Концепция гуманизма и проблема отчуждения в учении К. Маркса

Такое «тотализирующее» понимание  человека тесно сопряжено с одной  из существенных идей Маркса – с идеей радикальной историчности не только социального бытия, но и самой человеческой сущности. В «Нищете философии» он замечает: «…вся история есть не что иное, как беспрерывное изменение человеческой природы» ³.

Человек как человек может состояться только через свою связь с миром. Мир для Маркса – это выражение человеческой действительности ⁴ в той мере, в которой он созидает свою действительность, в которой человек сам только и становится человечным. Поэтому, абстрактно говоря, чтобы чувствовать себя человеком, он должен быть связан с миром (с другими людьми, животными, растениями, природой, с вещами, с самим собой) в свободной творческой деятельности, которая, кроме всего прочего, может доставлять и в норме доставляет человеку наслаждение. Такова нормальная форма личного и социального общения между субъективной и объективной сторонами человеческого бытия-в-мире. Такая деятельность является, с точки зрения Маркса, собственно человеческой деятельностью, в отличие от не-свободной, жёстко запрограммированной жизнедеятельности животного. Но диалектика человеческой практики такова, что в определённых условиях она выступает в двух совершенно противоположных формах, которые можно назвать подлинной и неподлинной (или: неотчуждённой и отчуждённой).

Подлинность человеческого  праксиса означает, что между этими  двумя сторонами деятельности существует имманентное единство, согласие, когда, скажем, моя любовь в качестве внешнего действия по отношению к любимому человеку вызывает ответное чувство, котороея вбираю в себя. Но и любимый, отдавая  мне свою любовь, впитывает любовь, даваемую ему мной. Наши действия, выражаясь  гегелевским языком, светятся-друг-в-друге. Подлинность праксиса и общения отличается тем, что всякое «овнешнивание» (экстериоризация) всегда порождает адекватный обратный процесс, она как бы наделяет ответной деятельностью другого, а значит, «компенсирует» себя в этом обратном действии другого, которое субъект («Я») принимает (делает имманентным) в структуру своего собственного существа.

Деятельность двух индивидов  оказывается сбалансированной взаимностью  «отсвоения» и «присвоения», «овнешнивания» и «овнутривания». Она составляет не разорванную субстанцию, а тотальность, которая в приведённом случае называется любовью. Такую – подлинно человеческую, соответствующую понятию человека – форму праксиса Маркс называет самодеятельностью [Selbstbetatigung].

Если человеческая деятельность реализуется как деятельность внутренне  и внешне свободная, то связь человека с миром переживается как наслаждение, удовольствие [Genub], которое Маркс понимает, по крайней мере, в двух аспектах.

Во-первых, он говорит о субъективном наслаждении, в котором человек наслаждается чувственным освоением (утверждением – Bejahung) предмета, например, непосредственно потребляя его в виде пищи, питья, обрабатывая его своим физическим и духовным трудом ⁵. Но уже в этом простом чувственном наслаждении человеческое существо воспринимает предмет не как животное, а именно как человек: чтобы наслаждаться музыкой, надо быть музыкально образованным человеком, чтобы наслаждаться пищей, надо быть гурманом-знатоком. (Для голодного существа важна пища как таковая, практически любая, поэтому бедность, нищета для Маркса заведомо бесчеловечна.)

Во-вторых, Маркс говорит  о субъект-объектном наслаждении, которое возможно только в условиях отсутствия отчуждения. Эта форма  наслаждения фундаментальна, ибо  она схватывает, содержит в себе не просто ситуацию индивидуальной чувственной  человечности, а ситуацию социальной человечности. Маркс пишет: «поскольку человек человечен, а следовательно и его ощущение и т. д. человечно, постольку утверждение данного предмета другими людьми есть также и его собственное наслаждение» ⁶. Речь здесь идёт о том, что я наслаждаюсь тем, что другой наслаждается процессом и результатом своих действий. Мне доставляет удовольствие созерцание наслаждения другого: повар наслаждается тем, что приготовленная им пища доставляет наслаждение другим, музыкант испытывает радость от того, что его музыка вызывает эстетическое наслаждение у слушателей, рабочий испытывает наслаждение потому, что кто-то наслаждается использованием вещи, которую сделал он. Подобные отношения были характерны для первобытных людей, живших в эпоху палеолита, в виде традиции безвозмездного дарения. То же самое можно наблюдать и у детей: ребёнок, сделавший из пластилина фигурку, даёт её другому ребёнку, и радуется, наблюдая, как тот наслаждается подарком.

Такое единство субъекта и  объекта в практической деятельности заложено в сущности человека, и  оно реализуется, когда субъективные и объективные условия практики не противоречат друг другу. Но в конкретно-исторических условиях существования человека подлинная  деятельность (праксис) фактически никогда  не осуществлялась в своей тотальности, а если она и имеет место, то только для весьма ограниченного  круга людей (как правило, из числа  экономически господствующего класса, ибо они освобождены от необходимости  превращать свою деятельность в простое  средство для выживания).

Неподлинное (т. е. не соответствующее его природе) осуществление праксиса связано с противоречием между процессами экстеоризации и интериоризации. Дисбаланс обнаруживает себя в таких формах, как безответность (например, в отношениях любви), неэквивалентность (в процессах эксплуатации), утрата (в процессах отчуждения), превращение (например, в виде перверсивных форм сознания, товарном фетишизме, видимости, идеологии, иллюзорности, – феноменах, описанных Марксом). Все они, как правило, являются формами проявления бесчеловечности.

Фундаментальной основой  неподлинности человеческого бытия, с точки зрения Маркса, является отчуждение, которое особенно подробно рассмотрено им в ходе анализа феномена частной собственности на средства производства. Здесь не место обсуждать эти вопросы, но хотелось бы указать на связь между марксовым пониманием предметности и отчуждением. Если предметный мир, по Марксу, есть внешнее воплощение и обнаружение человека, то в условиях частной собственности этот предметный мир, созидаясь человеком, начинает не просто существовать вне рабочего в качестве некоторой предметности, но и начинает противостоять рабочему, становится для него чуждым, враждебным. С другой стороны, в предмете отчуждается не только вещность предмета, не только природа, данная в его (продукта) субстанциональности, но и человеческая субъективность, вложенная в него в процессе труда. Между субъектом и объектом вклинивается враждебное «общение» и возникает страдание, утрата человеком самого себя, т. е. возникает ситуация бесчеловечности: человеческому существу становится трудно или мучительно осуществлять свою деятельность, т. е. реализовывать свой человеческий способ бытия, ибо эта реализация оказывается бесчеловечной.

Социально-экономическое  отчуждение – это фундамент, на основе которого разворачиваются другие его формы. Вместе с предметом от рабочего отчуждается и природа, являющаяся неорганическим телом человека и материальным субстратом предметного мира, производимого рабочим. Как пишет Маркс «мы рассмотрели… отношение рабочего к продукту труда, как к предмету чуждому и над ним властвующему. Это отношение есть вместе с тем отношение к чувственному внешнему миру, к предметам природы, как к миру чуждому, ему враждебно противостоящему» ⁷.

Отчуждение предмета и  предметной деятельности связано с  частной собственностью, определяющей все социальные структуры и отношения (а не только структуры экономического порядка). Она задаёт способы отношения к вещам в процессе совместной предметной деятельности, способы отношений между людьми. Структуры предметного отчуждения с необходимостью порождают отчуждение социальное, которое выражается в классовой, внутриклассовой и межличностной вражде. Отношения капиталистической конкуренции пропитывают всё тело буржуазного общества. Конкурируют не только капиталисты, не только рабочие, но и ученики в школе, дети во дворе. Социальный мир поляризуется в классовом отношении, по уровню доходов и т. д. Вражда постепенно проникает во все межличностные отношения. Возникает не просто классово-экономическое отчуждение, но и межчеловеческое отчуждение – состояние «войны всех против всех».

Люди больше не доверяют друг другу, замыкаются в узком кругу  «своих» и тем самым в ткани  человеческой социальности образуются разрывы. Буржуазный мир атомизируется  в эгоизм, тяготеет быть тотальным. Атомизация социального мира общественных отношений достигает своего пика, с точки зрения Маркса, в деньгах. В силу того, что человеческое есть одновременно и социальное, данное в предметной и духовной связи индивидов, то разрывы этих связей Маркс называет бесчеловечностью [Unmenschlichkeit].

И, наконец, все эти формы  отчуждения завершаются в отчуждении экзистенциальном, т. е. затрагивающем глубинные жизненные смыслы человека. Человек самоотчуждается, становится чужим, враждебным самому себе. Индивид чувствует себя товаром, мёртвой вещью; в этом унижении, обесценивании, в самоутрате доминирует животное, нечеловеческое.

В своём «идеальном» виде практика, чтобы быть человеческой и человечной, должна быть свободной и доставлять человеку наслаждение [Genub]. В условиях отчуждения, когда у трудящихся нет подлинного самообладания и свободного времени, их труд из средства к достижению духовности превращается в самоцель и в итоге человеческое существо ограничивает себя сугубо животными потребностями. Человек «в своём труде не утверждает себя, а отрицает, чувствует себя не счастливым, а несчастным, не развивает свободно свою физическую и духовную энергию, а изнуряет свою физическую природу и разрушает свои духовные силы. Поэтому рабочий только вне труда чувствует себя самим собой, а в процессе труда он чувствует себя оторванным от самого себя. У себя он тогда, когда он не работает; а когда он работает, он уже не у себя. В силу этого труд его не добровольный, а вынужденный; это – принудительный труд. Это не удовлетворение потребности в труде, а только средство для удовлетворения всяких других потребностей, но не потребности в труде. Отчуждённость труда ясно сказывается в том, что, как только прекращается физическое или иное принуждение к труду, от труда бегут, как от чумы» ⁸. И далее: «Подобным же образом отчуждённый труд, принижая самодеятельность, свободную деятельность до степени простого средства, тем самым превращает родовую жизнь человека в средство для поддержания его физического существования. Присущее человеку сознание его родовой сущности видоизменяется, стало быть, вследствие отчуждения так, что родовая жизнь становится для него средством» ⁹.

Вышеизложенное не позволяет  рассматривать Маркса в качестве проповедника вульгарного или экономического материализма. Важно подчеркнуть, что радость, удовольствие, о которых говорит Маркс, внутренне присущи подлинно человеческой деятельности. Они не что-то внешнее, детерминированное, скажем, владением (обладанием), высоким уровнем заработной платы, вульгарным наслаждением, пьянством, брюхонабивательством или сексом. Во всех этих случаях «радость от деятельности» – это извращённая, искалеченная, неподлинная радость, ибо деятельность в таком случае оказывается средством для чего-то другого, чего-то внешнего. Только сам процесс совершения деятельности по творчеству нового бытия и воплощению человеческого смысла может доставлять подлинное удовольствие и удовлетворение.

Речь у Маркса не идёт и о патологических наслаждениях, которые испытывает, скажем, маньяк или серийный убийца.

Человеческое существо становится человеком только в человеческом обществе, в котором он обнаруживает себя в процессе своей жизнедеятельности. Человек, как губка, активно впитывает  в себя отношения с окружающим миром. Каковы эти отношения – таков и человек. Человечность в марксовом смысле характеризуется отсутствием противоречия между сторонами общения, т. е. высоким качеством социальной сплочённости и межличностного доверия. Они начинают характеризоваться взаимной открытостью, в отличие от страха и закрытости неподлинных отношений, когда превалируют отчуждённость и эгоизм. Общество эгоистов состоит из эгоистов-атомов. Недоверие конституирует распад собственно социальных структур, что означает распад самого общества. А коль скоро человек как человек оказывается возможным только в обществе, то снижение уровня внутригрупповой сплочённости и распад социальных связей означает распад и невозможность человека как человека.

Таким образом, торжество человечности в философии Карла Маркса мы можем определить как такую ситуацию, в которой люди способны свободно (объективно и субъективно) реализовывать свои замыслы в практической деятельности и при этом получать удовольствие от самого акта этой практической самореализации себя в мире, наслаждаясь предметностью субъективно при её непосредственном утверждении, и объективно – когда наслаждаются другие. Создание условий, при которых люди могут свободно наслаждаться своей собственной деятельностью, и означает возникновение гуманизма как атмосферы свободного и творческого общения преодолевающих отчуждение людей. Создание условий для самореализации – это и есть социальный, практический гуманизм. При своём осуществлении он совершенно не затрагивает национальные культурные специфики, а лишь способствует постепенному снятию различных форм бесчеловечности. А радость от свободной жизнедеятельности одинаково переживается и российским кузнецом, и вьетнамским крестьянином, выращивающим рис. Гуманизм тем самым оказывается универсалией здоровой общечеловеческой культуры, поддерживающей высокое качество социального бытия и порядка.

Подведём итоги. Прежде всего, мы видим, что К. Маркс понимает человека весьма нетрадиционно, избегая сводить его определение к какому-то одному качеству: телесности, духовности, рациональности или социальности, хотя все они входят в определение человека. Думается, что марксова дефиниция человека как подлинности и нормы может быть сформулирована следующим образом: человек – это живое телесно-духовное существо, способом существования которого является общественная свободная и сознательная преобразующая деятельность. Она представляет собой природное конкретно-историческое единство его как субъекта и созидаемого им объективного (предметы, культура, общество, мир символов) бытия. Подлинной формой этого бытия является такая активность, в которой субъект неотчуждённым и позитивным образом связан с объектными условиями своего наличного присутствия в мире.