Контрольная работа по "Философии"

Содержание

1 Вопросы этики в философии  XX – нач. XXI в.

В XX веке этика все более активно обращается к осмыслению моральных проблем общения, приобретая коммуникативную направленность. В решении этих проблем, в выработке нравственных норм она опирается, прежде всего, на феноменологию Эдмунда Гуссерля (1859 — 1938), разработавшего учение об интерсубъективности, дающей возможность каждому Я удостовериться в существовании и опыте Другого. При этом существование Другого рассматривается как «альтер эго» — другое Я, которое теперь я могу постичь, понять по закону аналогии. В свою очередь, Другой во мне самом получает значимость через мои воспоминания самого себя.

Большую роль в развитии коммуникативной этики сыграла сложившаяся на основе феноменологии герменевтика, которую один из ее основоположников Ганс-Георг Гадамер представляет как философию понимания. Понимание для Гадамера — способ существования познающего, действующего и оценивающего человека. Понимание устанавливается в процессе диалога, в котором происходит интеграция, «слияние горизонтов» — соединение прошлого и настоящего, превращение их в партнеров по коммуникации, объединенных, как Я с Ты. А это дает возможность для понимания любой культуры, допуская поливариантное и мультинациональное существование и общение культур.

Понимание в диалоге обеспечивает проявление терпимости и заинтересованного отношения всех участников коммуникации в интерпретации смысла. Причем в процессе интерпретации происходит не только понимание Другого, но и раскрытие самого себя.

Гадамер выделяет три составляющие части единого герменевтического процесса: применение, понимание и истолкование. Однако он не разводит их как самостоятельные процедуры, а утверждает их единство: понимание всегда является «истолковывающим», а истолкование — «понимающим»; в свою очередь, понимание возможно лишь в качестве «применения». Применение он считает главным, поскольку оно всегда есть применение текста (высказывания), подлежащего пониманию в той ситуации, в которой находится интерпретатор. Таким образом, понимание не только воспроизводит смысл (сказанного или написанного), но и открывает возможность создания новых смыслов, что всегда продуктивно. То есть в ходе общения происходит не только обмен мнениями, но и «применение» их в конкретной ситуации. Так понимание завершается применением.

В 1970-х годах широкий резонанс, приведший к так называемому «герменевтическому буму», вызвала полемика между Гадамером и другим выдающимся представителем современной герменевтики — социологом и философом Юргеном Хабермасом (р. 1929), явившимся основоположником теории коммуникативного действия. Хабермас применяет герменевтику прежде всего как инструмент критики современного уродливого «ложного сознания» и «извращенных форм коммуникации», противопоставляя им свою «теорию коммуникативного действия», ведущую, по его мнению, к «правильному пониманию» — себя и Другого.

В основе его теории лежит анализ двух типов поведения — стратегического и коммуникативного. Цель стратегического поведения — не в достижении взаимопонимания, а в «преследовании интереса», что ведет к сознательному либо бессознательному обману партнера. В первом случае складывается система манипулирования, во втором — систематически извращаемая коммуникация. Но в обоих случаях последствия для общества, культуры и личности — роковые. В сфере социальной, считает Хабермас, формируется отчуждение, утрачивается коллективная идентификация; в сфере культуры происходит утрата смыслов, потеря ориентаций; в сфере личности — нарушение мотивационных комплексов, потеря связи с традицией. В случае же поведения, ориентированного на коммуникацию, складывается упорядоченная нормативная среда, устойчивые межличностные отношения, богатые личностные структуры, способные к самоосуществлению.

Хабермас рассматривает коммуникацию в качестве базового социального процесса, как основу повседневной практики частных жизненных миров. Процессы коммуникативной рационализации он расценивает как структурирующие, организующие социум. Именно они (а не производственные отношения) лежат, по мнению Хабермаса, в основе современного гражданского общества, социального и межличностного общения.

Конец XX века и начало нового тысячелетия в европейской этике характеризуется двумя новыми тенденциями: переходом к прикладной этике и переосмыслением предмета этики в контексте постмодернизма.

Прикладная этика вырабатывает сегодня практические рекомендации по решению моральных проблем в конкретных ситуациях и определенных сферах человеческой жизнедеятельности. Она функционирует в виде самостоятельных частных этик (этика бизнеса, политическая этика, этика интимных отношений, профессиональные этики), что дает зачастую повод выносить ее за рамки этики вообще. Однако характер аргументации этико-прикладных исследований, их связь с теоретическими проблемами общей и нормативной этики позволяет утверждать, что прикладная этика является важной стадией исторического развития самой морали и что ее можно интерпретировать как этическое теоретизирование «особого рода» — «теоретизирование в терминах жизни» (А. Гусейнов).

Особую актуальность приобрели в конце столетия направления, которые, в противоположность рассмотренным выше модернистским течениям, можно объединить под названием постмодернизма.

Вся духовная культура человечества рассматривается постмодернизмом как совокупность художественно-эстетических текстов, не имеющих объективного содержания. Смыслы текстов равноценны, язык полифоничен, их научный рационализм является не познанием истины, а средством художественной выразительности. Поэтому претензии рационализма на особую власть, какое-либо исключительное положение совершенно аморальны, ибо ведут человечество в тупик.

Этика постмодернизма ставит задачу «деконструкции левоцентризма» и связанного с ним положительного имиджа науки и техники, что так и не удалось в полной мере этике модернизма. При этом если модернизм на место научной логики ставил мироощущение отдельного индивида (экзистенциализм и др.), то постмодернизм вообще отказывается от всякой логики, даже субъективной.

Таким образом, постмодернистская философия с ее отказом от логоцентризма и деконструкцией классических и модернистских философских построений разрушает традиционный просветительско-нормативный имидж этики как этики абстрактных моральных принципов и всеобщих ценностей. Вместе с тем в отказе от логоцентризма прослеживается утверждающее начало: в русле свойственного постмодернизму пафоса единичности, открытости, ситуативности предполагается дальнейшее слияние этики с живым моральным опытом в отдельном индивидуальном проявлении, что может сделать ее плюралистичной, многоликой и личностной. Провозглашаемое постмодернизмом преодоление границы между «писателем» (автором), «читателем» и текстом, в ходе которого смысл сливается с пониманием, обретает высокую степень действенности именно применительно к морали, которая отныне не прилагается и не предлагается индивиду, а учреждается им самим, ибо нет морали, отдельной от человека и вознесенной над ним. В этой интерпретации постмодернизм выступает не как отказ от этики вообще, а как доведенная до предела антинормативная установка, благодаря которой как раз и появляется возможность превращения традиционной авторитарной этики в этику гуманистическую.

Анализируя новейшие тенденции современной духовной культуры, можно сделать вывод, что, по сравнению с этикой прошлого, ориентированной на «общественный интерес» (этика просветителей, Гегеля, Маркса), в современной этике все в большей степени усиливается личностное, индивидуалистическое начало и одновременно снижается уровень гражданственности. Вместе с тем — парадоксально, но именно в конце XX века более актуальным стало обращение к проблемам нравственного существования и гражданского статуса личности в обществе, ее правам и обязанностям по отношению к социуму и окружающей среде в целом — тенденция, которая, возможно, продолжится и в новом тысячелетии.

.Пробуждая  и культивируя интерес к «внутреннему  человеку», его индивидуальному  поведению, эпоха Ренессанса еще  не ставит вопрос о сущности, закономерностях и принципах моральной регуляции личности. Несмотря на это, этика Возрождения занимает значительное место в мировой духовной культуре. Ее достижения во многом предопределили успехи этических теорий последующего периода – Нового времени.

2 Эстетические аспекты воспроизводства человеческого потомства

Достигнутый к настоящему времени уровень развития генетики позволяет поставить вопрос об этическом обосновании вмешательства в биологические процессы, ответственные за воспроизводство потомства у человека. Наиболее важны здесь, причем не только для медиков, следующие проблемы:

— выявление носителей наследственных заболеваний;

— пренатальная диагностика и селективное проведение абортов;

— принципиально новые пути преодоления бесплодия, включая внешнее вмешательство в репродуктивные процессы организма.

Рассмотрим последовательно возникающие здесь морально-этические проблемы.

1) Возможность выявления носителей наследственных заболеваний и их пренатальная диагностика вызывает следующие вопросы:

— На какой основе (добровольной или принудительной) следует проводить обследование населения с целью выявления носителей наследственных заболеваний и пренатальную диагностику этих заболеваний (в особенности в семьях, где один из родителей будущего ребенка является носителем дефектного гена)?

— Оправдано ли с моральной точки зрения желание родителей — носителей наследственных заболеваний — иметь потомство? В какой мере этот вопрос зависит от природы наследственного заболевания?

— Выявление каких наследственных заболеваний плода позволяет (или прямо обязывает) родителей к проведению аборта?

— Допустимы ли аборты в случае, когда единственным основанием к их проведению является желание семьи иметь ребенка с заранее запланированным полом?

— В какой мере рассмотренные выше пути вмешательства в репродуктивные процессы могут повлиять на генетический фонд человечества? Будет ли это влияние «позитивным» или «негативным»? Каковы те критерии, которые должны быть положены в основу обсуждения этого вопроса?

2) Пренатальная диагностика, позволяющая выявить различные хромосомные заболевания (болезнь Дауна), заболевания, связанные с полом ребенка (гемофилия), врожденные дефекты метаболизма, анэнцефалию и другие, в случае генетического консультирования требует от врача придерживаться этически нейтральной позиции, а от будущих родителей — самим принимать решение по данным вопросам. Пренатальная диагностика морально оправдана, так как она позволяет «сомневающимся» родителям убедиться, что их ребенок здоров. Тем самым этот вид диагностики спасает жизней больше, чем отнимает.

Вместе с тем многие этические вопросы пренатальной диагностики остаются еще не решенными, в частности, вопрос о селективном проведении аборта в случае выявления у плода заболевания, которое поддается лекарственной терапии. Сложные этические проблемы возникают и в связи с тем, что далеко не всегда наличие хромосомных аномалий отрицательно сказывается на здоровье ребенка. Поэтому во всех сложных случаях право окончательного решения о проведении аборта следует предоставить родителям.

3) В последние годы к наиболее впечатляющим успехам биотехнологии относится внедрение в медицинскую практику новых методов преодоления бесплодия, позволяющих испытывать радость материнства все большему числу женщин. Широкое распространение получило оплодотворение вне организма яйцеклетки бесплодной, но способной к вынашиванию ребенка женщины спермой мужа (или другого мужчины) и последующая имплантация оплодотворенной яйцеклетки в ее матку. Во многих странах насчитываются уже тысячи детей, зачатых in vitro — в пробирке.

Вместе с тем эти гуманнейшие технологические возможности породили новые варианты их использования. Появился феномен так называемого «суррогатного материнства», сущность которого заключается в вынашивании ребенка, зачатого с целью последующей передачи его другим лицам.

Обычно женщина-носительница оплодотворяется спермой мужчины, жена которого не может (или не хочет) вынашивать ребенка. «Суррогатное материнство» получило широкое распространение в США, а затем и в других странах. Считается, что функции, выполняемые женщиной-донором, близки к функциям кормилицы. Мотивами, определяющими поведение таких женщин, обычно являются: желание улучшить свое материальное положение; удовольствие от самого процесса вынашивания ребенка; дополнительное внимание и забота, которой окружена женщина-носительница, радость от того, что она дала жизнь другому человеческому существу; искупление чувства вины в связи с абортами в прошлом и т.д.

Казалось бы, условия соглашения и обоюдной заинтересованности должны снимать все противоречия, однако проблемы этического и юридического характера возникают. Например, этично ли получать оплату за вынашивание ребенка (в некоторых штатах США оплата за вынашивание ребенка запрещена законом)? На каких основаниях следует строить взаимоотношения семьи, «принявшей» ребенка, и женщины-носительницы? Каковы права и обязанности женщины-носительницы в случае рождения неполноценного ребенка? Не станет ли распространение носительства началом рассмотрения человеческой жизни в качестве товара? Не возникнут ли в семье, «принявшей» ребенка, этические проблемы в связи с тем, что только отец является родителем в генетическом смысле этого слова?

О сложности разрешения этих проблем свидетельствует случай, произошедший в штате Нью-Джерси, где супружеские пары оспаривали друг у друга родительские права на маленькую девочку, которой средства массовой информации дали имя Беби М. Ее родила Мери Уайтхед в результате искусственного осеменения ее яйцеклетки спермой Уильяма Стрена. Супружеская пара Стренов, не имевшая детей, попросила Мери Уайтхед за определенную плату родить им ребенка и заключила с ней контракт на суррогатное материнство. Однако после появления девочки на свет мать категорически отказалась отдавать своего ребенка Стренам. Это обстоятельство и послужило причиной судебного разбирательства. Должен ли судья наделить родительскими правами супругов Стренов, как это было предусмотрено по контракту? Или же следует отдать предпочтение материнскому чувству и оставить ребенка Мери Уайтхед? А может быть, не стоит лишать Беби М. ни одного из родителей и предоставить ей возможность жить в обеих семьях попеременно? Судья вынес решение о передаче родительских прав на ребенка семье Стренов и лишил М. Уайтхед родительских прав. При этом Элизабет Стрен была наделена правами матери Беби М. Верховный суд штата Нью-Джерси своим решением сохранил права Стренов на опекунство ребенка, однако отклонил решение о наделении Э. Стрен материнскими правами и наделил М. Уайтхед правами матери-визитера. Суррогатный контракт был признан аморальным и недействительным, поскольку он противоречит законам и ведет к дискриминации прав женщин.