицировано в толковых словарях: скандал есть «случай, происшествие, получившее широкую огласку и позорящее его участников»[3].

Скандал как социо-культурный феномен многолик (политический, бытовой, литературный и т.д. скандалы), но за этой многоликостью скрываются единые типологические черты, объединяющие разные формы этого феномена. Что же отличает скандал как событие? Семиотическое определение скандала дает Р. Барт в 27 главе «S/Z»4. С точки зрения Барта, скандал есть преодоление некой антитезы. Скандал как семантический (семиотический) феномен есть переход актантом границы  взаимоисключающих семантических полей. Это событие без событийности, семантика без смыслообразования.

Если же мы обратимся к статье И. Сухих5 « Два скандала: Достоевский и Чехов», то встретимся со следующим определением: “Скандал - нарушение обыденной, естественной логики, правил хорошего тона, однако, в свою очередь, подчиняющееся другим нормам и тем самым становящееся культурным стереотипом и речевым жанром (как война, в старом ее понимании, была нарушением норм и запретов мирной жизни, однако предполагавшим свои конвенции). Когда бытовой скандал становится предметом литературного изображения - темой, эпизодом, мотивом, приобретает сюжетное и композиционное значение, он выявляет и отражает какие-то существенные черты художественного мира”.

Известно, что произведения Достоевского изобилуют скандалами.  В. В Дудкин в своей статье  «Достоевский и Евангелие от Иоанна»6 выделяет типы скандалов, которые встречаются у Достоевского. «Можно было бы составить целую типологию его скандалов: скандалы-испытания, скандалы-разоблачения, скандалы-оскорбления, скандалы-самоутверждения, скандалы-самоунижения и т. д. В скандале есть всегда свои протагонисты, свои статисты и обязательно — публика. Оскандаливается только один протагонист, потому что другой все это организует, устраивает ему ловушку. Короче говоря, скандал — это мини-пьеса, сцена на сцене трагедийного действия большого».

Скандалящий человек ( как пишет Сомов О.А) на глазах у других и против их воли совершает свое собственное, индивидуальное карнавальное действо, непредсказуемое и не подчиняемое никаким правилам. В отличие от карнавала, скандал имеет дело с истинной ненормой. Если это и карнавал, то повторно перевернутый с ног на голову, сошедший с ума, удививший всех, даже его зачинщиков и провокаторов.

О.А. Сомов  в своей статье «Роль скандала в культуре»  заменяет слово скандал на игру, тем самым   показывая  схожесть этих процессов. В этой «игре» участники сами быстро выбирают себе роли. Их можно узнать в исследованиях романов Достоевского, которого называют «скандальным талантом» (в  частности, В. В Дудкин называет роман «Бесы»   романом- скандалом[6]). В каждой скандальной ситуации, для серьезно воспринимающего и переживающего событие участника, есть такой пиковый момент, после которого происходящее становится уже необратимым, а всеобщее раздражение и напряжение не могут сдерживаться и переходят все пределы. «Серьезность» в данном случае – симптом тотальной вовлеченности человека в событие и всецелого переживания возникшей проблемы, которое делает любое возможное разрешение ситуации сравнимым с катастрофой.

Иначе обстоит дело с «несерьезностью» в скандале. В первую очередь следует сказать о тех, кто надевает маски шутов. Шутовство – это «разрешенное» непотребство, «утвержденное» с согласия его участников и наблюдателей.

«Современник Достоевского Ф.И. Буслаев писал: «(…)проказы нечистой силы выражаются глаголом шутить… Отсюда названия злого духа: шут…шутник…чёрный шут…Переходом от забавного характера этого существа к грозному можно постановить слово игрец, очевидно происходящее от глагола играть; но игра недоброй силы вводит человека в болезнь, поэтому игрец значит… и истерический припадок, во время которого больной кричит странными голосами».[7]

Развивая тему «скандальных» масок, нельзя не упомянуть тех, чье поведение подчинено желанию управлять другими и сталкивать их между собой (в результате чего и получается скандал). Это роли-провокаторы, использующие скандалы как средство достижения своих целей. Их манера поведения сочетает шутовские выверты и рассудочную расчетливость.

Мысль о масках (шут, дурак) выразил в поздних работах М.М. Бахтин [4], рассматривая отдельные составляющие игры. Так, исследователь разграничивает два образа - дурака и шута. Дурак - это «момент непонимания социальной условности и высоких, патетических имен, вещей и событий», дурак нужен автору потому, что «самым своим непонимающим присутствием он отстраняет мир социальной условности» (другими словами, приближается к истинному бытию); в свою очередь, шут - это плут, надевающий маску дурака, «чтобы мотивировать непониманием разоблачающие искажения и перетасовки высоких языков и имен», шут имеет право «говорить на непризнанных языках и злостно искажать языки признанные» .

На мой взгляд,  для нашей темы также важна  работа Ю.М. Лотмана «Дурак и сумасшедший»[10]. Ю.М. Лотман разделяет понятия «дурак» и «сумасшедший» как антонимы, крайние полюса тернарной системы: «дурак – умный – сумасшедший». Поведение «умного» характеризуется как норма, следование законам и традициям, оно предсказуемо. Поведение «дурака» так же предсказуемо, это все тот же набор действий, предусмотренный правилами и обычаями, нарушается лишь соотношение между ситуацией и действием. «Действия его стереотипны, но он применяет их не к месту – плачет на свадьбе, танцует на похоронах. Ничего нового придумать он не может».[10,с.45]. Поведение «сумасшедшего» характеризуется непредсказуемостью, он нарушает все законы и обычаи. «Сумасшедший», «безумный» руководствуется не нормами своего общества, а некими иными, труднопостижимыми для «нормальных» людей законами. Ю.М. Лотман определяет сумасшествие как поведение, «обладающее определённой сверхчеловеческой осмысленностью и одновременно требующее сверхчеловеческих деяний».  [10,с.52]

Из  всего сказанного  уже видно, что  скандал, становится скандалом только тогда, когда люди надевают на себя маски (дурака, шута, сумасшедшего и др.), играют свои роли, причем их игра должна обязательно выходить за рамки норм, господствующих в данном обществе. Обязательно, в произведении, наличие героя-провокатора, который сталкивает между собой «маски», в результате чего и рождается скандал.

Скандал – это вариант игры-симуляции (по Кайуа).  Субъект такой игры думает, убеждает  сам себя и других, что он кто-то другой. Он на время забывает, скрывает, отбрасывают собственную личность и притворно приобретает чужую.

Для игры-симуляции характерны все признаки игры, кроме одного: в ней есть и свобода, и условность, и приостановка реальной жизни, и обособленность  в пространстве и времени. Однако в ней нельзя констатировать  постоянного подчинения  императивным правилам.  Вместо него здесь  происходит сокрытие  реальности  и симуляция  какой-то вторичной реальности.  В такой игре есть единственное правило: для актера – очаровать зрителя, чтобы ни одной ошибкой не заставить его отвергнуть иллюзию, а для зрителя-поддаваться иллюзии, не отвергая с ходу декорации, маски, искусственные приемы, в которые ему предлагают на время поверить как в некую реальность, более реальную, чем настоящая.

Нужно отметить, что игры-симуляции в романе  « Бесы», на ряду, с другими видами игры,  намного больше.

Итак,  в романе много игры, скандалов, много персонажей, которые играют определенные роли. Почти все герои обладают маской взамен лица, ведут себя, как на маскараде, независимо от их местонахождения (на собрании нигилистов равно как и на "празднике" у губернаторши), являясь своеобразными куклами, управляемыми волей незримого режиссера; не случайно поэтому, что их повсеместно принимают за других. Какие же роли у главных героев произведения? Наиболее интересными, на мой взгляд, являются образы, Ставрогина и Верховенского (главных бесов), хотя много и других персонажей достойных внимания.  Кто из них «дурак», а кто «шут», если иметь в виду идею М.М.  Бахтина. В достоевсковедении круг персонажей-шутов довольно четко определен (см., например, работу С.М. Нельса[6], тем более что большинство из них постоянно называются «шутами» в самих текстах Достоевского как автором, так и героями. Это герои, для которых характерно кривляние, показное самоуничижение, бесстыдство, цинизм. Причем мы выбираем тех героев, которые действительно ставят себе шутовство задачей, а не просто смешны, неумышленно для себя . С.М. Нельс относит к шутам Верховенских – отца и сына    ( а так же Лебядкина и Липутина). Первый – приживальщик Варвары Петровны, второй - «приживальщик идей» Ставрогина. В этих героях действительно есть отдельные черты шутовства, но только шутовством их образы не исчерпываются.