Этические взгляды Эпикура

3. Философские принципы  и этические взгляды Эпикура

Эпикур утверждал практическую цель философии, ее этический смысл: «Пусты слова того философа, которыми не врачуется никакое страдание  человека. Как от медицины нет никакой  пользы, если она не изгоняет болезней из тела, так и от философии, если она не изгоняет болезней души» (цит. по 2, стр. 393). Подлинным гимном жизнеутверждения звучит его речь о ценности философии  как пути к достижению счастья: «Пусть никто в молодости не откладывает  занятия философией, а в старости не устает заниматься философией: ведь никто не бывает ни недозрелым, ни перезрелым для здоровья души. Кто говорит, что  еще не наступило или прошло время  для занятия философией, тот похож  на того, кто говорит, что для счастья  еще нет или уже нет времени. Поэтому и юноше, и старцу следует  заниматься философией: первому -- для  того, чтобы, старея быть молоду благами  вследствие благодарного воспоминания о прошедшем, а второму -- для того чтобы быть одновременно и молодым, и старым вследствие отсутствия страха перед будущим. Поэтому следует  размышлять о том, что создает  счастье, если действительно, когда  оно есть, у нас все есть, а  когда его нет, мы все делаем, чтобы  его иметь» (цит. по 3, стр. 354 -355).

Для Эпикура нет затруднения, которое  лишь формально преодолел Демокрит: как сочетать свободу воли с детерминизмом? Мир материален, тела - сцепление  атомов, душа состоит из наиболее тонких атомов, родственных огню. Все это  известно со времен Демокрита. Однако между учениями Эпикура и Демокрита  о бытии есть одно фундаментальное  отличие, на которое впервые указал К. Маркс в своей диссертации. Речь идет о теории отклонения атомов от пути своего движения, которое не учитывалось в фаталистичном учении Демокрита о природной необходимости. Самопроизвольное отклонение атомов - вот то, что в онтологии служит обоснованием случайности в природе, а в этике - причиной свободы воли. Эпикур не только устраняет божественное вмешательство в дела людей, последовательно продолжая мысли Демокрита, но и преодолевает фатализм необходимости в его учении. «Одни события происходят в силу необходимости, другие -- по случаю, а иные зависят от нас, так как необходимость не подлежит ответственности, а случай непостоянен... но то, что зависит от нас, не подчинено никакому господину, и за этим следует как порицание, так и противоположное ему» (цит. по 4, стр. 191).

Человек обладает свободой выбора, и  это не только не противоречит учению о материальности мира, его закономерностям, но, напротив, есть одно из проявлений этих закономерностей. Так разрешает  Эпикур важнейшую предпосылку для  построения системы этики.

Учение о благе Эпикур, подобно  Демокриту, начинает с рассмотрения проблемы удовольствия и страдания (тогда как, по Платону, она не имеет  отношения к морали, а, по Аристотелю, занимает подчиненное, более близкое  биологии и психологии, но не этике, место; поэтому-то Аристотель рассматривает  эту проблему совершенно независимо от критерия и источника нравственности).

«Начало и корень всякого блага -- это удовольствие чрева: даже мудрость и прочая культура имеют отношение  к нему» (цит. по 5, стр. 241), -- говорит  Эпикур, а его ученик и друг Метродор доводит эту мысль до парадоксальной формы: «В чреве -- вот в чем разум, согласующийся с природой, находит  свой истинный предмет» (цит. по 4, стр. 191). Этим положением Эпикур подчеркивает, что начало потребностей человека -- материально, в этом нет ничего постыдного, ибо здесь обнаруживается естественная необходимость. «Не считай нисколько  не согласным с учением о природе (т.е. неестественным) то, что когда  кричит плоть, кричит душа. Голос плоти: не голодать, не жаждать, не зябнуть. Душе трудно помешать этому и опасно не внимать природе, повелевшей ей вследствие присущего ей ежедневного довольствия  своим» (цит. по 5, стр. 244).

Более того, Эпикур сам, словно отвечая  будущим критикам, опровергает вульгарно-материалистическое толкование стремления к удовольствиям. Он различает желания (потребности) по степени их необходимости: «Желания бывают: одни -- естественные и необходимые, другие -- естественные, но не необходимые, третьи -- не естественные и не необходимые, но происходящие от пустых мнений» (цит. по 3, стр. 216). Правило Эпикура - удовлетворять  естественные и необходимые потребности (в пище, питье, жилище), умеренно пользоваться естественными, но не являющимися необходимыми потребностями (например, половой потребностью) и самым решительным образом  преодолевать потребности вздорные (вроде желания воздвигать себе при  жизни статуи, равно и другие стремления к почестям).

Очевидно, что такой подход к  удовольствиям весьма далек от вульгарного  понимания эпикурейства как плотского  наслаждения жизнью, «свинства» и  иных утверждений его противников. Например, мыслитель постоянно подчеркивает похвальную умеренность, умение довольствоваться необходимым: «Я ликую от радости  телесной, питаясь хлебом и водою, и плюю на дорогие удовольствия, -- не из-за них самих, а из-за неприятных последствий их» (цит. по 4, стр. 192). Главным  для Эпикура является спокойствие  духа, поэтому в одном из писем  он советует своему другу: «Лучше тебе не тревожиться, лежа на соломе, чем  быть в тревоге, имея золотое ложе и дорогой стол!» (цит. по 1, стр. 500).

Человек естественно, но природе своей  стремится к удовольствиям и  старается избежать страдания. Казалось бы, проблема счастливой жизни, по Эпикуру, разрешается самим этим стремлением. Это кажется тем более справедливым, что сам философ постоянно  подчеркивает естественные основы морали, вновь и вновь возвращаясь  к исходному положению о первичности  стремления к удовольствию и отвращения от страдания. «Мы говорим, что удовольствие есть начало и цель счастливой жизни... мы знаем, что оно есть первое и  природное благо; если мы что-либо избираем или отталкиваем, то по причине удовольствия мы бежим ему навстречу, распознавая  всякое благо с помощью ощущений, как правило» (цит. по 4, стр. 193).Однако, если бы Эпикур говорил только это, его позиция, несмотря на скромность потребностей, в принципе не отличалась бы от гедонизма киренаиков, наиболее четко сформулированного Аристиппом: «Цель не то же, что счастье; действительно  цель есть частичное удовольствие минуты, тогда как счастье дается совокупностью  частичных удовольствий, к которым  привносят удовольствия прошлого и  будущего. Частичное удовольствие -- само по себе добродетель, счастье есть добродетель не само по себе, а через  составляющие его частичные удовольствия » (цит. по 4, стр. 193). Смысл этого рассуждения  состоит и том, что непосредственность, интенсивность удовольствии есть главные  его характеристики. Чтобы увидеть  коренное отличие точек зрения Эпикура  и Аристиппа, необходимо выяснить их позицию применительно к фактору  времени.

Аристипп учил: человек живет  лишь настоящим; для него нет ни прошлого (как уже протекшего времени), ни будущего (поскольку оно еще не наступило и может быть вообще не наступит для данного человека). Значит, смешно терпеть страдания  или откладывать сиюминутное  удовольствие ради будущего, ведь синица в руках лучше журавля в  небе. Если же удовольствие не имеет  временного масштаба, то остается лишь его интенсивность. Чувственные  наслаждения в этой схеме естественно  займут первое место, а те из них, которые  более доступны и наиболее сильны, и есть самые желанные, ибо счастье - сумма сиюминутных удовольствий.

Эпикур, полемизируя с киренаиками, в рассуждение об удовольствиях  включает как необходимую и временную  характеристику. При выборе удовольствий и избежании страданий всегда нужно иметь в виду не только настоящее, но и будущее, т.е. последствия удовлетворенных  сегодня желаний, перспективу получения  большего удовольствия. Более того, выбор должен диктоваться не только настоящим и будущим, но и прошлым, т.е. накопленным опытом. «Лучше вытерпеть... некоторые страдания, чтобы насладиться  большими удовольствиями; полезно воздержаться от... некоторых удовольствий, чтобы  не терпеть более тяжких страданий» (цит. по 3, стр. 233). Подобное же предвидение, соединенное с суждением о  разнокачественности удовольствий, приводит к необходимости определить критерий выбора, стоящий над простым  чувственным стремлением. «Правда, мы разумеем отнюдь не наслаждения  распутства, или чувственности, как  полагают те, кто не знает, не разделяет  или плохо понимает наше учение, - нет, мы разумеем свободу от страданий  тела и от смятения души» (цит. по 1, стр. 502).

Различие отношения к будущему у Аристиппа и Эпикура приводит мыслителей к различному мироощущению. Это важно отметить, так как  в литературе часто смешивают  гедонизм и эпикуреизм, полагая, что  их значения очень близки и характеризуются  оптимистическим, жизнерадостным отношением к бытию. Однако философия гедонизма  есть «пессимизм наизнанку», есть психология «пира во время чумы», так как  погоня за немедленными, сиюминутными удовольствиями проистекает из неверия  в будущее. Это - позиция гибнущих сословий и классов, в которой  нет ни грамма оптимизма и, тем  более, - демократизма. С наибольшей лаконичностью она выражена в  печально знаменитой фразе Людовика XV, произнесенной много веков спустя: «После меня -- хоть потоп» (цит. по 4, стр. 194).

Напротив, установка Эпикура пронизана  оптимизмом, искренней убежденностью  в том, что завтрашний день будет  лучше. «Природа учит считать ничтожным  то, что дается случаем, и, находясь в счастье, признавать себя несчастным, а находясь в несчастье, не придавать  большого значения счастью и принимать  без шума [спокойно] блага, которые  даются случаем, и быть готовым к  бою с кажущимся злом, которое  дается им: ведь бренно все, что толпа  считает благом и злом, а мудрость не имеет ничего общего со случаем» (цит. по 3, стр. 235). Только с этих позиций  возможно предпочесть как более  высокие духовные наслаждения, не презирая наслаждений физических, но отводя им подчиненное положение. «Не следует  насиловать природу, следует повиноваться ей, а мы будем повиноваться ей, необходимые  желания исполняя, а также естественные, если они не вредят, а вредные  сурово подавляя» (цит. по 3, стр. 220).

4. Нравственный идеал Эпикура

Нравственным идеалом у Эпикура  является жизнь мудреца, философа, который  не презрел земные блага, а, напротив, живет в согласии с природой и, следовательно, лучше всего соблюдает  цель жизни, назначенную природой. Только такая жизнь рождает гармонию человеческого существования. В  противном же случае, «если ты по всякому поводу не будешь приурочивать действий своих к цели природы, если ты отвернешься от этой цели, чтобы  искать и избегать чего-нибудь другого, действия твои будут в разладе  с мыслью» (цит. по 4, стр. 199). Именно в  согласии с природой, освободившись  от предрассудков и ложных мнений, сообразуя свои потребности с  тем, что природно необходимо, мудрец достигает высшего удовольствия в деятельности мысли и внутренней свободы.

Мудрец блажен не потому, что подобен  богам, а потому, что он наиболее глубоко познал законы природы и  живет в соответствии с ними. Он знает меру своих сил и разумно  пользуется ими. Он освободил себя от ложных мнений и стремлений и потому спокоен, безмятежен и устремлен  к познанию истины. Ему известно, что счастье заключается в  достижении наиболее прочного и длительного  наслаждения, источником которого могут  быть только духовные блага -- дружба и  знание. «Блажен тот, кто удаляется  от мира без ненависти, прижимает  к груди друга и наслаждается с ним» (цит. по 5, стр. 200).

Эпикурейский идеальный человек (мудрец) отличается от мудреца в  изображении стоиков и скептиков. В отличие от скептика эпикуреец  имеет прочные и продуманные  убеждения. В отличие от стоика эпикуреец  не бесстрастен. Ему ведомы страсти (хотя он никогда не влюбится, ибо  любовь порабощает). В отличие от киника эпикуреец не будет демонстративно нищенствовать и презирать дружбу, напротив, эпикуреец никогда не покинет  друга в беде, а если надо, то он и умрет за него. Эпикуреец никогда  не будет наказывать рабов. Никогда  не станет тираном. Эпикуреец, далее, не раболепствует перед судьбой (как  это делает стоик): он понимает, что  в жизни одно действительно неизбежно, но другое случайно, а третье зависит  и от нас самих, от нашей воли. Эпикуреец не фаталист. Он свободен и способен на самостоятельные, самопроизвольные поступки, будучи подобен в этом отношении атомам с их самопроизвольностью.

Подобно Демокриту и Аристотелю, Эпикур выше всего в людских отношениях ценит дружбу, основанную на равенстве  и единомыслии. Отмечая в дружбе утилитарный момент («всякая дружба желанна ради себя самой, а начало она берет от пользы» (цит. по 2, стр. 393)), он отнюдь не сводит ее к выгоде. Бескорыстная дружба всегда связана  с готовностью оказать поддержку: «Мы не столько имеем надобность [в помощи] от друзей, сколько в уверенности относительно помощи» (цит. по 3, стр. 220). Мудрость и дружба неразрывно связаны, ибо истинная дружба порождается мудростью. «Благородный человек всего более занят мудростью и дружбой, одна из них есть, благо смертное, другая -- бессмертное» (цит. по 3, стр. 224), ибо память о нем сохраняется друзьями.

Занятия философией, как и дружба, способствуют достижению безмятежности  души (атараксии). Причем философия  у Эпикура всегда обладает практической направленностью: она исцеляет от душевных страданий и ей не мешает тесная связь с жизнью: «Следует смеяться и философствовать и в то же время заниматься хозяйством и пользоваться всеми остальными способностями  и никогда не переставать изрекать глаголы истинной философии» (цит. по 5, стр. 114).

Эпикур сплотил вокруг себя единомышленников: «сад Эпикура» представлял собой  совершенно исключительное явление. По свидетельству античных авторов, все  члены эпикурейской общины были связаны  между собой узами теснейшей  дружбы и взаимной симпатии. Сам  Эпикур нежно любил своих учеников, проявляя о них и их детях постоянную заботу (например, почти восемь лет  он оказывал помощь детям Метродора, который умер раньше него). Особенностью общины эпикурейцев было то, что  в нее на равных правах входили  женщины и рабы. В отличие от всех предшественников и современников, которые полагали, что раб находится  вне морали, Эпикур не разделял эту  точку зрения. Впервые идея, высказанная  младшими софистами, получила практическое воплощение в эпикурейской общине. Все же это не помешало Эпикуру  в теории оставаться идеологом рабовладельческой  демократии: свое учение о морали он обращает к свободным гражданам.

Ученикам и последователям Эпикур преподал урок редкой нравственной цельности  и душевного мужества. Его оптимизм, умение радоваться жизни и заботиться о других, выражены в предсмертном письме Гермарху: «Гермарху от Эпикура  привет! Когда я писал тебе это, я переживал счастливый день, который  вместе и мой последний день. Меня преследовали такие муки, что ничего, кажется, нельзя было прибавить к  их силе. Но страданиям тела противопоставил  я радость духа, исходившую из воспоминания о моих изобретениях. Ты же, Гермарх, чтобы дать новое доказательство той привязанности, которую ты смолоду  питаешь ко мне и моей философии, имей попечение о детях Метродора» (цит. по 4, стр. 201).

Эпикур знает, что смерть -- это  распад тела на атомы. «Мы рождаемся  один раз, а дважды родиться нельзя, но мы должны уже целую вечность не быть» (цит. по 3, стр. 219). Нет бессмертия души, нет иной жизни, кроме земной, а к этой земной жизни он привязан, ибо, вопреки страданиям, он - жизнелюб. Мужество Эпикура это - нравственная стойкость мыслителя, свободного от предрассудков, убежденного в ценности для людей того, что он сделал.

Эпикур предложил людям «тетрафарком» - четверолекарствие, способное излечить человечество от болезненного страха и указать путь к счастливой жизни: «Бог не внушает страха; смерть не внушает  опасения; благо легко достижимо; зло легко претерпеваемо» (цит. по 2, стр. 393).