Эстетика Канта

    Кант  видит задачу философии как раз  в том, чтобы осуществить критику чистого разума он разъясняет: "Я разумею под этим не критику книг и систем, а критику способностей разума вообще в отношении всех знаний, к которым он может стремиться независимо от всякого опыта, стало быть, решения о возможности или невозможности метафизики вообще и определение источников, а также объёма и границ метафизики на основании принципов". Кант призывает отыскать корни всей проблематики, всего исследования чистого разума, этого общечеловеческого дара, чтобы выяснить, что чистый разум может и чего не может, каковы его основания, как рождаются его принципы, формируются понятия. Если удастся выполнить такую задачу, то, согласно Канту, результаты станут постоянным достоянием человечества. Его намерение - в "Критике чистого разума" лишь некоторое введение, пропедевтику к выполнению широкой, поистине грандиозной задачи. 

3. Эстетика Канта. 

      К «Критике чистого разума»,  посвященной познанию, и к «Критике  практического разума» (рассматривается  область нравственного поведения)  присоединил Кант в 1790 г. еще  и «Критику способности суждения»,  в которой он изложил теорию  эстетического суждения, а также  эстетическое отношение к миру  с телеологической точки зрения. Уже само вычленение эстетического  отношения к миру как самостоятельной  области человеческой активности  имеет большое значение, ибо в  предшествующей философии эстетическое  восприятие часто отождествлялось  с чувствами — любимое и  нелюбимое, приятное и неприятное. При решении этой проблемы, согласно  которой в эстетических суждениях  предмету приписываются в качестве  предиката наши собственные ощущения, вызванные этим предметом, Кант  выдвинул важную идею, что предметы  эстетической приятности разыгрывают  наши способности представления  и суждения и тем самым вызывают  в нас ощущения эстетической  приятности. Эстетическое приятное, выражаемое в «суждениях вкуса», имеет здесь объективный характер, хотя предмету и не может принадлежать атрибут красоты безотносительно к воспринимающему человеку. Красота понимается как свойство предмета и выражает в действительности сопринадлежность этого предмета и нашего ощущения. Это «отношение его (предмета. — Авт.) Существования к моему состоянию, поскольку на него такой объект воздействует».

    Для эстетического приятного Кант выбрал термин «незаинтересованное приятное». Этот термин, разумеется, не означает, что эстетический предмет для нас не интересен — тогда произведение искусства не имело бы для воспринимающего никакого смысла. Кант хочет этим термином подчеркнуть, что эстетическое отношение к предмету происходит вне наших практических интересов, что интерес к обладанию предметом, его использованию или к его созданию отсутствует. Поэтому эстетическим предметом является не реальная вещь, но вещественное представление или нереальный предмет (например, герой романа).

    Для выражения эстетического полезного  Кант употребил термин «приязнь». Этот термин показывает, что если мы находимся  в эстетическом отношении к некоему  предмету, то мы находимся в состоянии  особого расслабления, которое является продуктивным, однако в ином смысле, чем продуктивность в практической (читай: нравственной) области.

    Эстетические  суждения отличаются также и от познавательных суждений. Так как посредством  эстетических суждений мы не приписываем  предметам нечто, что в них  объективно имеется и что может  быть предметом познавательного  суждения, Кант говорит об эстетических суждениях как об «оценках». Этим он выражает то, что эстетические суждения определяют нечто, о чем высказывается познавательное суждение, но новым способом, таким, что по отношению к нему высказывается наше состояние. Акт, в котором это совершается, является не результатом рассмотрения, которое составляет отношение субъекта и предиката в познавательном суждении, но результатом особого вида, который Кант подводит под «способность суждения». Сила суждений связана и с познавательными суждениями, но эстетическое суждение является ее специфической областью.

    В отличии «оценок» от «суждений» и  содержится общий знаменатель науки  об эстетической оценке и науки о  природной телеологии, которые рассматриваются  совместно в «Критике способности  суждения». По Канту, в природе можно  различить два круга законов. Первый — это каузальные законы механистического типа — они вообще являются условием существования опытных  предметов, продуктом априорного рассуждения, которое образует основную структуру  опытных предметов. Второй круг законов  не является прямо условием рефлексии  природы, «принимая во внимание происходящий взаимосвязанный опыт». Эти законы (сюда относится дифференциация живой природы на роды и виды, понятие организма как «внутренней цели», в которой отдельные части являются одновременно причиной и следствием, и понятие природы как целого, к которому относятся законы типа «природа не делает скачков» и т. д.) больше подходят к необходимой структуре, констатирующей предметы, и заложены в априорности «телеологической способности суждения». Кант, таким образом, расправляется с новыми разделами науки, возникшими в последней трети XVIII в. и существенно расширившими основу фактов, необходимых для философствования.

    Уже говорилось, что приятное, вызванное  эстетическим объектом, обусловлено  совокупностью познавательных сил, их «гармоническим настроением», или  «игрой». Приятное, которое вследствие этого ощущает воспринимающий субъект, не является, таким образом, простым ощущением, как, например, чувственное наслаждение, но выступает как «оживление» образности вместе с рассуждением, которое «разыгрывает» собственную «свободную активность».

    То, что при этом Кант имеет в виду, можно определить по его собственному анализу аллегорического значения некоторых божественных символов. Так, например, орел как атрибут Юпитера  или павлин как атрибут Юноны  «не представляет, так как это  бывает в случае логических атрибутов, то, что лежит в основе наших  понятий о возвышенном и величественном... но нечто иное, что дает толчок образотворчеству, чтобы оно распространилось на множество близких представлений...».

    Теперь  обратимся к вопросу, каким должен быть предмет, который приводит нашу мысль к эстетическому приятному. По Канту, «приятное не может выражать ничего иного, чем соразмерность объекта познающим способностям». Из этого вытекает, что приятное возникает вследствие некоей «оценки» того, является или не является объект соразмерным нашим познавательным способностям. Это «оценивание» не совершается, однако, путем рефлексии, но имеет форму желательного, приязненного состояния наших познавательных сил. Если это состояние наступает, предмет «оценивается» как «соразмерный», а если не наступает, то он «оценивается» как «несоразмерный».

    Тем самым мы подходим к характеристике предмета эстетического приятного. «Игра» познавательных сил, которую  вызывает предмет, характеризуется  как «целесообразное», а отсюда и  предмет называется целесообразным. Разумеется, это не объективная целесообразность, которая состоит в его полезности или в его совершенстве (по Канту, «внутренняя целесообразность»  предмета), но целесообразность, которая  состоит в том, что предмет  соразмерен нашим познавательным силам. Поэтому эстетический предмет нашей мысли понимается как целесообразный — это, однако, целесообразность «без определения, чем она должна быть» или «целесообразность без цели».

    Следующим важнейшим вопросом, который решается в эстетике Канта, является вопрос об обязательности эстетических суждений. Когда суждение о «приятном» имеет  характер обязательного утверждения  лишь для меня (это мне нравится), эстетическое суждение имеет общую  обязательность. В утверждении «этот  предмет прекрасен» содержится то, что он прекрасен для всех. Обязательность эстетической оценки является величайшим парадоксом, с которым мы сталкиваемся при анализе эстетического феномена. В тезисе, что эстетический предмет нам нравится «без интереса», речь идет о том, что эстетическое отношение простирается вне наших практических интересов. То, что эстетический предмет является «целесообразным без цели», можно понять из того, что Кант мыслит целесообразность как соразмерность нашим познавательным силам. Однако то, что эстетическое суждение должно иметь общую обязательность, представляется находящимся в противоречии с тезисом об «игре» образности и рассуждения, в которую нас вводит предмет эстетического интереса. «Игра» образности и рассуждения ведь не может у каждого протекать одинаково, она зависит от жизненного опыта, чувственного расположения и т. д. Этого Кант, естественно, не отрицает, но тем не менее он настаивает на том, что эстетические предметы приводят наши познавательные силы к оптимальной взаимной связи, отношению. Кант полагает дальше, что синтез «игры» образности и рассуждения, который совершается в эстетическом настроении, является благоприятным и познанию, однако это не познание на основе понятий, но познание на основе чувств. Таким образом, он приходит к следующим двум парадоксальным тезисам. Первый — об обязательности эстетического суждения и звучит так: «Прекрасное есть то, что нравится вообще без понятий». Другой утверждает, что «прекрасное есть то, что познается без понятий как предмет необходимой склонности».

    К дальнейшей спецификации ощущений, которые  в нас вызывают эстетические предметы, Кант приходит, анализируя «возвышенное». В эстетике XVIII в. различию между красотой и возвышенным придавалось гораздо большее значение, чем в наше время. Если мы называем вершины гор или бурный океан возвышенными, то, по Канту, речь идет об отдельном случае прекрасных предметов. В действительности-возвышенными не являются ни горы, ни океан, но они своей мощью возбуждают ощущение возвышенности. Нахождение приятного в прекрасных предметах и нахождение приятного в возвышенных предметах подобны, объяснение этих обоих восприятий аналогично. Различие же состоит лишь в том, что прекрасные предметы вызывают у нас чувство динамики жизни, в то время как величественные предметы внушают нам «заторможение жизненных сил», после которого, разумеется, следует и более сильное их «излияние».

    В дальнейшем решении проблем эстетических суждений Кант указывает на «вещь  в себе». Он подчеркивает, что эстетические суждения основаны на «неопределенной  идее сверхчувственного в нас», на осознании «сверхчувственного субстрата», который невыразим, но настолько определенен, что о нем можно говорить как о «глубоко скрытом и всем людям общем принципе единомыслия в оценке форм, в которых предметы им даются».

    Из  этого видно, что проблематика «вещей в себе» не исчерпывается «Критикой  чистого разума», что Кант вновь  возвращается к этой теме и заканчивает  ее в «Критике способности суждения»  более позитивным решением.

    Эстетика  Канта является примером формальной эстетической теории, в которой эстетическое приятное освещается без отношения  к познанию (лишь в последних исследованиях  Кант опять сближает эти области). Эстетика Канта имеет большое  значение. Позднейшая немецкая философия  реагирует на эстетику Канта теорией  истинности функции искусства, которая  была разработана Шеллингом и, в  частности, Гегелем. В этом случае, однако, искусство вновь подчинено понятийному  сознанию как низшая составная часть, ибо его коммуникабельная функция  является опосредованной (это есть «излучение» внечувственного значения реальности в чувственном восприятии).

  Аналитика прекрасного.

    Чтобы определить, прекрасно нечто или  нет, мы соотносим представление  не с объектом посредством рассудка ради познавания, а с субъектом и его чувством удовольствия или неудовольствия посредством воображения. Суждение вкуса, поэтому не есть познавательное суждение: стало быть, оно не логическое, а эстетическое суждение, под которым подразумевается то суждение, определяющее основание которого может быть только субъективным. Кант далее подчеркивает, что удовольствие, которое определяет эстетическое суждение вкуса, свободно от всякого интереса. Он пишет: "Каждый должен согласиться с тем, что то суждение о красоте, к которому примешивается малейший интерес, очень пристрастно и не есть чистое суждение вкуса. (В первом издании "Критики способности суждения" Канта, вышедшей на русском языке в 1798 году, слово "пристрастно" переведено как "партийно", поэтому смысл фразы звучит так: "...суждение о красоте, к которому примешивается малейший интерес, партийно"). Поэтому для того, чтобы быть судьей в вопросах вкуса, нельзя ни в малейшей степени быть заинтересованным в существовании вещи, в этом отношении надо быть совершенно безразличным. Всякая заинтересованность ведет не к эстетическому наслаждению, а к практическому удовольствию от приятной или хорошей вещи, далее Кант отмечает: "Через это ощущение оно возбуждает желание обладать такими предметами...". Суждение о предмете удовольствия может быть совершенно незаинтересованным и в то же время очень интересным, то есть, оно не основывается на интересе, но возбуждает интерес: таковы все чистые моральные суждения, но суждения вкуса сами по себе вовсе не обосновывают какого-либо интереса. Несмотря, однако, на все это различие между приятным и хорошим (первое то, что нравится внешним чувством в ощущении, второе то, что нравится посредством разума через одно лишь понятие) они сходятся в том, что всегда связаны с заинтересованностью в своем предмете.

    Суждение  вкуса, очищенное от утилитарности, является созерцательным суждением, то есть, будучи безразличным к существованию предмета, лишь связывает его свойства с чувством удовольствия и неудовольствия.

    Из  трех видов удовольствия, означающих, следовательно, три различных соотношения представлений с чувством удовольствия и неудовольствия, по отношению к которому мы отличаем друг от друга предметы или способы представления, первые два: приятное - то, что доставляет наслаждение, хорошее - то, что ценят, одобряют, является не эстетическими, так как в первом случае заинтересованы внешние чувства, во втором - заинтересован разум. И только третий вид удовольствия лишен всяческой заинтересованности - прекрасное - то, что только нравится и поэтому оно свободно, а, значит, и эстетическое. "Приятное и доброе ощущают и животные, лишенные разума, красоту - только люди". Кант выводит дефиницию прекрасного: "Вкус есть способность судить о предмете или о способности представления на основании удовольствия или неудовольствия, свободного от всякого интереса. Предмет такого удовольствия называется прекрасным".

    Из  этой дефиниции можно судить о  том, что суждение, свободное от всякого  интереса, содержит в себе основания удовольствия для каждого. В этом субъективном представлении о предмете субъект может предположить, что тот или иной предмет может или должен вызвать у другого индивида такое же суждение - удовольствие или неудовольствие, и "хотя оно только эстетическое суждение и содержит лишь в себе отношение представления о предмете к субъекту, оно сходно с логическим суждением о том, что можно предполагать его значимость для каждого", однако из понятий эта всеобщность также не может проистекать. Следовательно, суждению вкуса, полностью отрезанное от всякого интереса, должно быть присуще притязание на значимость для каждого, но без всеобщности, направленной на объекты, то есть, с ним должно быть связано притязание на субъективную всеобщность. Из трех видов удовольствия хорошее и приятное базируются на личных чувствах, поэтому субъект охотно соглашается с другими, несовпадающими с ним мнениями о данном предмете. Но в прекрасном субъект свои представления старается выдавать за всеобщие и отстаивает свою точку зрения в споре с собеседником, требуя от него тех же эстетических суждений, что и у него, но всеобщность удовольствия в суждении вкуса представляется только как субъективная. В суждении вкуса о предмете, представление об этом предмете может быть лишь душевным состоянием в свободной игре воображения и рассудка, предшествует чувство удовольствия от этого предмета и является основой этого удовольствия. "Прекрасно то, что всем нравится без (посредства) понятия".