Философия истории Просвещения

Министерство образования и науки Российской Федерации

Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение

высшего профессионального образования

«Новгородский государственный университет имени Ярослава Мудрого»

Институт экономики и управления

Кафедра философии

 

 

 

ФИЛОСОФИЯ ИСТОРИИ ПРОСВЕЩЕНИЯ

Реферат по учебной дисциплине

«Философия»

по направлению 080200.62 – Менеджмент

 

 

 

 

 

Преподаватель

_____________ Е. А. Росси

                                                                                  (подпись)       (Ф.И.О.)     

___   ____________ 20__г.

 

Студент группы 3671

___________ Г.В. Воробьева

                                                                               (подпись)       (Ф.И.О.)

___   ____________ 20__г.

 

Оглавление

 

 

 

Введение

 

Исторический процесс — это длящаяся во времени коллективная драма, действующими лицами которой являются крупные социальные общности — народы, классы, государства, цивилизации. И поскольку люди являются заинтересованными участниками этой драмы, их неизменно волнует вопрос: какова связь прошлого, настоящего и будущего, что ждет впереди, есть ли какие-либо гарантии счастливого исхода надвигающихся событий?

Актуальность выбора данной темы заключается в том, что именно с эпохи Просвещения начинается всеобщая вера в историю. В этом содержится парадокс: мыслители Просвещения хотели сохранить веру в смысл истории, но при этом обойтись без Божественного вмешательства.

Цель реферата: исследовать возникновение веры в философию истории Просвещения и проанализировать основные аспекты данной эпохи.

 

Становление историзма 

 

XVIII век в истории мысли  не случайно называют эпохой  Просвещения: научное знание, ранее  бывшее достоянием узкого круга  ученых, теперь начало распространяться  вширь, выходя за пределы университетов  и лабораторий в светские салоны  Парижа и Лондона, становясь предметом  обсуждения среди литераторов, популярно  излагающих последние достижения  науки и философии. Уверенность  в мощи человеческого разума, в его безграничных возможностях, в прогрессе наук, создающем условия  для экономического и социального благоденствия – признаки эпохи Просвещения.

Человек в философии XVIII века предстает, с одной стороны, как отдельный, изолированный индивид, действующий в соответствии со своими частными интересами. С другой стороны, отменяя прежние, добуржуазные формы общности, философы XVIII века предлагают вместо них новую - юридическую всеобщность, перед лицом которой все индивиды равны. Во имя этой новой всеобщности просветители требуют освобождения от профессиональных, национальных и сословных границ.

Просвещение представляет собой далеко не однородное явление: оно имеет свои особенности в Англии, Франции, Германии и России. Умонастроения просветителей меняются и во времени: они различны в первой половине XVIII века и в его конце, до Великой французской буржуазной революции и после нее.

Характерна эволюция просветительского миропонимания, выразившаяся в отношении к человеку. В полемике с христианским догматом об изначальной греховности человеческой природы, согласно которому именно человек есть источник зла в мире, французские материалисты утверждают, что человек по своей природе добр. Поскольку нет ничего дурного в стремлении человека к самосохранению, полагали они, то нельзя осуждать и все те чувственные склонности, которые суть выражения этого стремления: любить удовольствия и избегать страдания - такова природная сущность человека, а все природное по определению - хорошо. Такова мировоззренческая подоплека сенсуализма просветителей.

В центре всех философских школ, систем, течений того времени находится, как правило, активно действующий субъект, способный познавать и изменять мир в соответствии со своим разумом. Разум, как сущностная характеристика субъекта, выступает в рационализме как предпосылка и как наиболее яркое проявление всех других характеристик: свободы, самодеятельности, активности и т.д. Человек, как разумное существо, с точки зрения рационализма, призван стать властелином мира, перестроить общественные отношения на разумных основаниях.

Мыслители Просвещения обратили внимание на такие факторы социально-исторического процесса, как природно-климатические условия, характер географической среды, специфика законодательства и сам «дух законов» (Монтескье), а также идеология народа («мнения людей правят миром» Вольтер), наука и просвещение, труд (особенно, земледелие и торговля), свобода, предоставляемая обществом человеку и охраняемая законами.

История не была бы в глазах просветителей наукой, если бы она не усвоила принцип всеобщей связи вещей и ей не открылась возможность извлекать свои истины из универсальных оснований. История стала философской, поскольку она связала себя с принципами всеобщей каузальности, благодаря чему ей открылась связь событий.

В своих «Письмах об изучении истории» видный мыслитель английского Просвещения лорд Болингброк писал: «История — это философия, которая учит нас с помощью примеров... Таково несовершенство человеческого мышления, таков наш склад ума, что абстрактные или общие суждения, даже абсолютно правильные, кажутся нам очень часто темными или сомнительными, пока они не будут растолкованы с помощью примеров...».

Воззрение XVIII века на историю - это не столько завершенная и ясная в своих очертаниях форма, сколько действующая во всех направлениях сила. Каким образом эта сила берет свое начало в определенном пункте - в пределах религиозной и теологической проблематики - и отсюда распространяется дальше, постепенно охватывая все области духа и утверждаясь в них в качестве жизненного импульса.

 

 

 

Проблемы философии Просвещения

 

Философия XVIII в. с самого начала рассматривает проблемы природы и исторические проблемы как некоторое единство, которое невозможно произвольно расщеплять и разрывать на отдельные части. Она пытается подойти к тем и другим проблемам с одними и теми же средствами мысли; она хочет применить к природе и истории тот же самый способ постановки вопроса и одну и ту же универсальную методику «разума». Прежде всего, естественнонаучное и историческое познание в их новой форме оказываются перед лицом общего врага, против которого они вынуждены защищаться. В обоих случаях требуют чисто «имманентного» обоснования; в обоих случаях стремятся к тому, чтобы рассматривать природу и историю, не выходя за их пределы, и установить их собственный центр. Наука как таковая отказывает в признании абсолютно сверхприродному и абсолютно сверхисторическому.

Подобно Канту, вся философия Просвещения трактовала математическую физику как «факт», возможность которого, правда, могла оставаться теоретико-познавательной проблемой, но действительность которого оставалась бесспорной и неколебимой. Но в отношении истории задача была другая и более трудная. Ведь здесь невозможно было начинать с факта науки, сколько-нибудь сопоставимого по роду своей достоверности и прочности своего обоснования с теоретической физикой. Здесь нужно было в одном и том же процессе мышления завоевать исторический мир и в этом завоевании понятийно обосновать и обеспечить его. Ясно, что такую задачу невозможно было решить сразу, что она нуждалась в длительной и трудной подготовке. Но именно эта подготовка вызвала к жизни все творческие силы Просвещения и подтвердила эффективность этих сил с новой стороны. Здесь философия Просвещения должна была стать по-настоящему продуктивной и оказать продуктивное воздействие: она не могла довольствоваться обобщением и упорядочиванием научных результатов, добытых в отдельных научных дисциплинах, а должна была сама проявить инициативу и широкомасштабно осуществить дело науки1.

Обмен идеями, который инициируется и который постоянно возрастает в своей интенсивности и широте, оказывается продуктивным как для философии, так и для истории. Подобно тому, как математика становится прототипом точного знания, точно так же история становится теперь методическим образцом, благодаря которому ХУIII век приобретает новое и более глубокое понимание общей задачи и специфической структуры наук о духе. Здесь тоже первый шаг состоял в том, чтобы освободить все эти науки от опеки теологии. Все больше и больше допуская в свою область исторический метод и рассматривая себя, как историю церкви и догм, теология тем самым признала в истории союзницу, которая оказалась сильнее ее самой и которой, в конце концов, предстояло оспорить самые основания теологии. Мирное соревнование становится конфликтом; и из этого конфликта произошло развитие основной формы истории и наук о духе вообще.

Философский подход к историческим явлениям, телеологическая интерпретация истории в ее целом совсем далека от намерения Бейля2. От такой интерпретации его удерживает глубокий пессимизм: нигде в истории Бейль не в состоянии усмотреть сколько-нибудь единообразного и целесообразного плана, осмысленно-упорядоченного целого. Взгляд на факты, на действительную историю человечества может излечить нас от всех скороспелых спекуляций и конструкций; ибо факты учат нас тому, что история никогда не была чем­то иным, кроме как собранием преступлений и несчастий рода человеческого". Вывод очевиден: чем яснее и отчетливее мы видим в истории особенное, тем больше должны мы воздерживаться от постижения целого; знание частностей не ведет к истинному познанию и пониманию целого, а скорее уничтожает всякую надежду на такого рода понимание3.  Бейль  не стыдится упрека в том, что он разменивается на пустяки и не смущается, когда его называют «тinutissiтaruт гегит тinutissiтus scrutator»4; он заявляет, что его способ рассмотрения материала не потворство личной склонности, а результат совершенно осознанного методического намерения, ибо новая историография может и желает превзойти античную именно в том, что она, в отличие от последней, дает не масштабное очертание вещей, но исследует каждую историческую особенность и пытается критически осветить и осмыслить ее со всех сторон.

Подобно тому, как Галилей требует для рассмотрения и интерпретации природных феноменов полной независимости от свидетельств Библии и методически осуществляет и оправдывает это требование, точно так же и Бейль прокладывает путь этому требованию в области истории. Именно он осуществил внутри историографии, можно сказать, «коперниканскую революцию». Ибо он основывает «истину» истории уже не на ка­ ком-либо догматически данном Библией или церковью объективном содержании, а возвращается к субъективным источникам и субъективным условиям этой Истины. Критика исторических источников, которая поначалу была его целью, по мере работы разрастается у него в руках, пока не становится своего рода «критикой исторического разума». По Бейлю, нет ничего более ошибочного и вредного, чем предрассудок, в Соответствии с которым историческую истину можно и должно принимать также просто, как отчеканенную монету, с полным доверием и верой относясь к ее ценности. Скорее разум должен осуществлять здесь саму чеканку и в каждом отдельном случае всегда тщательнейшим образом проверять ее.

«Glaubst du denn: von Mund zи Ohr

 Sei ein redlicher Gewinnst?

Uberliejrung, о du, Thor,

1st auch wohl, ein Hirngespinst!

Nun geht erst das Urtheil аn;

Dich verтag aus Glaubensketten

Der Verstand allein zu retten,

Dem du schon Verzicht gethan»5

Этими словами из «Западно-восточного дивана» Гёте, пожалуй, точнее и выразительнее всего можно обозначить суть того, что было сделано Бейлем, и основную тенденцию его деятельности. Его острый и беспощадный аналитический ум окончательно освободил историю из оков вероисповедания и поставил ее на независимое методическое основание. Бейль начинает с критики теологической традиции; но он не останавливается на этом, а распространяет свое исследование во все пределы профанной истории в ее целом.

У Бейля философия Просвещения училась ставить свои собственные вопросы; у него она нашла выкованным оружие, которое нужно было использовать с целью освобождения исторического сознания. Бейль в этом смысле стал не только логиком новой историографии - он стал ее этиком. Он - глашатай и живое воплощение всех добродетелей подлинного историка. Историк как таковой подобен Мелхиседеку6: у него нет ни отца, ни матери, ни собственного прошлого. Если его спросят, откуда он, то он должен ответить: «Я не француз и не немец, не англичанин и не испанец; я - гражданин мира; я не служу ни кайзеру, ни королю Франции, но только истине; она - моя единственная королева, которой я дал клятву повиновения». Эта максима и этический императив, на котором она основывается, сделали Бейля духовным вождем Просвещения. Он предвосхитил «идею всеобщей истории во всемирно-гражданском плане», дав ей первое классическое выражение и образец.

История разрушает иллюзию тождества; она не знает ничего по-настоящему идентичного, ни­ чего, что повторялось бы в той же самой форме; она постоянно порождает новые создания и всему, что она пробуждает к жизни, она придает уникальную форму, независимый способ бытия как неотъемлемую составную часть жизни. Всякое абстрактное обобщение поэтому было и остается бессильным перед лицом истории, и ни родовое понятие, ни какая-то отдельная общезначимая норма не в состоянии охватить богатство истории. Каждое человеческое состояние обладает своей собственной ценностью; каждая отдельная фаза истории имеет свою имманентную оправ­ данность и имманентную необходимость. Эти фазы истории не отделены одна от другой; они существуют только в целом и через целое; но каждая фаза одинаково незаменима в этом целом. Именно в такой сплошной неоднородности только и конституируется истинное единство, которое может быть понято лишь как единство процесса, а не как одинаковость составляющих его элементов. Поэтому первое стремление историка должно состоять в том, чтобы приспособить свои критерии к предмету, а не наоборот, подчинять этот предмет единообразному, раз и навсегда готовому масштабу.

 

Рационализм эпохи просвещения

 

XVIII век в истории мысли  не случайно называют эпохой  Просвещения : научное знание, ранее  бывшее достоянием узкого круга  ученых, теперь распространяется  вширь: выходя за пределы университетов  и лабораторий в светские салоны  Парижа и Лондона, становясь предметом  обсуждения среди литераторов, популярно  излагающих последние достижения  науки и философии . Уверенность в мощи человеческого разума, в его безграничных возможностях, в прогрессе наук, создающем условия для экономического и социального благоденствия, - вот пафос эпохи Просвещения.