Творчество русских поэтов и писателей серебряного века

Тема России, Родины в творчестве Блока начинается со "Стихов о  Прекрасной Даме". В основе символизма лежит философия Владимира Соловьёва, именем которого ознаменовано было для  Блока начало девятисотых годов, то есть период "Прекрасной Дамы". Учение Вл.Соловьёва можно определить как воплощение духовного в жизненном. ("Знайте же, Вечная Женственность  ныне // В теле нетленном на землю  идёт") Драматургия поэзии Блока  – эволюция вечно женственного. Он шёл от культа к культуре. От "Прекрасной Дамы" и "Незнакомки", через "Балаганчик" и "Снежную маску" к России и  русской культуре.

Открытие России началось для Блока  с древних преданий, заклинаний и  заговоров, с которыми он знакомится по книжным сборникам и научным  статьям. Первое стихотворение, посвящённое  России, "Русь"(было написано в том же 1906 году, что и "Незнакомка"), навеяно народными легендами. Мотив сна, с которого начинается и которым завершается стихотворение, строки:

Русь, опоясана реками 
И дебрями окружена, 
С болотами и журавлями 
И с мутным взором колдуна, –

напоминают о спящей, заколдованной  пани Катерине из "Страшной мести" Гоголя, которая то закружится в  безумном танце, то "с утра до позднего вечера бродит по тёмным дубравам". При прочтении строфы: "Где  ведуны с ворожеями // Чаруют злаки  на полях..." возникают в памяти пушкинские "Бесы". Здесь же появляется, далее развиваясь, и мотив дороги, столь важный, например, для Лермонтова, в поэзии которого он прочно связан с представлением о Родине. Наконец, упоминание о нищете "родимой  старины", "лоскутах её лохмотий" и звукопись строк: "Живую душу укачала, // Русь..." заставляют вспомнить связанные с Родиной, Россией грустные поэтические размышления Некрасова ("Быстро лечу я по рельсам чугунным, // Думаю думу свою"). Наличие, и даже почти цитирование мотивов А.Пушкина, М.Лермонтова, Н.Гоголя, Н.Некрасова естественно и понятно, потому что поэт должен "вступить в права наследия". Важно, что цитируются мотивы, связанные с представлением о Родине и для самих этих поэтов. Но облик России в стихотворении "Русь" ещё только предчувствуется.

Цикл "Родина"(1907-1916) в собрании стихотворений, составленном самим Блоком, расположен прямо после произведений, посвящённых Кармен, Любови Александровне Дельмас. Вступление к циклу "Родина" посвящено Любови Дмитриевне Блок.

О том, что было, не жалея, 
Твою я понял высоту, 
Да. Ты – родная Галилея 
Мне, – невоскресшему Христу. 
И пусть другой тебя ласкает, 
Пусть множит дикую молву: 
Сын Человеческий не знает, 
Где приклонить ему главу.

Здесь оказались слиты воедино  облик страны и облик женщины. И когда Блок произносит: "О  Русь моя! Жена моя!" – это не просто дерзостный образ , а определение  полного слияния с нею: "Наш  путь – стрелой татарской воли // Пронзил нам грудь". По правилам грамматики последняя строка должна звучать иначе: либо "мне грудь", либо "нам груди". А тут – "нам грудь", единое целое. Это и есть отношение Блока к России.

Любовь к нищей России, к её народу Блок выразил в стихотворении «Россия»(1908). Вслед за Гоголем и Некрасовым Блок обращается со словами любви к нищей России и её народу. Тайная красота России обнаруживает себя и в «разбойной красе», и блеске мгновенного взора из-под платка, и в глухой песне ямщика. Обобщённый образ России – «лес да поле, да плат узорный до бровей» сияет древней красотой и вселяет веру в то, что не пропадёт она ( «и невозможное возможно…»).

Важны ключевые слова, с которыми Блок обращался к России. В стихотворении "Русь" сразу же возникает тайна: "Дремлю – и за дремотой тайна, // И в тайне – ты почиешь, Русь...". И в конце стихотворения: "Дремлю – и за дремотой тайна, // И в тайне почивает Русь...". Этот же мотив слышится и в настойчивых вопросах стихотворения "Родина": "Вольному сердцу на что твоя тьма? // Знала ли что? Или в Бога ты верила? // Что там услышишь из песен твоих?", "Что же маячишь ты, сонное марево? // Вольным играешься духом моим?"

Постоянно на всех уровнях повторяется  мотив круга: "За Непрядвой лебеди кричали, // И опять, опять они кричат...", "Опять с вековою тоскою // Пригнулись к земле ковыли. // Опять за туманной рекою // Ты кличешь меня издали...". В стихотворениях цикла "На поле Куликовом" и "Россия" обилие смысловых, словесных, синтаксических, ритмических повторов, во всех стихотворениях цикла "Родина", и наконец прояснение значения этого мотива в стихотворении "Коршун": "Чертя за кругом плавный круг // Над сонным лугом коршун кружит // И смотрит на пустынный луг...".

Цикл "На поле Куликовом" (1908) – об историческом пути России, о её прошлом и будущем; не случайно символическим событием на этом пути для Блока оказывается именно Куликовская битва, которая стала началом духовного возрождения. И в жизни современной ему России поэт прозревает такое же "начало высоких и мятежных дней". Строфы, завершающие цикл, выражают не просто готовность героя к активному действию, но жажду высокого, рыцарского подвига во имя возрождения родной страны: "Не может сердце жить покоем, // Недаром тучи собрались. // Доспех тяжёл, как перед боем. // Теперь твой час настал. – Молись!". Меняются лики образа Родины – сначала картина русской природы ("Река раскинулась. Течёт, грустит лениво..."), потом Русь - жена, наконец, Родина святая.

"Из сердца кровь струится" – так мог сказать только  поэт, осознавший свою судьбу, свою  жизнь, кровно связанную с судьбой  и жизнью Родины.

И так естественно в цикле "Родина" звучит стихотворение: 
 
Я не предал белое знамя, 
Оглушённый криком врагов, 
Ты прошла ночными путями, 
...................................................  
А вблизи – всё пусто и немо, 
В смертном сне враги и друзья, 
И горит звезда Вифлиема 
Так светло, как любовь

ТВОРЧЕСТВО Н. ГУМИЛЁВА

Своё первое четверостишие  про прекрасную Ниагару (об Африке Гумилёв  мечтал с самого раннего детства) поэт написал в шесть лет. Писал стихи он и в гимназии, однако они были низкого качества (сам Николай Степанович не включил их ни в один свой сборник). Тем не менее, когда Гумилёв был на грани отчисления из гимназии, директор И. Ф. Анненский настоял на том, чтобы оставить ученика («Всё это правда, но ведь он пишет стихи»).

Первая публикация — 8 сентября 1902 года — стихотворение  «Я в лес бежал из городов…»  в газете «Тифлисский листок»  за подписью «К. Гумилёв».

В 1905 году издал первый сборник  стихов под названием «Путь конквистадоров» (конквиста́дор — устар. от конкистадор). Этот сборник удостоил отдельной рецензией Брюсов, в те времена бывший одним из авторитетнейших поэтов. Хотя рецензия не была хвалебной, мэтр завершил её словами «Предположим, что она [книга] только „путь“ нового конквистадора и что его победы и завоевания — впереди», именно после этого между Брюсовым и Гумилёвым завязывается переписка. Долгое время Гумилёв считал Брюсова своим учителем, брюсовские мотивы прослеживаются в многих его стихах (самый известный из них — «Скрипка», впрочем, Брюсову и посвящённый). Мэтр же долгое время покровительствовал молодому поэту и относился к нему, в отличие от большинства своих учеников, добро, почти по-отечески.

В Париже Брюсов рекомендовал Гумилёва таким знаменитым поэтам, как Мережковский, Гиппиус, Белый  и др., однако мэтры так оскорбили  молодого поэта, что он ещё долго  боялся посещать знаменитостей. Правда в 1908 году поэт «отомстил» им, анонимно послав им стихотворение «Андрогин». Оно получило крайне благосклонный отзыв. Мережковский и Гиппиус высказали желание познакомиться с автором.

В Париже Гумилёв, начал издавать свой журнал «Сириус». Кроме самого Гумилёва, публиковавшегося в журнале под разными псевдонимами, а также Анны Ахматовой, которая с иронией относилась к этому начинанию, в «Сириусе» печатались Александр Биск и несколько малоизвестных поэтов.

В 1908 году Гумилёв выпускает  сборник «Романтические цветы», посвящённый Ахматовой (при переиздании посвящение снято). Именно этот сборник дал ему определённое литературное имя.

В 1910 году вышел сборник «Жемчуга», в которую как одна из частей были включены «Романтические цветы». В состав «Жемчугов» входит поэма «Капитаны», одно из известнейших произведений Николая Гумилёва. Сборник получил хвалебные отзывы В. Брюсова, В. Иванова, И. Анненского и других критиков, хотя её называли «ещё ученической книгой».

В это время символизм  переживал кризис. Видя это, Гумилёв  в 1911 году вместе со своим другом С. Городецким основал собственный  кружок «Цех поэтов». Первоначально  он не имел чёткой литературной направленности. На первом заседании, которое состоялось на квартире у Городецкого, были Пяст, А. А. Блок с женой, Ахматова и др. Блок писал об этом заседании:

Безалаберный и милый  вечер. <…> Молодежь. Анна Ахматова. Разговор с Н. С. Гумилевым и его  хорошие стихи <…> Было весело и  просто. С молодыми добреешь.

В 1912 году было заявлено о  создании нового литературного течения  — акмеизма. Акмеизм провозглашал материальность, предметность тематики и образов, точность слова. Появление  нового течения вызвала бурную реакцию, по большей части негативную.

В 1916 году вышел сборник «Колчан», в который вошли некоторые стихи на военную тему.

В 1918 году был издан сборник «Костёр», а также африканская поэма «Мик». Прототипом Луи, обезьяньего царя, послужил Лев Гумилёв. Время для выхода сказочной поэмы было неудачным, и она была встречена прохладно.

В 1921 году Николай Гумилёв  опубликовал два сборника стихов. Первый — «Шатёр», написанный на основе впечатлений от путешествий по Африке. «Шатёр» должен был стать первой частью грандиозного проекта «учебник географии в стихах». В нём Гумилёв планировал описать в рифму всю обитаемую сушу. Второй — «Огненный столп», в который вошли такие значительные произведения, как «Слово», «Шестое чувство», «Мои читатели». Многие считают, что «Огненный столп» — вершинный сборник поэта.

Основные черты  поэзии

Основные темы лирики Гумилёва — любовь, искусство, смерть, также  присутствуют военные и «географические» стихи. В отличие от большинства  поэтов, практически отсутствует  политическая и патриотическая лирика.

Хотя размеры стихов Гумилёва крайне разнообразны, сам он считал что лучше всего у него получаются анапесты. Верлибр Гумилёв использовал  редко и считал, что хотя тот  и завоевал «право на гражданство  в поэзии всех стран. Тем не менее  совершенно очевидно, что верлибр  должен использоваться чрезвычайно редко». Самый знаменитый верлибр Гумилёва — «Мои читатели».

Влияние на литературу

Упорная и вдохновенная деятельность Гумилёва по созданию формализованных  «школ поэтического мастерства» (три  «Цеха поэтов», «Студия живого слова» и др.), к которой скептически  относились многие современники, оказалась  весьма плодотворной. Его ученики  — Георгий Адамович, Георгий Иванов, Ирина Одоевцева, Николай Оцуп, Всеволод Рождественский, Николай Тихонов и другие — стали заметными творческими индивидуальностями. Созданный им акмеизм, привлекший такие крупнейшие таланты эпохи, как Анна Ахматова и Осип Мандельштам, стал вполне жизнеспособным творческим методом. Значительным было влияние Гумилёва и на эмигрантскую, и (как через Тихонова, так и непосредственно) на советскую поэзию (в последнем случае — несмотря на полузапретность его имени, а во многом и благодаря этому обстоятельству).

ТЕМА ЛЮБВИ В ДОРЕВОЛЮЦИОННЫХ  СБОРНИКАХ А. АХМАТОВОЙ

В ХIХ веке было много женщин, писавших стихи, часто даже стихи  хорошие: это и Каролина Павлова, и Евдокия Растопчина, и Мирра Лохвицкая. Однако великая духовная энергия женской души, копившаяся веками получила все же выход в революционную эпоху в Россия в поэзии Анны Ахматовой.

За 50 лет поэтического труда  Ахматова приобрела всеобщее признание, переведена на все языки мира. Последними внешними знаками такого признания  стали присуждение в 1965 году почетной степени доктора литературы Оксфордского университета, а годом ранее торжественное  вручение в Риме международной поэтической  премии «Этна-Теормина».

Ахматова в литературе сразу же вступила как зрелый поэт. Ее первые стихи в России появились  в 1911 году, в журнале «Аполлон», а  в 1912 году вышел поэтический сборник  «Вечер». В этой первой книги задается тема нелюбимой и брошенной женщины. Много в этой книге разочарований  в любви, печали, грусти. И одновременно есть такое пронзительное и страстное  стихотворение как «Сжала руки над  темной вуалью». Главное в этом стихотворении – страшное непонимание двух любящих людей.

Следующий сборник поэтессы «Четки» продолжает развивать тему любви. Уже в первом стихотворении  «Смятение» задаются основные мотивы книги:

Было душно  от жгучего света,

А взгляды его - как лучи.

Я только вздрогнула: этот

Может меня приручить.

Наклонился —  он что-то скажет…

От лица отхлынула  кровь.

Пусть камнем надгробным ляжет

На жизни моей любовь.

Герой поэзии Ахматовой сложен и многолик. Это – муж и брат, любовник, друг, представленный в бесконечном  разнообразии ситуаций. Он может быть коварным и великодушным, ревнивым и благосклонным, страстным и  равнодушным. Да и лирическая героиня  Ахматовой представлена в разнообразии женских судеб: любовницы, жены, вдовы, матери, сестры. По меткому выражению  Александры Коллонтай, Ахматова дала целую  книгу женской души. Она выразила в поэтическом слове историю  женского характера.

Огромное влияние на Анну Ахматову оказал И. Анненский, у которого она восприняло искусство передачи душевных движений, оттенков психологических  переживаний через бытовое и  обыденное.

Вспомним стихотворение  «Лотова жена». Древнейший библейский сюжет о жене Лота, оглянувшейся назад вопреки запрету на Содом и превратившейся в соляной столп, лег в основу этого произведения. Веками этот сюжет воспринимался как история о неистребимом женском любопытстве и непослушании. Ахматовская героиня не могла не обернуться:

На красной  башни родного Содома,

На площадь, где  пела, на двор, где пряла,

На окна пустые высокого дома,

Где милому мужу детей родила.

Библейский сюжет у  Ахматовой превратился в рассказ  о самоотверженной любви, это  рассказ не о женском любопытстве, а о женской самоотверженности.

В одном из своих стихотворений  Ахматова назвала любовь пятым временем года. Из этого необычайного пятого времени года увидены остальные  четыре, обычные. И главная мысль  этого стихотворения заключается  в том, что любовь преображает  человека, что в состоянии любви  весь мир видится заново. Обострены  слух и зрение, напряжены все чувства, кажутся необычными привычные понятия  и предметы, обстановка. В состоянии  влюбленности человек начинает восприниматъ мир с удесятеренной силой, мир открывается по-другому, в иной реальности:

То змейкой, свернувшись  клубком,

У самого сердца колдует,

То целые дни  голубком

На белом окошке воркует,

То в инее ярком  блеснет,

Почудится в дреме  левкоя…

Но верно и  тайно ведет

От радости  и покоя...

Стихи Ахматовой о любви  можно было бы назвать психологическими этюдами: острота взгляда сопровождается остротой мысли («Пока не свалюсь  под забором», «Двадцать первое. Ночь. Понедельник».). Любовь у Ахматовой  всегда трагична, это — пытка, страдание, мучение, тяжелый излом души. Её стихи  необычайно драматичны. Это всегда либо начало, либо кульминация, либо конец  любовной драмы. («Тяжела ты, любовная память»). Поэт всегда старается занять позицию, которая позволила бы ей предельно четко раскрыть чувство, до конца обострив ситуацию, найти  последнюю правду. Вот почему у  Ахматовой появляются стихи, произнесенные  как бы из-за смертной черты («Чугунная  ограда…»).

Стихи Ахматовой о любви  почти всегда пронизаны чувством грусти, но главное, что делает их такими проникновенными, это сочувствие, сострадание, сопереживание в любви. И открывается  выход из мира камерной, замкнутой, эгоистической любви-страсти, любви-забавы к подлинно великой земной вселюбви для людей и во имя людей.

Поэзия Анны Ахматовой  производит впечатление острой и  хрупкой потому, что сами ее восприятия таковы <... >". С этих слов М.Кузмина  из предисловия к книге стихов"Вечер" начались не прекращающиеся до сих  пор литературоведческие попытки  постичь"тайны ремесла"Анны Ахматовой.Вышедшие одна за другой две книги ее стихов"Вечер" (1912) и"Четки" (1914), а чуть позже третья– "Белая стая" (1917) не только заставили заговорить о появлении в начале века особой, "женской"поэзии, но и само десятилетие сделали временем Ахматовой.Богатое многоцветье газетных и журнальных рецензий и несколько серьезных исследовательских работ следующего десятилетия:вот знак острого интереса к творчеству Анны Ахматовой,предшествовавший периоду официального очернения или замалчивания ее сочинений.

С началом"оттепели"конца 50-х – начала60-х годов, после"второго  рождения"поэта Анны Ахматовой, ее ранняя лирика незаметно отошла на второй план, оказавшись в тени поздних  шедевров, в первую очередь, "Поэмы  без героя". Возможно,некоторую роль в таком повороте сыграла и прозвучавшая в эти годы оценка самой Ахматовой собственной ранней лирики: "Эти бедные стихи пустейшей девочки... ". Однако не стоит эти слова Анны Андреевны считать определяющими отношение к ее первым книгам.Таким образом,она хотела предотвратить возникшее у критиков "желание безвозвратно замуровать<ее> в 10-е годы".Будучи по отношению к себе судьей чрезвычайно строгим и взыскательным,Ахматова стремилась подчеркнуть глубокие изменения в своем мироощущении и поэтической манере, произошедшие в последующие"страшные годы",– "Меня, как реку, / Суровая эпоха повернула".

Между тем нельзя не заметить, что многие художественные свершения  Анны Ахматовой 30-х– начала 60-х годов  стали закономерным развитием ее творческих исканий ранней поры, поэтому  исследование ранней лирики Ахматовой  весьма актуально для более глубокого  понимания ее поздних произведений.Лишь осознав неповторимое своеобразие всего созданного в 1910-е годы, можно верно истолковать удивительную целостность и глубину наследия художника, а в первых шагах увидеть истоки зрелого мастера.

Цель настоящей работы – рассмотреть два из ранних сборников("Четки" и "Белая стая"), исследовать  их поэтическое своеобразие.

В связи с настоящей  целью можно сформулировать следующие  задачи:

рассмотреть особенности  стиля ранней лирики Ахматовой;

изучить своеобразие композиции стихотворения,проследить изменение характера лирической героини, расширение тематики;

выделить фольклорные  мотивы в ранних лирических произведениях  Ахматовой.

Начало ХХ века ознаменовалось появлением в русской литературе двух женских имён, рядом с которыми кажется неуместным слово "поэтесса",ибо  Анна Ахматова и Марина Цветаева–  Поэты в высшем смысле этого слова. Именно они доказали,что "женская поэзия" – это не только "стишки в альбом", но и пророческое,великое слово,способное вместить в себя весь мир. Именно в поэзии Ахматовой женщина стала выше, чище, мудрее.Её стихи научили женщин быть достойными любви, равными в любви, быть щедрыми и жертвенными.Они учат мужчин выслушивать не "влюблённый лепет", а слова столь же жаркие,сколь и гордые.

Меня поэзия Ахматовой  привлекает глубиной чувств и одновременно содержательностью.Такое явление в русской поэзии требует особого,пристального внимания. Изучение ранних поэтических произведений Ахматовой актуально, так как именно в этот период формировался ее неповторимый поэтический слог. Кроме того, так как эти стихи написаны молодой девушкой(Ахматовой во время написания этих сборников было 22-25), мне интересно понять образ мыслей и особенности чувств женщины другого века.

1. Особенности  стиля и композиции ранних  сборников Ахматовой

Главной особенностью ранних сборников Ахматовой является их лирическая направленность.Их основная тема – любовь,их героиня –лирическая героиня, жизнь которой сосредоточена на ее чувствах.Это отличает ранние ахматовские сборники от ее поздней лирики, это и позволяет несколько"затенять"их в сравнении с поэмами. Но тем не менее ранние сборники Ахматовой наполнены прелестью и силой первого чувства, и болью разочарования,и муками раздумий о двойственности человеческой природы.

В сборнике"Четки" (1914) лирическая героиня сдержанная,нежная, гордая женщина – это отличие от героини сборника"Вечер", порывистой,страстной особенно бросается в глаза. Любовь для повзрослевшей девушки – плотные сети, не дающие покоя. Душевное состояние героини передано через экспрессивно окрашенные художественные детали: "золотая пыль", "бесцветный ледок".

В стихах данного периода  звучит протест героини ("А! Это  снова ты"):

Ты спрашиваешь,что я сделала с тобою,

Врученным мне навек любовью  и судьбою.

Я предала тебя!

В её характере проявляется  величие, властность.Лирическая героиня заявляет о своей избранности.В стихах Ахматовой появляются новые для нее мотивы – властность,и даже житейская мудрость, позволяющая уличить лицемера:

…И напрасно слова покорные

Говоришь о первой любви.

Как я знаю эти упорные

Несытые взгляды твои!

Однако в этом сборнике звучит лермонтовская"оскорблённость": "Я не любви твоей прошу…"– "Я не унижусь пред тобой…" (Лермонтов).Лирическая героиня Ахматовой взрослеет –теперь в трагедии любви она винит и себя, ищет в себе причину разрыва. Теперь Ахматова думает,что "от счастья и славы безнадежно дряхлеют сердца".В стихах нет жалобы, но есть изумление: как такое может происходить со мной? Любовь,по Ахматовой,– чистилище,потому она показывает тончайшие оттенки чувств.

Стихи этого периода близки народно-песенному творчеству,афористичны: "Сколько просьб у любимой всегда, // У разлюбленной просьб не бывает... "; "А та, что сейчас танцует // Непременно будет в аду"; "Брошена! Придуманное слово // Разве я цветок или письмо? ".

Сборник"Белая стая" (1917) создавался в непростое время  – как для поэтессы, так и  для России.Сама Ахматова говорит о нем: "К этой книге читатели и критика несправедливы".Героиня Ахматовой взрослеет,становится зрелой, обретает новые ценности в жизни: "Позволь мне миру подарить// То, что любви нетленней".Она уже мудрее,ценит обретённую свободу чувства и творчества.Теперь из мира камерной, замкнутой любви лирическая героиня вырывается к любви подлинной,великой. Внутренний мир любящей женщины расширяется до глобальных,общечеловеческих масштабов, и потому в мир стихов Ахматовой входит любовь к людям, к родной земле, к Родине.Всё чётче звучат патриотические мотивы:

Тот голос, с тишиной великой  споря,

Победу одержал над  тишиной.

Во мне ещё, как песня  или горе,

Последняя зима перед войной.

Белее сводов Смольного собора,

Таинственней,чем пышный Летний сад,

Она была. Не знали мы, что  скоро

В тоске предельной поглядим назад.

Изобразительное мастерство Ахматовой в этих стихах подчеркивается драматизмом сопоставления несопоставимых понятий (как песня или горе),сравнением времени года с бесконечно любимым  Петербургом,как лейтмотив идет идея невозвратности былого, тоска по прошлому.Стихам этого периода характерен психологизм.Чувства поэтесса передаёт через конкретную психологическую деталь: "Нестерпимо больно душе любовное молчанье…"Боль утраты не ослабела,но она теперь как песня. Для Ахматовой любовь – "пятое время года".

А в стихотворении"Муза ушла по дороге…" отчётливо слышится мотив смерти:

Я долго её просила

Зимы со мной подождать,

Но сказала: "Ведь здесь  могила,

Как ты можешь ещё дышать? "

Лирические произведения Анны Ахматовой при кажущейся  ясности и простоте нередко отличаются сложностью и неопределённостью  композиции.В ахматовских текстах присутствует несколько коммуникативных планов – это и безадресное лирическое описание, и диалог, и обращение к отсутствующему,не названному в произведении персонажу, и обращение лирической героини к собственному"я".В. В. Виноградов находил, что А. Ахматова чаще использует два плана: один– "эмоционально-обстановочный фон, или последовательность внешних чувственно воспринимаемых явлений", другой– "выражение эмоций в форме непосредственных обращений к собеседнику"1.Это заметно,например, в стихотворении,посвященном Н. Гумилеву:

В ремешках пенал и книги  были,

Возвращалась я домой  из школы.

Эти липы, верно, не забыли

Нашей встречи, мальчик мой  веселый.

Только,ставши лебедем надменным,

Изменился серый лебеденок.

А на жизнь мою лучом  нетленным

Грусть легла, и голос  мой не звонок.

В этих стихах также прослеживается тихая печаль о прошлом, уход которого здесь знаменуется внезапным  превращением любимого (лебеденок- лебедь), с грустным намеком на известную  сказку, только уже с другим концом.

Сложность композиции свойственна  преимущественно ранней лирике А. Ахматовой,о которой сама поэтесса говорила: "От странной лирики, где каждый шаг –секрет, / Где пропасти налево и направо, / Где под ногой, как лист увядший,слава, / По-видимому,мне спасенья нет". Пример такой "странной"лирики – стихотворение"Был блаженной моей колыбелью... ". Повествование героини о "тёмном городе у грозной реки" внезапно прерывается обращением к городу; предмет описания становится адресатом,включается в лирический диалог. Героиня обращается к городу как непосредственному участнику незабываемых,значимых для неё событий,словно ищет у него подтверждения достоверности своих воспоминаний:

Был блаженной моей колыбелью

Тёмный город у грозной  реки

И торжественной брачной  постелью,

Над которой держали венки

Молодые твои серафимы,-

Город,горькой любовью любимый.

Солеёю молений моих

Был ты, строгий,спокойный,туманный.

В заключительных строках  город-адресат,собеседник лирической героини, возвращается в позицию объекта описания,обозначаемого в тексте местоимением"там":

Там впервые предстал мне  жених,

Указавши мой путь осиянный,

И печальная Муза моя,

Как слепую, водила меня.

Обращения в поэзии Ахматовой  называют значимых адресатов,играющих главную роль в структуре текста, адресатов-героев.Однако в структуре отдельных стихотворений названный обращением адресат занимает формальное положение: его появление ничего не привносит в содержание,такие обращения похожи на эмоциональный выкрик, когда внимание лирической героини отвлекается лишь на мгновение и тут же возвращается к главному ходу повествования.

В стихотворении"Белый  дом"нежданно возникающее обращение"солдаты"совершенно незначимо в развёрнутом повествовании-воспоминании лирической героини. Ю.И.Левин называет подобных адресатов"периферийными  персонажами",по его мнению,они служат формальными адресатами,не играющими никакой содержательной роли, и лишь вводят "некоторый новый коммуникативный элемент". Поэтические тексты могут содержать несколько обращений к разным адресатам,при этом каждое представляет отдельный коммуникативный план. В стихотворении"Тяжела ты,любовная память! " обращение лирической героини к собственному внутреннему миру сменяется монологом,который, в свою очередь, прерывается обращением"Господи", и весь последующий текст приобретает форму молитвы,заклинания.

Тяжела ты, любовная память!

Мне в дыму твоём петь и гореть,

А другим– это только пламя,

Чтоб остывшую душу греть.

Чтобы греть пресыщенное  тело,

Им надобны слёзы мои...

Для того ль я, Господи,пела,

Для того ль причастилась любви!

Дай мне выпить такой отравы,

Чтобы сделалась я немой,

И мою бесславную славу 

Осиянным забвением смой.

Своеобразна композиция стихотворений,в тексте которых один из адресатов назван обращением,а другой обозначен местоименной формой. Например,первые строфы содержат речь,обращенную к отсутствующему,неназванному герою (местоименные,глагольные формы, вопрос).В заключительном четверостишии происходит коммуникативный"слом": внимание лирической героини переключается с внешнего адресата-лица на своё внутреннее состояние, на собственное"я". Композиция всего текста построена на чередовании двух коммуникативных планов: обращение к адресату-лицу и автоадресация("стоны звонкие").

Подобные"сломы" находим  в стихотворениях"Я гибель накликала  милым... ", "Умирая,томлюсь о бессмертьи... ". Здесь представлены три коммуникативных потока: монолог лирической героини, адресация к неназванному собеседнику("ты") и прямое обращение("Муза", "угрозы из ветхих книг").

В условиях поликоммуникативности неназванность адресата-героя,обозначенного вскользь, иногда ведёт к семантической неоднозначности как текста в целом, так и самого обращения.Вот пример такого стихотворения:

Солнце комнату наполнило

Пылью желтой и сквозной.

Я проснулась и припомнила:

Милый,нынче праздник твой

Оттого и оснеженная

Даль за окнами тепла,

Оттого и я, бессонная

Как причастница,спала.

Прием"ускользающего"героя  – еще один в богатом арсенале изобразительных средств Ахматовой.Отсутствуя в повествовании,упоминаясь полунамеком,герой все же является средоточием бытия героини,влияя как бы и на погоду, и на душевное состояние героини.

В.В.Виноградов,анализируя раннее творчество А. Ахматовой,отмечал, что"её стилю присуще"явление спрятанного собеседника",а "приём сокрытия лица" ведёт к чрезвычайному усложнению композиции стихотворений".И подчёркивал,что "для эстетики Ахматовой характерна вообще загадочная недоговорённость в раскрытии сюжета, а – под влиянием этого– не полное раскрытие роли собеседника,но лишь смутные намеки на неё– в конце – при тональной окраске речи– в начале".

Рассмотренный материал подтверждает,что композиционная структура стихотворений А. Ахматовой сложна. В текстах содержатся,как правило,несколько коммуникативных планов. Одним из показателей перехода от одного речевого потока к другому служит обращение.Соотношение различных коммуникативных потоков приводит к семантической неопределённости,неоднозначности как текста в целом, так и самого обращения.Все это создает особую эмоциональную тональность ахматовских стихотворений.

ДОРЕВОЛУЦИОННАЯ ЛИРИКА В. МАЯКОВСКОГО

В статье «Эпос и лирика современной  России», посвященной творчеству Б.Л.Пастернака и В.В.Маяковского, М.И.Цветаева, вспомнив строчку Ф.И.Тютчева, так сформулировала основную черту поэта Маяковского: «Если Пастернак — это «все во мне», то Маяковский — это «я во всем». Поэтическая вселенная Маяковского  делится на две части: «Я», лирический герой, — и «НЕ-Я», весь остальной  мир, враждебный поэту. В лирике периода  футуризма это чаще всего выражено как противопоставление лирического  героя «толпе» зажравшихся, погрязших  в быте мещан. Лирический герой —  «бесценных слов мот и транжир», «хороший», «чудотворец всего, что  празднично»; с точки же зрения обывателя, — «сумасшедший, рыжий». Толпа —  «стоглавая вошь», «огромная, злая»; это  «бездарные, многие, думающие, нажраться лучше как». 
 
«Выходки» («я захохочу и радостно плюну, плюну в лицо вам!») и декларации («Помните: в 1916 г. из Петрограда исчезли красивые люди» ) лирического героя Маяковского — это, конечно же, обостренная юношеская реакция на пошлость и бездуховность окружающего мира, который населяют люди, неспособные к творчеству; желание любыми средствами взорвать, взбудоражить их существование: 
 
Вам, проживающими за оргией оргию,

имеющим ванную и теплый клозет!

Как вам не стыдно о представленных к

Георгию вычитывать из столбцов газет?! 
(«Вам!»). 
 
Характерны уже сами названия стихотворений: «А вы могли бы?», «Нате!», «Послушайте!», «Ничего не понимают»: 
 
Вошел к парикмахеру, сказал — спокойный:

«Будьте добры, причешите мне уши».

Гладкий парикмахер сразу стал хвойный,

Лицо  вытянулось, как у груши... 
 
Лирическая дерзость — постоянное свойство героя раннего Маяковского. Однако причины его внешней грубости и эпатирующего поведения — в глубоком одиночестве лирического героя в этом мире:

Я одинок, как последний глаз

у идущего к слепым человека...

<...> 
все, чем владеет моя душа, 
сейчас отдам 
за одно только слово 
ласковое, 
человечье. 
 
Тема любви — одна из важнейших в творчестве Маяковского, именно в ней его поэзия достигает вершин выразительности: 
 
Вот я богохулил. 
Орал, что бога нет, 
а бог такую из пекловых глубин, 
что перед ней гора заволнуется и дрогнет, 
вывел и велел: 
люби! 
(«Флейта-позвоночник » ). 
 
Поэма о любви «Облако в штанах» (1915) — центральное произведение дореволюционного творчества Маяковского. Сам поэт так определил ее идейный смысл: «Долой вашу любовь!», «Долой ваше искусство!», «Долой ваш строй!», «Долой вашу религию!». Лирический сюжет поэмы — неразделенная любовь поэта к Марии (обобщенный, собирательный образ). Само название типично для художественной логики Маяковского: в одном образе «сопрягаются далековатые понятия»; загадочное название объясняют строки вступления: «Хотите — буду безукоризненно нежный, не мужчина, а облако в штанах». Уже в этой поэме проявились основные черты поэтического новаторства Маяковского: 
 
1. Специфика образности, в основе которой — сочетание правдоподобия и фантастики. Такой сплав создает своеобразную сюрреалистическую модель действительности: «Вот и вечер / в ночную жуть / ушел от окон, / хмурый, / декабрый. / В дряхлую спину хохочут и ржут / канделябры». «Упал двенадцатый час, / как с плахи голова казненного», — так воспринимается бой полночных часов героем, ждущим Марию с четырех. 
 
2. Частое и виртуозное использование приема развернутой метафоры. Пожар любви, очаг которого — в сердце, постепенно охватывает все тело героя, уподобленное архитектурному сооружению: «Мама! / Ваш сын прекрасно болен! / У него пожар сердца! /Мама! / Петь не могу. / У церковки сердца занимается клирос!» Клирос — место в храме, где располагается хор. Сердце поэта сравнивается с «церковкой», в которой уже загорелся клирос. 
 
3. Прием реализованной метафоры, определяющий сюжетное развертывание стихотворения. Фразеологизм «нервы расходились» порождает такую картину: 
 
Слышу: тихо, 
как больной с кровати, 
Спрыгнул нерв. 
И вот, — сначала прошелся 
едва-едва, 
потом забегал, 
взволнованный, 
четкий. 
 
Теперь и он и новые два

мечутся отчаянной чечеткой... 
 
4. Широкое использование неологизмов. Многие неологизмы и фразеологические сращения Маяковского вошли в состав русского языка («о времени и о себе», «хрестоматийный глянец», «прозаседавшиеся», «наступить на горло собственной песне»...). 
 
В «Облаке в штанах» слово «любовь» порождает целую серию новообразований: «маленький, смирный любеночек», «миллионны огромных, чистых Любовей» противопоставлены «миллиону миллионов маленьких грязных Любовей». Примеры других неологизмов: « вечер декабрый», «улица безъязыкая», «грудь испешеходили». 
 
5. В области метрики стиха Маяковский продолжает и завершает общий для поэзии начала века процесс деканонизации силлабо-тонического стихосложения, акцентируя смысловую ударность и усиливая внимание к содержанию стиха неожиданной рифмовкой (неточные, ассонансные, каламбурные рифмы; часто рифмуются не только концы строк, но и середина, середина и конец): 
 
Вошла ты, 
резкая, как «Нате!»,

муча  перчатки замш,

сказала:

знаете  —

я выхожу замуж.

Строка Маяковского делится  не на стопы, а на ритмико-смысловые  доли. Каждая доля выделяется интонационно и логически. Особое значение приобретает  пауза, отделяющая доли друг от друга. Отсюда — знаменитая «лесенка», к  которой Маяковский окончательно перешел  с 1923 г. и которая служит графической  иллюстрацией огромной роли паузы, дробящей стих на раздельные ритмические фрагменты.

Анализ поэмы Маяковского "Облако в штанах"

Первоначальное название поэмы – "Тринадцатый апостол" – было заменено цензурой. Маяковский рассказывал: «Когда я пришел с этим произведением в цензуру, то меня спросили: “Что вы, на каторгу захотели?”  Я сказал, что ни в каком случае, что это ни в коем случае меня не устраивает. Тогда мне вычеркнули шесть страниц, в том числе  и заглавие. Это – вопрос о  том, откуда взялось заглавие. Меня спросили – как я могу соединить  лирику и большую грубость. Тогда  я сказал: "Хорошо, я буду, если хотите, как бешеный, если хотите, буду самым нежным, не мужчина, а облако в штанах"».

Первое  издание поэмы (1915) содержало большое  количество цензурных купюр. Полностью, без купюр поэма вышла в  начале 1918 года в Москве с предисловием В. Маяковского: «"Облако в штанах"... считаю катехизисом сегодняшнего искусства: “Долой вашу любовь!”, “Долой ваше искусство!”, “Долой ваш строй!”, “Долой вашу религию” – четыре крика четырех частей».

Каждая  часть поэмы выражает определенную идею. Но саму поэму нельзя строго делить на главы, в которых последовательно  выражены четыре крика «Долой!». Поэма  вовсе не разграфлена на отсеки со своим «Долой!», а представляет собой  целостный, страстный лирический монолог, вызванный трагедией неразделенной  любви. Переживания лирического  героя захватывают разные сферы жизни, в том числе и те, где господствуют безлюбая любовь, лжеискусство, преступная власть, проповедуется христианское терпение. Движение лирического сюжета поэмы обусловлено исповедью героя, временами достигающей высокого трагизма (первые публикации отрывков из «Облака» имели подзаголовок «трагедия»).

Первая часть поэмы  – о трагической неразделенной  любви поэта. Она содержит невиданной силы ревность, боль, взбунтовались  нервы героя: «как больной с кровати, спрыгнул нерв», затем нервы «скачут  бешеные, и уже у нервов подкашиваются  ноги».

Автор поэмы мучительно спрашивает: «Будет любовь или нет? Какая –  большая или крошечная?» Вся  глава – это не трактат о  любви, а выплеснутые наружу переживания  поэта. В главе отражены эмоции лирического  героя: «Алло! Кто говорит? Мама? Мама! Ваш сын прекрасно болен! Мама! У него пожар сердца». Любовь лирического  героя поэмы отвергли (Это было, было в Одессе; «Приду в четыре», – сказала Мария². / Восемь. / Девять. / Десять... Упал двенадцатый час, / как с плахи голова казненного; Вошла ты, / резкая, как «нате!», / муча перчатки замш, / сказала: «Знаете – / я выхожу замуж»), и это приводит его к отрицанию любви-сладкоголосого песнопения, потому что подлинная любовь трудная, это любовь-страдание.

Его представления о любви  вызывающе, полемично откровенны и  эпатирующи: «Мария! Поэт сонеты поет Тиане³, // а я / весь из мяса, человек весь – // тело твое просто прошу, // как просят христиане – // “Хлеб наш насущный – / даждь нам днесь”». Для лирического героя любовь равнозначна самой жизни. Лирика и грубость здесь внешне противоречат друг другу, но с психологической точки зрения реакция героя объяснима: его грубость – это реакция на отвержение его любви, это защитная реакция.

В. Каменский, спутник Маяковского  по поездке в Одессу, писал о  Марии, что она была совершенно необыкновенной девушкой, в ней «сочетались высокие  качества пленительной внешности и  интеллектуальная устремленность ко всему  новому, современному, революционному...»  «Взволнованный, взметенный вихрем любовных переживаний, после первых свиданий с Марией, – рассказывает В. Каменский, – он влетел к нам в гостиницу  этаким праздничным весенним морским  ветром и восторженно повторял: “Вот это девушка, вот это девушка!”... Маяковский, еще не знавший любви, впервые изведал это громадное  чувство, с которым не мог справиться. Охваченный “пожаром любви”, он вообще не знал, как быть, что предпринять, куда деться».

Неутоленные, трагичные чувства  героя не могут сосуществовать с  холодным суесловием, с рафинированной, изысканной литературой. Для выражения  подлинных и сильных чувств улице  не хватает слов: «улица корчится безъязыкая – ей нечем кричать и разговаривать». Поэтому автор отрицает все то, что было прежде создано в сфере  искусства:

Я над всем, что  сделано,

Ставлю «nihil».

Из всех видов искусства  Маяковский обращается к поэзии: она  слишком оторвалась от реальной жизни  и от реального языка, которым  говорит улица, народ. Поэт гиперболизирует  этот разрыв:

а во рту

умерших слов разлагаются  трупики.

Для Маяковского важна  душа народа, а не его внешний  облик («Мы от копоти в оспе. Я  знаю – солнце померкло б, увидев наших  душ золотые россыпи»). Теме поэзии посвящена и третья глава:

А из сигаретного  дыма / ликерною рюмкой

вытягивалось  пропитое лицо Северянина.

Как вы смеете называться поэтом

И, серенький, чирикать, как перепел.

Сегодня / надо / кастетом / кроиться миру в черепе.

Лирический герой заявляет о своем разрыве с предыдущими  поэтами, с «чистой поэзией»:

От вас, которые  влюбленностью мокли,

От которых / в  столетие слеза лилась,

уйду я, / солнце моноклем

вставлю в широко растопыренный глаз.

Еще одно «долой» поэмы  – «долой ваш строй», ваших «героев»: «железного Бисмарка», миллиардера  Ротшильда и кумира многих поколений  – Наполеона. «На цепочке Наполеона  поведу, как мопса», – заявляет автор.

Через всю третью главу  проходит тема крушения старого мира. В революции Маяковский видит  способ покончить с этим ненавистным  строем и призывает к революции  – к этому кровавому, трагичному и праздничному действу, которое  должно выжечь пошлость и серость  жизни:

Идите! / Понедельники и вторники

окрасим кровью в  праздники!

Пускай земле  под ножами припомнится,

кого хотела опошлить!

Земле, / обжиревшей, как любовница,

которую вылюбил Ротшильд!

Чтоб флаги  трепались в горячке пальбы,

как у каждого  порядочного праздника –

выше вздымайте, фонарные столбы,

окровавленные туши лабазников.

Автор поэмы прозревает грядущее будущее, где не будет безлюбой любви, буржуазной рафинированной поэзии, буржуазного строя и религии терпения. И сам он видит себя «тринадцатым апостолом», «предтечей» и глашатаем нового мира, призывающим к очищению от бесцветной жизни:

Я, обсмеянный у  сегодняшнего племени,

как длинный скабрезный анекдот,

вижу идущего  через горы времени,

которого не видит  никто.

Где глаз людей  обрывается куцый,

главой голодных орд,

в терновом венце  революций

грядет шестнадцатый год.

А я у вас  – его предтеча!

Герой стремится переплавить  свою неутоленную боль, он как бы поднимается на новую высоту в  своих личных переживаниях, стремясь уберечь будущее от унижений, выпавших на его долю. И он прозревает, чем  закончится его горе и горе многих – «шестнадцатым годом».

        Герой  проходит в поэме тягостный  путь взлетов и падений. Это  стало возможным потому, что сердце  его полно самых глубоких личных  переживаний. В четвертую главу  поэмы возвращается безысходная  тоска по возлюбленной. «Мария! Мария!  Мария!» – надрывно звучит  имя рефреном, в нем – «рожденное  слово, величием равное Богу».  Сбивчивы и бесконечны мольбы, признания – ответа Марии нет.  И начинается дерзкий бунт  против Всевышнего – «недоучки,  крохотного божика». Бунт против несовершенства земных отношений и чувств:

Отчего ты не выдумал,

чтоб было без  мук

целовать, целовать, целовать?!

Лирический герой поэмы  – «красивый двадцатидвухлетний». С максимализмом входящего в  жизнь молодого человека выражена в  поэме мечта о времени, лишенном страданий, о грядущем бытии, где  восторжествуют «миллионы огромных чистых любвей». Тема личных, непреодоленных потрясений перерастает в прославление будущего счастья.

Автор разочаровывается в  нравственной силе религии. Революция, по Маяковскому, должна принести не только социальное освобождение, но и нравственное очищение. Антирелигиозный пафос  поэмы был резко вызывающим, отталкивая одних и привлекая других. Например, М. Горького «поразила в поэме  богоборческая струя». «Он цитировал  стихи из “Облака в штанах”  и говорил, что такого разговора  с богом он никогда не читал... и что господу богу от Маяковского  здорово влетело»⁴.

Я думал – ты всесильный божище,

а ты недоучка, крохотный  божик.

Видишь, я нагибаюсь, / из-за голенища

достаю сапожный ножик.

Крылатые прохвосты! / Жмитесь в раю!

Ерошьте перышки  в испуганной тряске!

Я тебя, пропахшего ладаном, раскрою 

отсюда до Аляски!

...Эй, вы! Небо! / Снимите  шляпу! Я иду!

Глухо.

Вселенная спит,

положив на лапу

с клещами звезд  огромное ухо.

Финал поэмы звучит не без  авторской иронии: Вселенная не слышит протеста «тринадцатого апостола»  – она спит!

Особенности поэтики  Маяковского

Поэме В. Маяковского "Облако в штанах" (как и другим его  произведениям) свойственны гиперболизм, оригинальность, планетарность сравнений и метафор. Их чрезмерность порой создает трудности для восприятия. М. Цветаева, например, любившая стихи Маяковского, считала, что «Маяковского долго читать невыносимо от чисто физической растраты. После Маяковского нужно долго и много есть».

На трудность читать и  понимать Маяковского обращал внимание еще К.И. Чуковский: «Образы Маяковского  удивляют, поражают. Но в искусстве  это опасно: для того, чтобы постоянно  изумлять читателя, никакого таланта  не хватит. В одном стихотворении  Маяковского мы читаем, что поэт лижет раскаленную жаровню, в  другом, что он глотает горящий  булыжник, затем – вынимает у  себя из спины позвоночник и играет на нем, как на флейте. Это ошеломляет. Но когда на других страницах он выдергивает у себя живые нервы  и мастерит из них сетку для  бабочек, когда он делает себе из солнца монокль, мы уже почти перестаем  удивляться. А когда он затем наряжает облако в штаны (поэма "Облако в  штанах"), спрашивает нас:

Вот, / хотите, / из правого глаза / выну

целую цветущую рощу?!

читателю уже все равно: хочешь – вынимай, не хочешь – нет. Читателя уже не проймешь. Он одеревенел»⁵. В своей экстравагантности Маяковский порой однообразен и потому его поэзию немногие любят.

Но ныне, после отшумевших совсем недавно бурных споров о Маяковском, попыток некоторых критиков сбросить самого Маяковского с парохода современности, вряд ли стоит доказывать, что Маяковский – это неповторимый, оригинальный поэт. Это поэт улицы и в то же время тончайший, легко ранимый  лирик. В свое время (в 1921 году) К.И. Чуковский  написал статью о поэзии А. Ахматовой  и В. Маяковского – «тихой»  поэзии одного и «громкой» поэзии другого поэта. Совершенно очевидно, что стихи этих поэтов не схожи, даже полярно противоположны. Кому же отдает предпочтение К.И. Чуковский? Критик не только противопоставляет стихи  двух поэтов, но и сближает, потому что  их объединяет присутствие в них  поэзии: «Я, к своему удивлению, одинаково  люблю обоих: и Ахматову, и Маяковского, для меня они оба свои. Для меня не существует вопроса: Ахматова или  Маяковский? Мне мила и та культурная, тихая, старая Русь, которую воплощает  Ахматова, и та плебейская, бурная, площадная, барабанно-бравурная, которую воплощает  Маяковский. Для меня эти две стихии не исключают, а дополняют одна другую, они обе необходимы равно».