Философия Спинозы

Эта программа унификация является методологическим мотивом для "геометрического", т.е. дедуктивного построения его теории аффектов. Так, он начинает с определений  адекватных и неадекватных причин, действий и страстей и аффектов. Мы видели, что адекватная причина, адекватная идея и действие - это параллельные конструкции, так же как и неадекватная причина, неадекватная идея и страсть. Спиноза определяет адекватную причину через понятия действия (effect) ясной и отчетливой идеи.

Адекватность причины  должна пониматься онтологически, как  всецело конституированная по ее действию или следствию. Частичное  конституирование следствия, таким  образом, свидетельствует о неадекватности причин, т. е. о том, что их следствия  не могут быть поняты с помощью  одних только причин. Поэтому понятие "причины" обозначает также и  эффективность в порождении следствия, и активность, которая сама по себе адекватна либо неадекватна в  порождении или конституировании следствия. Поскольку она адекватна, Спиноза  называет ее действием и говорит, что мы действуем, "когда в нас  или вне нас происходит что-либо такое, для чего мы служим адекватной причиной", и что мы страдаем (пассивны), "когда в нас происходит или  из нашей природы проистекает  что-либо такое, чего мы составляем причину, только частную".³ То, что "происходит" внутри нас либо вне нас, Спиноза называет аффектом. Аффекты - это изменения жизненной активности человека, усиливающие или уменьшающие ее. Они никогда не нейтральны, но вызывают определенные динамические перемены в жизнеспособности. Если мы идентифицируем аффекты как эмоции, то станет ясно, что Спиноза утверждает, будто жизненная активность человеческого существа образуется из сочетания таких эмоций. Они представляют собой не что иное, как изменения в интенсивности и мощи самой этой жизненной силы. Итак, мы получаем, полевую теорию эмоций, в которой эмоции есть не что иное, как динамика жизненной силы как таковой, ее роста и сокращения. Она выводит понятие эмоции за пределы нашего обыденного теперешнего словоупотребления, сколь бы гибким оно ни было. По существу, она говорит, что главной характеристикой действующей личности является ее способность к действию. Само ее существование и есть эта способность, которая относится к активности, как тела, так и души. А, следовательно, разрыв между когнитивным и эмоциональным, или аффективным, либо между способностями мышления и чувствования или, более резко, между мышлением и действием, систематически отрицается. Мышление, как мы увидим, само включается в качестве модуса в эту аффективную активность или же есть сама эта активность, поскольку она отражается или становится саморефлексивной. Воображение действует как механизм, посредством которого аффекты связываются со своими объектами или со своими воображаемыми объектами. Воля рассматривается не как отдельная способность или орган, но только как утверждение или отрицание душой истинности и ложности. В этом качестве термин воля является абстрактной характеристикой конкретных и частных актов волеизъявления, которые выражают влечение или желание, воспринимаемые под атрибутом одного мышления. В этом смысле Спиноза - говорит, что воля и разум суть одно и то же, как и волевое явление и идея суть одно и то же.⁴ Спинозовская концепция личности как жизненной активности, стремящейся сохранить свое существование, помещает все обычные психологические категории в этот контекст и, в конечном счете, видит в них лишь изменения в способности к действию этой жизненной силы либо условия, при которых происходят такие изменения.      

В этом наиболее мрачном разделе "Этики" Спиноза от своих определений и начал переходит к разработке самих действительных аффектов, устанавливая баланс между теми, которые являются действиями, и теми, которые являются страстями, и, добиваясь этого путем исчисления аффектов, или того, что можно охарактеризовать как механику аффектов.   
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 

3. Аффекты 

    Спиноза, в отличие от Декарта и других предшествующих теоретиков аффекта, выделяет три "первичных аффекта". Поэтому  его конструкция является наиболее экономной с точки зрения "исходных" аффектов. Он различает их как желание (Cupiditas), радость или удовольствие (Laetitia) и печаль или неудовольствие (Tristitia). Желание и есть conatus, а именно, сознание душой своего собственного стремления или усилия сохранить свое существование, выжить; но, очевидно, не просто сознание, а само стремление и его сознание. Поскольку это стремление связано с самой душой, Спиноза называет его волей (в действительности волей к жизни); поскольку оно связано с телом, оно называется увлечением (Appetite); но Спиноза говорит, что это одно и то же, а различие только в том, что желание есть влечение с осознанием его. Более того, он говорит, что желание есть самая сущность человека, "поскольку она представляется определенной к какому-либо действию каким-либо данным ее состоянием"; и, далее, "я разумею... под именем желания всякие стремления человека, побуждения, влечения и хотения, которые бывают различны сообразно с различными состояниями человека и нередко до того противоположны друг другу, что человек влечется в разные стороны и не знает, куда обратиться"⁵. Этот первый из исходных аффектов представляет особый случай, учитывая нашу предыдущую характеристику аффектов как динамики жизненной силы. Некоторые комментаторы видят в этом непоследовательность Спинозы. Ибо или желание есть сущность человека, или оно есть аффект, т. е. модификация этой сущности.    

Отношение желания к двум другим первичным  аффектам, радости и печали, также  является систематическим и сложным. Цель Спинозы - не просто объяснить  радость и печаль (или удовольствие и неудовольствие), но скорее зафиксировать их в качестве аффектов в пределах составного тела (и его души), действующего и претерпевающего. Желание и радость - это первичные аффекты, характеризующие способность к действию, или активные аффекты. Но в той мере, в какой желание, радость и печаль связаны с внешними объектами, наше знание о них, как мы видели, достигается через воображение; и в меру нашей зависимости, или зависимости наших представлений об этих аффектах, от того, что мы знаем только неадекватно, все такие аффекты являются страстями, а не действиями.    

Спиноза, видимо, утверждает, что даже когда  наша способность к действию возрастает (если это возрастание зависит  от того, что является внешним для  нас, или что не следует из одной  нашей природы,- а именно, от того, что не полностью контролируется нашей собственной природой, или что проистекает из состояний тела, вызываемых в нас, хотя бы частично, внешними телами), то эти аффекты находятся "в рабстве" у данных внешних объектов. В отношении души это означает, что мы не можем иметь адекватных представлений, а только смутные идеи о том, что удовлетворяет наши желания или вызывает в нас радость (либо печаль). Это следует из того, что душа не может иметь независимое и адекватное представление о внешних телах, к которым относятся пассивные аффекты, а только идею о состояниях своего собственного тела порождаемых внешним телом, и воображение, которое помещает причину этих состояний в актуально существующем и присутствующем теле. Тем не менее, для Спинозы эта зависимость не просто негативная - таковой она является лишь в случае печали или неудовольствия -, но она может быть и позитивной, когда даже такие неадекватные причины могут усилить или увеличить нашу способность к действию, ибо иначе понятие радости или производных от нее аффектов (любви, надежды, доверия, самоудовлетворенности и т.д.) было бы бессмысленным в контексте пассивных эмоций.    

Здесь имеется диалектическая трудность, которая заключается в том, что  наша способность к действию предположительно вызывает наши действия, а не наши страсти, и потому усиливается ясными и отчетливыми или адекватными представлениями, которые мы имеем о причинах наших аффектов. Но в той мере, в какой эти аффекты пассивны (т. е. причина их, по крайней мере, частично, лежит во внешних телах, о которых мы не можем иметь адекватных представлений), они ограничивают нашу активность и являются, как говорит Спиноза, страстями. Но как страсти могут увеличивать нашу способность к действию? Очевидно, по теории Спинозы, не могут; и, тем не менее, аффект радости и производные от него по определению, непосредственно усиливают в нас способность к действию. Здесь Спиноза проявляет изобретательность, хотя я думаю, что она не достигает цели. Большинство страстей увеличивают нашу способность к действию в том смысле, что они противопоставлены другим страстям, которые уменьшают эту способность, и результирующим эффектом этой композиции сил является меньшее ослабление (благодаря такому относительному усилению) нашей способности к действию. Спиноза нигде не говорит этого; однако, по его теории, аффект может быть уничтожен или ограничен только более сильным и противоположным аффектом.⁶ Истинные идеи, говорит он, не могут изменить аффект лишь в силу своей истинности, а только в той мере, в какой эти идеи (добра и зла) рассматриваются как аффекты, т.е. только в той мере, в какой они подкрепляют усиление нашей способности к действию. Простое созерцание душой истинной идеи не является еще эффективной причиной на уровне аффектов; для этого необходимо, чтобы она была включена в нашу активность. То, что она предполагает в качестве добра, должно быть включено в нашу активность; то, что она предполагает в качестве добра, должно быть желаемо, т. е. быть объектом активного стремления; а то, что она предполагает как зло, должно стать объектом нашего противоположно направленного стремления. По словам Спинозы, добро - это просто имя, которое мы даем тому, что мы делаем или что в желаемом приносит нам радость либо усиливает нашу способность к действию.    

Первичные аффекты, далее, характеризуют  главные модусы человеческого действия и взаимодействия. Они образуют как  бы внутреннюю психологическую жизнь  человека благодаря своему отношению  к другим вещам, необходимым для  его существования. С этой точки зрения человек есть порождение потребностей и жизненной активности, служащей этим потребностям. Вся его психическая жизнь есть зеркало этой активности, или ее удвоение в сознании. Однако это не означает, что сознание отражает эти потребности, сознание скорее тождественно самим этим потребностям под атрибутом - мышления. Таким образом, мы имеем здесь иное выражение теории тождественности: не просто как идентичности души и тела, но в данном контексте как идентичности мысли и эмоции, мысли и радости, мысли и печали, мысли и желания. Радикальным следствием такой точки зрения является отвержение как механистической детерминации психических состояний телесными состояниями, так и психической детерминации телесных состояний.     

Спиноза отвергает взаимодействие души и  тела в картезианском духе не потому, что настаивает на автономии (так или иначе) "параллельных" каузальных цепей, а потому, что смотрит на эмоции как на переменные в динамике жизненной активности интегрированного организма. Кроме того, это тождество важно и для теории терапии, рассматривающей эмоции,- поскольку любой терапевтический эффект должен включать изменение жизненной активности индивида, а не просто изменение психического состояния либо состояния тела. Спинозовский анализ эмоций - это не только способ понимания эмоций, но и способ терапевтического обращения с ними на основе этого понимания. Эта нормативная конструкция уже содержится в самих его определениях первичных аффектов действия и страсти. Она, следовательно, не просто анатомия эмоций или страстей, но скорее руководство к усовершенствованию жизни, поскольку наша жизненная активность сама создается динамикой действия и страсти.  
  
  
  
 

Заключение 

    Психология  Спинозы — важный шаг в становлении проблемы сознания как объекта психологического изучения. Вместе с психологией Декарта они составляют рациональную линию в трактовке сознания.    

По  мнению Спинозы, свобода состоит не в том, чтобы следовать своим аффектам, как обычно думают, а в познании необходимости и в подчинении этой необходимости. Свобода противопоставляется не необходимости, а принуждению. Свобода как идеал человеческой жизни есть плод познания. Спиноза заканчивает «Этику» словами: «Если же путь, который я показал ... и кажется трудным, однако все же его можно найти». В понимании Спинозой свободы проявляются рационализм и созерцательность.