Готфрид Вильгельм Лейбниц и «Монадология»

 Готфрид  Вильгельм Лейбниц и                                          «Монадология»

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Выполнила Хасаева Елизавета

ГМУ, 1 курс, 3 группа

Монадоло́гия — работа Готфрида Лейбница 1714 г., повествующая о мона́дах (др.-греч. μονάς — единица, простая сущность) — простых субстанциях, не имеющих частей.

Монадологию составляют 90 коротких абзацев, связанных логически.

Основы монадологической метафизики

По Лейбницу, действительность состоит  из "силовых центров", иными  словами, из деятельных сил, метафизических и нематериальных точек, или атомов. "Силовые центры" представляют собой "простые неделимые субстанции", которые Лейбниц назвал "монадами" именно для того, чтобы указать  на их простоту и неделимость, а "энтелехией" - для обозначения присущего внутреннего  совершенства.

Все существующее является либо одной  простой монадой, либо совокупностью  монад. Одним словом, монады представляют собой "элементы всех вещей", поэтому, если мы сумеем познать природу монады, то равным образом познаем природу  всего сущего в мире. Но здесь  рождаются новые проблемы.

Природа монады

Какова природа монады? Или, лучше, если установлено, что монада - не материя, а "сила", то какова природа этой силы?

Монаду следует понимать в общих  чертах по аналогии с нашей психической  деятельностью. Монада абсолютно неделима и вместе с тем обладает богатым  и многообразным содержанием. Наш  разум также един, но, одновременно с этим, богат и разнообразен по своему содержанию, состоящему из различных "представлений". Кроме того, наш  разум переходит от одного представления  к другому и от одного желания  к другому, "стремится" к постоянному  обновлению.

И все-таки основными видами деятельности монады являются: а) деятельность восприятия и представления и б) тенденция  к последовательным восприятиям. Собственно, эти два вида деятельности и определяют различия монад:

"Монада сама по себе реально  отличается от других только  посредством внутренних качеств  и действий, которые не могут  быть ничем иным, как восприятиями (т.е. представлениями о сложном  и простом или же о том,  что является внешним) и стремлениями  переходить от одного восприятия  к другому: таковы принципы  изменения. В действительности простота субстанции не исключает многообразия изменений, которые находятся вместе в той же простой субстанции и заключаются в разнообразии ее отношений с внешними вещами. Так, например, в точке, какой бы простой она ни казалась, находится бесчисленное множество углов, образованных пересекающимися линиями".

Вот один из наиболее деликатных моментов монадологии (и это хорошо понимает сам автор). Построение Лейбница рискует  превратиться в нонсенс или пустую игру парадоксальных суждений. Когда  Лейбниц говорит, что природа  деятельности всех монад состоит  в восприятии (или в представлении), он не имеет в виду восприятие (или  представление), сопровождаемое сознанием  или пониманием. Между простым  и сознательным восприятиями - большая  разница. Лейбниц старается подчеркнуть  это даже лексически, называя сознательное восприятие психологическим термином апперцепция. Итак, апперцепция свойственна  только особым монадам, т.е. относящимся  к душе и разуму, поэтому можно  сказать, что воспринимают все монады, но лишь некоторые, кроме восприятия, обладают еще и апперцепцией. Но даже в монадах, обладающих апперцепцией, количество бессознательных восприятий бесконечно больше числа осознанных апперцепций.

Лейбниц изобретателен, доказывая  положения своего учения. Он приводит пример: мы сами, хотя и обладаем апперцепцией как разумные существа, во многих случаях  воспринимаем без апперцепции, иными словами, не отдаем себе отчета в том, что именно перед глазами: "Часто мы испытываем состояние, при котором ничего не помним и воспринимаем неотчетливо, например когда находимся в обмороке или погружены в глубокий сон без сновидений. В таком состоянии душа не очень заметно отличается от простой монады, однако, поскольку подобное состояние длится недолго, душа освобождается и становится чем-то большим".

Еще более хитроумны замечания  и умозаключения философа, изложенные в "Новых опытах о человеческом разуме", где он говорит о мелких восприятиях (petites perceptions). Это "незаметные восприятия", т.е. неосознаваемые нами восприятия, которыми наполнена наша повседневная жизнь, чему можно привести множество примеров. Вот один из них, ставший известным: "Есть тысячи признаков, заставляющих считать, что в нас ежеминутно существует бесконечное множество восприятий, но без апперцепции и обдумывания, т.е. в душе происходят изменения, которых мы не замечаем, потому что впечатления либо слишком незначительны, либо очень тесно связаны друг с другом, либо многочисленны, вследствие чего удается различать их только частично. Несмотря на это, впечатления беспрестанно заставляют ощущать их действие и даже чувствовать растерянность от их множества. Таким образом, мы не обращаем внимания на движение мельницы, шум воды, если проводим некоторое время поблизости и привыкаем к ним. Не потому, что это движение не затрагивает наших органов чувств и не вызывает никакого отклика в душе благодаря гармонии души и тела, а вследствие того, что лишенные новизны впечатления, находящиеся в душе и теле, недостаточно сильны, чтобы вновь привлечь наше внимание и нашу память. В самом деле, всякое внимание требует памяти и часто, когда мы не предупреждены, что надо обратить внимание на одно из наших сиюминутных восприятий, мы пропускаем его, не только о нем не задумавшись, но даже не заметив. Однако если кто-нибудь вдруг предупредит нас и обратит наше внимание на некое явление, допустим, шум, то мы его заметим и вспомним сразу после предупреждения, что уже слышали этот шум. Так, если мы не сразу замечаем какие-либо свои восприятия, то апперцепции от них образуются только по истечении некоторого времени (хотя и очень короткого) после предупреждения. Чтобы лучше судить о мелких восприятиях, которые нам трудно различать в общей массе (восприятий), я привык пользоваться примером звучания морского прибоя, всегда производящего впечатление на приходящих к берегу людей. Чтобы понять это звучание, необходимо воспринять его составные части, т.е. шум и плеск каждой отдельной волны, несмотря на то, что любой из этих звуков можно узнать только в скоплении звуков всех других волн, т.е. в общем звучании, а если только одна волна производит шум, то звук невозможно заметить. Поэтому нужно, чтобы человек был хоть немного взволнован движением каждой отдельной волны, чтобы имелось какое-то восприятие каждого из этих звуков, какими бы легкими они ни оказались, в противном случае не помогут даже сто тысяч волн.

Никто никогда не спит так глубоко, чтобы не почувствовать неясного и слабого ощущения; и мы никогда  не проснемся от самого сильного шума в мире, если прежде не получим восприятия его начала, каким бы незначительным оно ни было. Равным образом веревка, никогда не порвется даже от очень  большого усилия, если она не будет  натянута и напряжена хотя бы минимальным  усилием. Следовательно, эти мелкие восприятия по своим последствиям имеют  большее значение, чем можно полагать. Именно они образуют это "неизвестное", т.е. ощущения, вкус, образы свойств, чувства, ясные в своей совокупности; но неясные по отдельности, они формируют  впечатления, производимые на нас предметами извне и заключающими в себе бесконечность, - любое существо связано со всей остальной вселенной".

Возвращаясь к утверждению Лейбница о том, что всякой монаде свойственно  восприятие, можно сказать, что всякой монаде свойственно быть expressio multoum in uno (выражением многого в едином), где expressio обладает разными уровнями и только на самом высоком достигает сознания.

 
Каждая монада представляет вселенную

Решение первой и основной проблемы, касающейся природы монады, немедленно выдвигает второй, не менее важный вопрос: что воспринимает и представляет каждая монада? Ответ Лейбница четок. Каждая монада представляет все остальные, иными словами, вселенную целиком. "Каждая субстанция с точностью выражает сущность всех остальных в силу существующих между ними связей", сотворенная монада представляет всю вселенную как целокупность.

Вот два отрывка с примерами, первый - из "Рассуждения о метафизике": "Всякая субстанция - как целый  мир, как живое зеркало Бога или  же всей вселенной, она отражает ее (вселенную) по-своему, особо, так же как один и тот же город представляется по-разному в зависимости от местонахождения  наблюдающего. Поэтому мы можем сказать, что вселенная умножается во столько  раз, сколько существует субстанций, а Божья слава умножается с  ней наравне, пропорционально различным  представлениям о Его творениях. <...> Можно сказать, что всякая субстанция каким-либо образом несет  в себе особенности бесконечной  мудрости и всемогущества Бога, подражая Ему по мере своих возможностей: она отражает, хотя и смутно, все  происходящее во вселенной, прошлое, настоящее  и будущее, а также все, имеющее  определенное сходство с восприятием  или бесконечным познанием. Поскольку  все другие субстанции отражают, в  свою очередь, эту субстанцию и приспосабливаются  к ней, можно сделать вывод, что  она распространяет свою силу на все  остальные субстанции по аналогии с  всесильным Творцом".

В следующей цитате из "Монадологии" Лейбниц уточняет: "Впрочем, в  том, что я сказал, видны априорные  основания, почему не может быть иначе: Бог, приводя в порядок целое, заботится о каждой части, о каждой монаде, а представляющую природу монады ничто не может ограничить так, чтобы она представляла лишь одну часть вещей; смутно она представляет детали всей вселенной, а отчетливо - только небольшую часть того что наиболее близко к каждой монаде или превосходят ее по размерам; в противном случае любая монада была бы Божеством. Значит, монады ограничены не предметом, а способом познания предмета. Все монады смутно относятся к бесконечному, ко всему, но они ограничены и различаются между собой восприятиями". Это то, что греки называли "заговором всех вещей", а философы Возрождения обозначили выражением omnia ubique (все везде), иными словами, присутствие и отражение всех вещей в каждой из них.

Следовательно, можно сказать, что  учение Лейбница, согласно которому всякая монада представляет все остальные, является новым вариантом классической доктрины "все во всем", впервые  изложенной греческими естествоиспытателями и медиками, а затем дополненной  и разработанной с метафизических позиций античными неоплатониками и учеными Возрождения. Кроме  того, выясняется, что античное учение о человеке как микрокосме теперь распространилось на субстанции: всякая монада есть микрокосм.

По Лейбницу, если любая монада стала "постоянным живым зеркалом вселенной", зеркалом всех событий  вселенной, достаточно проницательный пытливый ум, может распознать в  мельчайшей монаде все, что произошло, происходит и произойдет в будущем, сможет увидеть то, что отдалено во времени и пространстве, полную историю вселенной. В душе каждого  из нас (как во всякой монаде) представлена единая "связь вселенной", но только в неопределенном будущем станет возможным объединение того, что  пока от нас сокрыто.

Смысл этой концепции Лейбниц передал  выразительной формулировкой: "Настоящее  всегда несет в себе зародыш будущего". В каждом мгновении присутствует совокупность времен и событий во времени, в хронологическом срезе.

 
Принцип тождества неразличимых

Из всего вышеизложенного вытекает третья проблема: если все монады представляют всю вселенную, как же они различаются  между собой? Сам вопрос частично подсказывает ответ, его надо лишь дополнить. Каждая монада представляет всю вселенную, но с разным (большим или меньшим) уровнем различения восприятий и  под разными углами рассмотрения, и именно тип перспективы делает каждую монаду не схожей с другими.

По Лейбницу, разнообразие перспектив в представлениях настолько велико, что различные вещи не только отличаются друг от друга по видам, но даже в  пределах одного и того же вида не существует хотя бы двух вещей, абсолютно одинаковых при сравнении. "Точно известно, что, несмотря на принадлежность к одному и тому же виду, два листа, два яйца, два тела никогда не бывают совершенно сходными, и бесчисленное множество разновидностей, которые не могут быть включены в существующее понятие, определяются как другие особи, но не другие виды. Удивительно, что Высшая мудрость нашла средство с помощью субстанций бесчисленными способами разнообразить один и тот же мир в одно и то же время; поэтому мир, уже обладая бесконечным многообразием в себе и будучи многообразным и по-разному выраженным посредством бесконечного числа различных представлений, продолжает получать бесчисленное их множество..."

Все, что говорит Аейбниц в примерах, относящихся к листьям, яйцам, телам, и в ранее цитировавшемся примере о каплях воды, представляющих собой совокупности монад, точно подходит для каждой отдельной монады.

Отсюда Лейбниц выводит принцип "тождества неразличимых", согласно которому не существует двух неразличимых субстанций (иначе говоря, абсолютно  не дифференцированных, а следовательно, тождественных), или, другими словами, если допустить, что могут существовать две неразличимые субстанции, то они неизбежно совпадут и станут единой тождественной субстанцией. По мнению Лейбница, этот принцип крайне важен и способен изменить "положение метафизики" (вместе с принципом достаточного основания, о котором мы поговорим ниже). Таким образом, философия Лейбница, во-первых, представляет новый способ объяснения индивидуальности каждой субстанции, во-вторых, дает обоснование бесконечного разнообразия субстанций и гармонии вселенной.

1. Касательно первого принципа  Лейбниц говорит: "Принцип индивидуализации  относительно особей сводится  к принципу различения. <...> Если  бы две особи были во всем  одинаковы и равны - одним словом, неразличимы между собой, не  было бы и принципа индивидуализации  и, осмелюсь сказать, в этих  условиях не было бы никакого  индивидуального различения и  отличия особей".

2. Второй принцип допускает чрезвычайное  богатство действительности. Если  даже две монады, какими бы  скромными и малыми они ни  были, не тождественны, тогда вселенная  не только в своей совокупности, но и в мельчайших простых  элементах даст бесконечную дифференциацию, что означает бесконечное многообразие, безграничное богатство: величайшее  из возможных.

И, наконец, следует подчеркнуть, что  различные ракурсы, в которых  монады представляют вселенную и  разный уровень познания, позволяют  Лейбницу установить иерархию монад. На самой низкой ступени находятся  монады, у которых ни одно восприятие не достигает уровня апперцепции; за ними следуют монады с повышающимися уровнями восприятия, доходящими до памяти на верхних уровнях и разума - на самых высоких. В Боге все представления на уровне абсолютной ясности и осознанности, поэтому Бог совершенным образом видит все во всем.

 

Критика

«Лейбниц не боялся нередко  любопытных следствий своей строго рациональной философии.

 

Идея, что каждая монада обладает своим собственным более или  менее четким отражением всей Вселенной, вместе с вышеупомянутым доказательством, что время не существует, привели  его к любопытному выводу. Каждая монада содержит внутри себя отражение  всей жизни во Вселенной. Но поскольку  душа каждого человека представляет собой монаду, Лейбниц заключил, что «знание человека о себе раз  и навсегда включает все то, что  с этим человеком когда-либо случится». Эта мысль немного напоминает некоторые утверждения современной  теории психологии, однако она напрямую противоречила христианству того периода. Такая идея превратила бы понятие о дне Страшного Суда не только в несостоятельное, но и в несправедливое. В результате эти мысли стали еще одной теорией, благоразумно спрятанной в ящик стола.