Жизнь и творчество Абрамова Кузьмы

Такой успех первого же романа окрылил и подвигнул автора на развитие его сюжетных линий. Следствием явились "Люди стали близкими" и "Дым над землей", вышедшие соответственно в 1961 и 1964 годах на эрзянском  языке в Саранске и в 1962-1966 годах  на русском в Москве. Переводил  все три книги Г. М. Максимов. По мнению К. Г. Абрамова это был его  лучший переводчик, наиболее точно  передававший мысль и манеру автора. Историческим фоном второго и  третьего романов явились тридцатые-пятидесятые  годы, включившие грандиозные и трагические  общественные   процессы: коллективизацию, репрессии, Отечественную войну. Этот широкий временной и пространственный фон сказался на стиле автора, притушил яркость образов. Кроме того, правдивое  отражение этих процессов во многом вошло в противоречие с устоявшимися тогда представлениями о них. Поэтому в Мордовии отклики на книги были противоречивыми. Различный  тон встречался и в центральной  прессе, однако, в целом во всех рецензиях  трилогии давалась высокая оценка. "Мы, пожалуй, впервые встречаемся со столь объемным, многоплановым и зрелым по писательскому мастерству произведением литературы национальных республик Поволжья", - подчеркивал, в самом престижном, пожалуй, в смысле рецензирования, журнале "В мире книг" критик Р. Недосекин, "Язык Абрамова поэтичен, образен, богат интонациями... Народные и обрядовые песни, эрзянские пословицы и поговорки, конкретные детали быта, сказания и легенды, рассыпанные по страницам трилогии... воссоздают тот неповторимый колорит, который отличает всякое произведение настоящего искусства. - отмечал в "Литературной газете" Н. Далада. "Трилогия К Абрамова - произведение несомненно яркое, самобытное, волнующее", - писал в "Литературной России" А Трошин. "Именно в работе над этой трилогией, которую К. Абрамов писал более десяти лет, - по мнению И Левшина, - созрело мастерство   писателя,  умение  раскрыть через столкновение достоверных и ярких характеров, жизненные конфликты на протяжении большого периода времени и на огромном пространстве страны, умение выстраивать психо­логически оправданные ситуации и точно мотивировать поступки героев".  В издательство "Советская Россия" поступали заказы на полумиллионные тиражи абрамовских книг. Центральные газеты печатали фото автора и отклики читателей: например, Герой труда из далекой Молдавии В. Козак считал, что книги К. Абрамова оставили наиболее заметный след в его жизни. С высоких трибун говорили о значительном вкладе Кузьмы Григорьевича в советскую литературу. Для любого писателя это был большой успех, но для мордовской литературы, еще только осваивающей жанр романа, это был успех выдающийся.

Казалось бы, найдена благодатная  авторская нива -историческая эпопея поволжской деревни XX века. Эта успешно освоенная тема принесла бы К. Г. Абрамову немало лавров, почетный ярлык "деревенщика" и спокойную жизнь. Однако, писатель   предпринимает   смелую    попытку   преодолеть устоявшееся в советской литературе деление на "деревенские и городские", а также "бытовые и производственные" романы Эта попытка оформилась в роман "Своя ноша не в тягость", опубликованный Мордовским книжным издательством в 1967 году на эрзянском языке, и в 1970-71 годах на русском. В аннотации было сказано, что книга посвящена морально-этическим проблемам, тем не менее некоторые критики объявили ее романом о рабочем классе со всеми вытекающими отсюда последствиями.  Автора упрекали в схематичном показе производства, в увлечении семейными подробностями, и "патологическими сторонами быта". Все же профессионалы высокого класса без труда рассмотрели замысел писателя. Так, известный российский литературовед Д. Власенко отмечал в своей   рецензии "В стремлении автора преодолеть "производственничество", решить проблемы воспитания в труде в органической связи с нравственно-этическими вопросами нельзя не видеть основного достоинства книги Кузьмы Абрамова". "Его общее положительное решение темы взаимодействия города и деревни может служить   примером  для всей  нашей многонациональной литературы".   Что же  касается читабельности "Ноши", то тираж в 65 тысяч экземпляров - огромный для маленькой Мордовии - раскупили буквально в несколько недель. Но у книги было малоудачное окончание. В нем К. Абрамов шаблонно вышел из сложной сюжетной ситуации, призвав на помощь своего рода Deus ex machina - партийные и комсомольские органы. "В заключительной части романа перестаешь узнавать автора, - продолжает в своей рецензии А. Н. Власенко, - ибо этот интересный художник, обычно умело раскрывающий логику развития характера, вдруг начинает писать отчет, газетную информацию... Желание писателя сразу развязать все узлы и достигнуть скорее счастливого финиша приводит его к скороговорке, к перечислению фактов".  "Прав Александр Никитич, - говорит на это Кузьма Григорьевич, - по сюжету сразу не выходило там у меня счастливого конца, но без него бы книгу не напечатали. Вот и пришлось "потрудиться" на последнем десятке страниц"

Эти слова приоткрывают перед  читателем еще некоторые стороны  советского литературного процесса. Все писатели действовали в рамках строгой цензуры, которая то ужесточалась, то ослабевала, в зависимости от политической ситуации. Но кроме последней она определялась еще интеллектуальным и культурным уровнем цензоров и начальников всевозможных рангов. В этом смысле провинция вообще и, Мордовия в особенности, являлась обычно местом менее благоприятным для творчества, чем столица. Встречались и другие явления, мало зависимые от политической температуры. Например, редкая книга К. Г. Абрамова в центральных, да и местном издательствах выходила без "сопровождения". Обычными были клеветнические анонимки, присылались письма и с подписями и даже ходоки. К счастью, их интеллектуальный и нравственный уровень был настолько очевиден, что они скорее способствовали, чем мешали выходу книг. После же публикаций в местной прессе иногда появлялись ругательные статьи, не имеющие с критикой ничего общего. Например, после выхода романа "Велень Тейтерь" на эрзянском языке   (1981),    посвященного  прежде  всего взаимоотношению девушки и юноши из различных социальных и культурных сфер, семейно-бытовым проблемам в современных (тогда) условиях, на русском языке появилась статья, где писателю ставился упрек, что он не развивает производственную тему, "оберегает поведение героев от оценки коллектива. "В семейно-бытовые отношения нет доступа посторонним, не нашлось в романе места для показа воспитательной роли коммунистов, партийных, комсомольских и других общественных организаций". "Даже главная героиня романа не всегда убедительна в своих поступках", "кого ни возьми в романе - человек с изъянами" и т. п.  В начале девяностых годов подобная "критика" воспринимается в лучшем случае как анекдот, в худшем, как бред, однако она сопровождала творческую деятельность К. Г. Абрамова почти полстолетия. Бездарность плохо переносит талант.

Удостоился он внимания и  кочетовского журнала "Октябрь", про который современники говорили, что без уничижительной, чаще всего политизированной критики, он не пропускал ни одного значительного произведения. Правда, в соответствующей статье удар наносился по всей самобытной литературе автономий России, но главным объектом была выбрана трилогия Кузьмы Григорьевича. Завершая негативную рецензию, ее автор писал: "Выбор трилогии К. Абрамова из всего потока произведений, созданных за последние годы в братских автономных республиках Российской федерации, отнюдь не случаен: трилогия эта при всех ее "неровностях" написана, бесспорно талантливой рукой". В наше время такая хула воспринимается лучше любой похвалы, но в начале семидесятых она сыграла свою негативную роль. "Оттепель" уходила в прошлое и начавшееся в Москве переиздание трилогии было остановлено на второй, наиболее политизированной книге.

Но автор уже работал  над своей второй трилогией - о  великом Степане Эрьзе. И опять это были первые, на сей раз историко-биографические романы в мордовской литературе. На эрзянском языке две книги вышли в Саранске в 1971 и 1973 годах, на русском, под названием "Сын эрзянский" в московском издательстве "Современник" соответственно в 1974 и 1976 годах. Третья книга "Степан Эрьзя", давшая название всей трилогии, была написана автором сразу на русском языке и увидела свет в Саранске в 1977 году. Романы ожидала прекрасная судьба. Они быстро исчезли с прилавков магазинов. Это был тот редкий, счастливый в жизни каждого писателя случай, когда читатель и критик одновременно ставят произведению высокую оценку, а злопыхатели молчат. В Мордовии на них вышли положительные рецензии с дельными критическими замечаниями А. Г. Борисова, В. М. Макушкина, С. А. Самошкина и других. Столичные критики, несмотря  на  популярность  книг  в среде  московской интеллигенции, уделили второй трилогии меньше внимания, чем первой. Здесь, в основном откликнулись те, кто постоянно следил за творчеством писателя. "Фигура Степана Эрьзи очень своеобразна, - писал, например, о главном герое трилогии И. В. Левшин, - и отношение к ней далеко неоднозначно - как у его современников, так и теоретиков и последователей искусства. Сведения   о биографии   скульптора,   содержащиеся   в воспоминаниях людей, знавших его лично, в записях бесед, нередко противоречивы. И для того, чтобы создать органичный цельный образ художника, Абрамов проделал огромную, по сути дела, исследовательскую работу... Мордовский прозаик написал произведение, к которому применимы критерии, предъявляемые к лучшим произведениям советской литературы. По ним следует судить о его достоинствах и недостатках". "Несомненным достижением нашей национальной исторической прозы - поддерживает И. В. Левшина известный литературовед А. Н. Власенко - является роман-трилогия мордовского писателя  Кузьмы Абрамова о знаменитом скульпторе... Роман "Степан Эрьзя" написан в лучших традициях нашей исторической прозы, где личность исторического героя никогда не отрывалась от закономерностей жизни в целом и где объектом изображения всегда выступал народ... Невозможно переоценить ту пользу, которую приносят подобные книги, воспитывающие в читателе, особенно в молодом читателе, чувство гордости за национальное искусство, за наши великие реалистические традиции и одновременно чувство отвращения ко всему ложному, наносному, бездарному".

Критики называли романы об Эрьзе историческими, однако, сам К. Г. Абрамов считает их историко-биографическими, а своим первым  историческим  романом   он  называет  "Пургаз", выпущенный Мордовским книжным издательством в 1988 году и переизданный на русском языке в издательстве "Современник" в 1989 году. В нем автор обратился к образу инязора Пургаза - самой выдающейся фигуры средневековой Мордовии. Всего три упоминания о нем в русских летописях составили историческую базу данных, что исключало создание научной биографии деятеля. К. Г. Абрамову удалось решить эту сложнейшую задачу методами искусства, благодаря превосходному знанию истории, языка, быта, нравов, духовного мира своего народа и той писательской интуиции, которой невозможно научиться, ибо она от Бога. Борьбу с экспансией русских князей и половецких ханов, объединение мордовских племен, образование мордовского государства и его гибель под натиском батыевых орд вместила эта книга. В следующем историческом романе "За волю", опубликованном в Саранске в 1989 году, Кузьма Григорьевич обратился к XVII веку, к временам крестьянской войны - еще одному переломному моменту в жизни мордовского народа. В отечественной литературе эту войну традиционно называют Разинской, однако,  писатель убедительно показал, что настоящая крестьянская война в Поволжье началась после отступления С. Т. Разина на Дон. Главными героями книги явились руководители повстанцев в нашем крае Акай Беляев и Алена Арзамасская. Роман-сказание "Пургаз" и роман-хроника "За волю" по мнению историка и общественного деятеля И. А. Ефимова, стали важными этапами в становлении мордовской исторической литературы.

Восьмидесятые  годы  оказались,  пожалуй,   самыми урожайными на публикации К. Г. Абрамова. Наконец-то в Саранске была переиздана первая трилогия, в  Москве в издательстве "Советская  Россия" вышло третье издание  второй. Затем в Мордовском книжном  издательстве на эрзянском языке  был переиздан "Найман" под названием "Исяк якинь Найманов", вышли, как уже говорилось, два исторических романа. На русском языке в издательстве "Современник" увидели свет сборник рассказов "Там за леском" и роман "Пургаз", а в издательстве "Советский писатель" роман "Девушка из села". На этот раз последняя книга получила хорошие отзывы. В Саранске о ней вышла рецензия Р. С. Кемайкиной, в центральной прессе Л. Степановой. Переиздание романов, увидевших свет десятилетия назад, вскрыло еще одну грань таланта писателя. Та "почти что документальная доподлинность и убедительность" его книг, на которую часто обращали внимание специалисты, с течением времени делает его книги не просто литературными произведениями, она превращает их в зеркальное отражение эпохи, позволяет в точных образах и деталях воспринимать прошлое.

Литературная деятельность К. Г. Абрамова не исчерпыва­ется прозой. Начав ее с поэзии, он вернулся к ней в шестидесятые годы и написал поэму для детей об одном из эпизодов истории города Сарова. Но поэтом Кузьма Григорьевич себя не считает. Он так же стал одним из ведущих мордовских драматургов. Им написано более десяти пьес, из которых, по словам автора, четыре оказались удачными. Пьеса "У каждого своя болезнь" выдержала на эрзянском языке около двухсот представлений и до сих пор пользуется вниманием зрителей. Инсценировка романа "Лес шуметь не перестал" на русском языке в постановке В. Ф. Корольке и прекрасном музыкальном оформлении Нины Кошелевой была отмечена в центральной театральной прессе.  Хорошую оценку в рецензии В. С. Брыжинского получила новая пьеса "Кавалонь пизэ".

Следует особо сказать  еще об одной сфере деятельности К. Г. Абрамова - филолога по образованию - о разработке им эрзянского литературного  языка, и в особенности его  синтаксиса. Дело в том, что принятый за основу в тридцатые годы нашего столетия синтаксис эрзянского языка  максимально старались приблизить к русскому, весьма далекому от него. По мнению К. Г. Абрамова, это привело  к ненужному усложнению структуры  слов и предложений эрзянского языка, вошло в противоречие с особенностями  мордовского мышления, а, следовательно, ведет к нарушению взаимодействия первой и второй сигнальных систем. Писатель в своих книгах придерживается синтаксиса, корни которого уходят в мордовский фольклор, в современную разговорную речь мордовской деревни. По мнению ряда специалистов в этом заключается одна из главных причин классического языка и стиля писателя, популярности его книг в мордовской среде. Об этом же свидетельствуют данные социологического исследования проведенного в 70-е годы: в селах и городах книги на мордовском языке читали 64 и 54 процента граждан мордовской национальности, в то время как прессу,   основанную   на    русифицированном    синтаксисе соответственно лишь 29 и 12 процентов. В европейских странах нормальным считается обратное соотношение.

Волнует К. Г. Абрамова и проблема ассимиляции родного языка, его  отставания в развитии из-за функционирования лишь в бытовой сфере. Он подготовил краткий толковый словарь современного эрзянского языка, в котором предпринял попытку, так сказать, обэрзянить основные политические, технические и прочие термины современной цивилизации. Одной из задач работы является уяснение темпов неизбежного изменения языка в существующих условиях.

Уже с конца пятидесятых  годов писатель мог безбедно жить только на свой литературный заработок, но он не уклонялся и от других видов  деятельности. Работал заведующим редакцией  и главным редактором Мордовского  книжного издательства, был членом правления мордовской писательской организации, редколлегии журналов "Сятко" и "Чилисема", состоял в Советском комитете солидарности стран Азии и Африки, руководил семинаром молодых писателей, избирался в Саранский городской Совет, объездил, пожалуй, всю Мордовию и полстраны, встречаясь со своими читателями. Но сам он главной своей общественной деятельностью всегда считал литературу.