Свадебные обряды

  Накануне свадьбы собирались  к жениху его гости, а также  и к невесте ее гости, которые  должны были составлять поезд,  и те и другие пировали. 

      Венчание происходило  большей частью вечером. Утром,  в день торжества, иногда накануне, сваха невесты отправлялась в  дом жениха приготовлять брачное  ложе.

  Брачною комнатою избирался  сенник, часто нетопленый. Необходимо  было, чтобы на притолоке не  было земли для того, чтобы,  таким образом, брачная спальня  не имела никакого подобия  с могилою. Сенник обивался  по стенам и устилался по  помосту коврами; под стенами  всегда лавки с полавочниками.

 Постель приготовлялась на  кровати или на широкой скамье  таким образом: 

Сперва настилали снопы, на снопы клали ковер, а на него перины, на перины клали изголовье и две подушки, постель застилали простыней и сверху ложили одно или два (в зависимости от времени года) одеяла. Возле постели ставили кади или бочки с зерном, это означало обилие, которого желали новобрачным в их новом доме.

          Когда  время венчания приближалось, невесту  начинали одевать к венцу В самое лучшее платье  и навешивали, сколько было возможно украшений; в это время подружки пели  ей песни. Между тем в парадно убранной комнате ставили столы, накрывали их скатертями уставляли уксусницами, солоницами и перечницами, устраивали поставец. Убирали место для жениха и невесты на возвышении, что называлось рундуком.

  Пред местом сидения новобрачных  ставили стол, накрытый тремя  скатертями, одна на другой; на  них клали соль в солонице, калач или перепечу и сыр (творог). Над местом прибивали икону и, кроме того, в комнате, назначенной для торжества, ставили во всех четырех углах по одной иконе.

  В то же время жених  в доме своих родителей собирался  со всеми поезжанами. Убравшись  в венчальный наряд, он ожидал, как ему подадут знать, когда  ехать за невестою. В числе  его гостей находился всегда  священник, который должен был  венчать.

  После того как в доме  невесты все готово, и сама  невеста одета, ей на голову  возлагали венец- символ девичества, и вели с торжественностью в залу, где было устроено место для нее с женихом.

  Невесту сажали на место,  а возле нее сажали какое-нибудь  лицо, чаще всего брата или  родственника, иногда мальчика. Все  составлявшие чин невесты садились  по своим местам, каждый по  своему чину.

  Когда все занимали свои  места, то, как отец, так и мать  невесты действительные, так по  недостатку их нареченные, посылали  дружку к жениху. Приходя, он  извещал, что время ему идти  к невесте.

  Священник первый вставал  с места и провозглашал: «Достойно  есть!» вставали родители, брали  по образу и становились рядом.  Жених кланялся им в ноги, целовал  им ноги, целовал образ и получал  родительское благословение.

  Они садились на лошадей  или в сани. Таким образом, смотря  по времени года, церемониальным  шествием жених достигал двора  невесты. Родители невесты выходили  навстречу поезду жениха и  встречали его. Жених и поезжани входили в покой, где находилась невеста. Жених молился, ограждая себя крестом, и кланялся на все четыре стороны находящимся по углам образам. Потом вместе с дружкой подходил к своему месту; но место это занималось мужчиною или мальчиком из родственников невесты, который занимал место жениха. Непременно требовалось жениху дать занимавшему его место рядом с невестой откуп, то есть несколько монет, и тот уступал свое место, а жених садился рядом с невестою, и притом на одну подушку с нею.

  После того как, на стол  ставили все блюда первого  кушанья, священник прочитывал  «Отче наш», потом молитву покровения. По окончании последней молитвы сваха подходила к отцу и к матери невесты и просила благословения невесту чесать и крутить. «Благослови Бог!» – отвечали родители. Зажигались свадебные свечи богоявленскими свечами; свечники, поставив свои свечи, держали протянутый между женихом и невестою большой кусок тафты с нашитым крестом так, что жених и его поезжане, которые сидели на одной с ним стороне, не могли видеть невесты. Сваха снимала с невесты покрывало, потом венок, другая женщина подносила мису с кикой и гребнем. Сваха омочала гребень чарку с медом и расчесывала невесту, потом свивала или скручивала ей волосы и надевала волосник, кику и подзатыльник и, наконец, закрывала иногда тем же покровам, который разделял ее от жениха. Венок отдавался на сохранение, на память о девичестве. В тоже время один из гостей подходил к ним в вывороченной вверх шерстью шубе и желал невесте столько детей, сколько шерстинок в тулупе. Во все продолжение обряда окручивания невесты сидячие боярыни и девицы пели свадебные песни. В то же время сваха осыпала свадебных бояр и гостей, то есть бросала в толпу их горстями все, что было на осыпале - серебряные деньги, хмель, куски материи и т.д., и всяк на лету хватал, что успевал схватить.

  Сваха подходила к родителям  невесты и просила благословения  везти молодых к венцу. «Благослови  Бог!»- отвечали те. Все вставали. Новобрачные кланялись и принимали  благословение. Отец и мать  разменивали их кольцами и,  взяв дочь за руку, отдавали  ее жениху, взаимно кланяясь, друг  другу. 

  Наконец отец брал плеть  и ударял ею свою дочь, говоря: «   по этим ударам ты, дочь, знаешь своего отца; теперь эта  власть переходит в другие  руки; вместо меня за ослушание  тебя будет бить твой муж!»  С этими словами плеть была  передаваема жениху, который, принимая  ее, так говорил: « Принимаю, как  подарок, но думаю, что в  ней нужды иметь не буду»  и затыкал плеть за кушак.  Женихова и невестина свахи  вели невесту за руки, все еще  закрытую.

  На дворе перед крыльцом  стояло множество оседланных  лошадей и колымаг или каптанов. Сани невесты убирали так нарядно, как только допускал достаток. К таким саням подводилась невеста, в санях сидело другое лицо; его следовало свести так, как сводится сидевший подле нев5сты вместо жениха. Невеста садилась вместе с двумя свахами.

  Этот обряд соблюдался также  и относительно жениха:

  У крыльца стоял его аргамак,  а на аргамаке сидел другой; когда являлся жених, то этот  другой вставал и шел пешком, а жених садился на аргамака  и ехал к венчанью. Жених должен  был ехать со своим поездом  вперед и прибыть раньше невесты.

  Когда молодые входили в  церковь, то ясельничий со своими  двумя помощниками стерег коня  и сани, чтобы кто-нибудь не  перешел дороги между верховым  конем жениха и санями невесты  и чтоб вообще лихие люди  не наделали чего-либо дурного  колдовством, в которое тогда  сильно верили.

   Путь от церковных дверей  до аналоя устилался кусками  материй; самое место перед  аналоем также устилалось.

  После венчания невесту раскрывали, и священник читал новобрачным  поучение, в нем обыкновенно наставлял  их ходить часто в церковь,  слушаться духовников, хранить посты  и праздники, подавать милостыню,  а мужу повелевал жену учить  палкою, как подобает главе. Потом брал жену за руку, вручал мужу и приказывал им целоваться.

  Жена в знак повиновения  припадала к ногам супруга  и касалась челом его сапога, муж же покрывал ее полою  своего платья в знак будущего  покровительства и защиты.

  Наконец священник давал  новобрачным деревянную чашу  с вином; муж принимал, отпивал  и давал жене, та отведывала  и опять подавала мужу. Таким  образом, оба пили три раза, наконец, муж допивал, бросал  под ногу чарку и топтал  ее разом с женою, приговаривая: « Пусть так под ногами нашими  будут потоптаны те, которые станут  посевать между нами раздор и нелюбовь».

  Существовало поверье, что  кто из супругов прежде успеет  наступить на чашу, тот удержит  за собой первенство пред другим. Потом подходили свадебные гости и поздравляли обвенчавшихся.

  В то же время дружка  разрезывал каравай, и священник  его посылал отцам обоих семейств  как символ будущего их свойства  и родственной приязни, и оба  рода давали обещание быть  людьми одного стола и одного  хлеба - хлебосолами и жить  дружно, как зерна одного колоса.

  При выходе из церкви сваха  осыпала новобрачных хмелем, семенами  льна и конопли, желая счастья,  другие дергали за рукав, делая  вид, будто хотят разлучить  ее с женихом, а жена тесно  прижималась к своему суженому.

  Из церкви весь поезд отправлялся  в дом мужа.

  Когда поезд прибывал в  его дом, навстречу выходили  отец и мать жениха с образом  и с хлебом-солью, благословляли  новобрачных. Потом новобрачные  садились за стол, все также  садились на свои места, и  невеста, будучи открытою, должна  была плакать (по обычаю), выражая  тем разлуку с родителями и  робкий страх нового образа  жизни, причем женщины и девицы  пели печальные песни.

  Ни жених, ни невеста не  должны были ничего ни пить, ни есть, хотя перед ними ставили  разные кушанья.

  Когда гостям подавали третью  перемену – лебедя, перед новобрачными  ставили жареную курицу; дружка  брал эту курицу и обвертывал  скатертью.

  При этом он обращался  к отцу и матери и говорил:  « Благословите вести молодых  опочивать!» Те отвечали: «Бог  благословит» и шли к дверям; отец останавливался у дверей, в мать шла к сеннику. Тогда  дружка уносил курицу в сенник. После этого новобрачные, осыпаемые хмелем и зерном входили в сенник, а гости продолжали пировать.

  По обычаю жена должна  разуть мужа в знак будущей  покорности. В одном из сапог  лежала монета, считалось, что  если жена снимала первым тот  сапог, где лежала монета, то  ее, ожидала счастливая жизнь  в замужестве. При этом муж  ее слегка стегал ее плеткой,  в знак своей власти.

   Когда молодые были в  сеннике, а гости пировали в  комнате, около сенника ходил  или ездил ясельничий с обнаженным  мечом для предохранения от  всякого чародейства и лиходейства.

  По прошествии некоторого времени отец и мать посылали дружку узнать о здоровье новобрачных; если через дверь жених отвечал, что он в добром здоровье, это значило, что между ними доброе совершилось, и тысяцкий тотчас посылал к родителям невесты сказать, что новобрачные в добром здоровье и все гости отправлялись кормить новобрачных той самой курицей, которую дружка им приносил в сенник. Затем подавали им и другие блюда.

  На другой день новобрачных  вели в отдельные мыльни. Жена  шла в мыльню со свахою и  матерью жениха и показывала  знаки своего девства, с не  снимали сорочку и вместе с  простынею прятали как свидетельство  целомудренного поведения. Муж  мылся с тысяцким и дружкою,  тогда молодая присылала ему в мыльню сорочку, обыкновенно унизанную жемчугом.

  По выходе из мыльни новобрачный  шел вперед в сенник; за ним  приходила новобрачная. Тут являлись  женщины, а впереди них сваха  несла горшочек или два с  кашей, поставленные на одном  блюде. Этой кашей сваха кормила  и мужа и жену. После кормления  жених вместе со своим родителем,  с тысяцким, дружкою и со всеми  свадебными поезжанами ехал к  родителям невесты. 

  Вступая к ним в дом,  новобрачный бил челом и благодарил  за то, что они вскормили и  вспоили дочь свою, его жену, и  ласково приглашал к себе на  обед со всеми гостями невестина  чина.

 Когда в конце пира подавали  на стол овощи и разные лакомства,  отец и мать благословляли  новобрачных образами, и все гости  дарили их разными вещами и  тканями, все ели, пили в  изобилии и веселились.                

 Заключительный обряд старорусской  свадьбы - "хлибины" (хлебины или яишня, или отводины). В разных местах обряд назывался по-разному. Проходил он в доме тещи. Входя в дом, муж говорил:  
Вставал я раненько, Умывался беленько, Полотенцем утирался,  
В путь-дорожку отправлялся. Говорила мне женочка милая,  
Что есть маменька родная Варвара Епифановна.  
Подойдите к нам поближе Мы поклонимся пониже.

Зять сыпал в ложку деньги и подавал теще: Золоту казну примите,  
А ложечку назад отошлите Яишенку покушать.

Теща благодарила и подавала ему яишню.

Все собравшиеся в доме гости, и  родственники с интересом наблюдали  за тем, как молодой муж начинал есть яичницу. Накроют ее (яичницу) платком и подносят молодому. Он выкупит ее, платок снимет и начинает есть. А все смотрят: из середины возьмет -  худая невеста, нечестна, а с краю почнет -  девушка. А потом платок молодой остается. Теща потом закроет яичницу платком и унесет, а после обеда всем приносит, чтобы все видели.  Кроме того, как уже говорилось раньше, яичница, включенная в обряд, становилась блюдом не только просто ритуальным, но и магическим. Так заканчивался обряд, длившийся несколько недель. А дальше для молодой женщины начиналась, как правило, нелегкая жизнь в новой семье.

При окончании стола отец и мать невесты благословляли молодых, а гости дарили их.

  На свадьбе редко дарили  деньгами, а по большей части  вещами, также скотом и лошадьми.

  По окончании пиров дары  отсылались на рынок и оценивались,  потом жених должен был отдаривать  подарками равного достоинства.

  В эти послесвадебные дни  пиршеств невеста почти не  говорила, кроме обыкновенных форменных  речей, потому что малословность и пристойная молчаливость в то время считались достоинством женщины.

  Но зато другие женщины,  приглашенные на свадебное пиршество,  пользовались большею свободою, чем когда-либо, и часто случалось,  что дело доходило до безумия.  Все это весьма понятно объясняется:  женщины, в обыкновенное время  скромные и целомудренные, на  свадьбе напивались, позволяли себе  смелые выходки и даже невольно  впадали в грешки среди общей  суеты.