Контрольная работа по "Философии"

Сознание нельзя обнаружить с помощью  материальных средств. До сих пор  врачам, ученым не удавалось "увидеть", обнаружить само идеальное сознание, образы в мозгу другого человека. Видна только анатомия, но не сознание.

Интенциональность - направленность на предмет. Сознание не может быть беспредметным. Что-то всегда является предметом сознания.

Интенциональность сознания подразумевает  наличие:

• предмета сознания (что "видит" сознание);

• формы (как оно воспринимает предмет).

Основными формами сознания являются:

• восприятие;

• осмысление;

• оценка;

• воспоминание;

• фантазирование;

• жизненный опыт.

Предметом сознания, в свою очередь, являются:

• окружающий мир, его предметы, явления;

• особый, самостоятельный духовный мир, как связанный с высшим миром, так и не связанный.

Идеаторность сознания — способность творить и воспроизводить идеи — внутренняя самостоятельная работа, выходящая за рамки простого отражения.

Способность вырабатывать абстрактные идеи — коренное отличие сознания человека от сознания животных. Результатом данной способности явилась выработка системы кодирования передачи и распространения содержания сознания — языка.

Благодаря идеаторности стали возможными эволюция человечества и развитие, углубление самого сознания.

 

4. Расскажите о смене  научных картин мира.

 

  Смена научных картин мира сопровождалась коренным изменением нормативных структур исследования, а также философских оснований науки. Эти периоды правомерно рассматривать как глобальные революции, которые могут приводить к изменению типа научной рациональности. В истории естествознания можно обнаружить четыре таких революции. Первой из них была революция XVII в. ознаменовавшая собой становление классического естествознания. Его возникновение было неразрывно связано с формированием особой системы идеалов и норм исследования, в которых, с одной стороны, выражались установки классической науки, а с другой осуществлялось их конкретизация с учетом доминанты механики в системе научного знания данной эпохи. Через все классическое естествознание начиная с XVII в. проходит идея, согласно которой объективность и предметность научного знания достигается только тогда, когда их описания и объяснения исключается все, что относится к субъекту и процедурам его познавательной деятельности. Эти процедуры принимались как раз навсегда данные и неизменные. Идеалом было построение абсолютно истинной картины природы. Главное внимание уделялось поиску очевидных, наглядных, вытекающих из опыта онтологических принципов, на базе которых можно строить теории, объясняющие и предсказывающие опытные факты. В XVII-XVIII столетии эти идеалы и нормативы исследования сплавлялись с целым рядом конкретизирующих положений, которые выражали установки механического понимания природы. Объяснение истолковывалось как поиск механических причин и субстанций – носителей сил, которые детерминируют наблюдаемые явления. В понимание обоснования включалась идея редукции знания о природе к фундаментальным принципам и представлениям механики. В соответствии с этими установками строилась и развивалась механическая картина природы, которая выступала одновременно и как картина реальности, применительно к сфере физического знания, и как общенаучная картина мира.  Наконец, идеалы, нормы и онтологические принципы естествознания XVII-XVIII столетий опирались на специфическую систему философских оснований, в которых доминирующую роль играли идеи механицизма.   

 

5. Свобода как сущность  человека.

 

 Свобода – одно из основных, сложнейших философских категорий,  которая характеризует сущность  человека, состоящую в его способности  мыслить и действовать в соответствие  со своими намерениями, желаниями  и интересами, а не вследствие  какого-либо принуждения. Со времен античности до наших дней идея свободы была присуща практически всем развитым философским системам. Так что в определенном смысле философия – это учение о свободе.

  Необходимо отметить, что в  истории философской мысли существовали  различные подходы к определению свободы, путей и средств ее достижения. Так для большинства представителей античной философии – Сократа, Диогена, Эпикура и Сенеки – свобода является смыслом и целью человеческого существования. Для представителей средневековой схоластики – Ансельма Кентерберийского, Альберта Великого и Фомы Аквинского – свобода разума и поступков возможна только в рамках церковных догматов, а за их пределами свобода представляет собой ересь, тяжкий грех. В Новое время преобладающей стала точка зрения на свободу как на естественное состояние человека, путь к социальному равенству и справедливости (Томас Гоббс, Поль Анри Гольбах, Пьер Симон Лаплас). Большое внимание проблемы свободы уделяли и представители немецкой классической философии. Иммануил Кант, например, под свободой понимал интеллигибельную (т.е. недоступную чувственному познанию) сущность человека; для Иоганна Готлиба Фихте свобода – единственная абсолютная реальность; а Георг Вильгельм Фридрих Гегель понимал под свободой многоплановую реальность, которая во всех своих проявлениях есть форма объективации абсолютного духа.

  Значительный вклад в развитии  данной категории внесли также  Бенедикт Спиноза, Жан Жак Руссо,  Мари Франсуа Аруэ Вольтер,  Карл Маркс, Фридрих Энгельс  и многие другие философы и мыслители. Как видно, подходов к понятию «свобода» действительно много, и это еще раз доказывает, что свобода - необычайно сложный, многоаспектный феномен. Какой же из этих подходов мог бы стать стержневым при анализе категории «свобода»?

  По мнению многих исследователей, одной из наиболее разработанных концепций свободы является концепция марксизма. Чтобы лучше уяснить особенности марксистского понимания свободы в ее диалектическом взаимодействии с необходимостью, рассмотрим трактование свободы с позиций валюнтаризма и фатализма.

  Валюнтаризм т.е. воля –  это идеалистическое направление  в философии, рассматривающее  волю в качестве высшего принципа  бытия. Предпасылкой современного  валюнтаризма являются идеи Августина  и Иоанна Дунса Скотта о  преобладании воли над интеллектом, а также учения Канта и Фихте о примате практического разума. Как самостоятельное направление валюнтаризм был разработан Шопенгауэром, для которого воля – это лишь слепое, неразумное первоначало, диктующее свое начало человеку.

  В социально-политической практике валюнтаризм нашел выражение в деятельности, которая не основывается на объективных законах исторического развития, а руководствуется субъективными желаниями осуществляющих ее субъектов. Действовать в духе волюнтаризма – значит не считаться с исторической необходимостью, с законами природы и общества и выдавать свой произвол, свободу за высшую мудрость. Следовательно, волюнтаризм абсолютизирует свободу и отвергает необходимость в истории общества и жизнь отдельного человека. Примером валюнтаризма может являтся политическая практика – как из жизни нашей страны, так и других стран. Вспомнить хотя бы проводимую руководством маоистского Китая политику «большого скачка» (1958-1960) и «культурной революции» (1966-1976), принесшую много страданий китайскому народу.

  По мнению же сторонников  фатализма т.е. роковой, история  человечества и жизнь каждого  человека изначально предопределены  судьбой (мифология и обыденный  фатализм), Божественной волей (теология) или же неотвратимым стечением причинно-следственных связей внутри замкнутой каузальной системы (рационализм Гоббса, Спинозы). Таким образом, фатализм абсолютизирует предопределенность социальных процессов и отвергает свободу выбора. Данная позиция приводит к представлениям о безальтернативности  социальных процессов, а следовательно, невозможности что-либо изменить человеческими усилиями. Фатализм неизбежно приводит к смирению человека перед своей судьбой и тем самым обрекает людей на пассивность и покорность, на отказ от деятельности по совершенствованию общества. Из истории известно, что всплески фатализма в виде различных оккультных доктрин (астрологии, спиритуализма и т.д.) наблюдаются в кризисные и переходные периоды развития общества.

  Марксизм понимает свободу  в диалектическом взаимодействии с необходимостью. Он отвергает и волюнтаризм с его идеей произвольности человеческих поступков, и фатализм, рассматривающий их как предопределенные. Известно, что в повседневной жизни люди сталкиваются не с абстрактной необходимостью, а с ее конкретно-историческим воплощением в виде реально существующих условий. Социальных отношений, а также имеющихся средств  для достижения поставленной цели.

  Люди не в состоянии изменить  условия своей жизни, однако  они обладают известной свободой  воли в выборе целей и путей их достижения. Поскольку в каждый момент обычно существует не одна, а несколько реальных возможностей для действий. Кроме того, они в определенной мере свободны в выборе средств для достижения выбранных целей.  Свобода, следовательно, не абсолютна, а относительна и претворяется в жизнь путем выбора определенного плана действий. Чем четче люди осознают свои реальные возможности, чем больше средств для достижения поставленной цели они имеют, тем большей является свобода. В этом и состоит объективность свободы как феномена человеческой жизни.

  Отсюда следует,  что выбор  варианта деятельности сопряжен  с большой моральной и социальной  ответственностью за последствия  этого выбора. Поэтому подлинный  выбор отличается от произвола  тем, что он является результатом сложного синтеза объективных возможностей внешней действительности и субъективного богатства внутреннего мира человека, накопленного им социального опыта. В процессе выбора раскрывается подлинное содержание, духовное и нравственное богатство личности. Именно свободный выбор является испытанием на прочность таких компонентов личности, как совесть, достоинство, честь, ответственность и т.п.

  Свобода является фундаментальной  ценностью для человека, но она  должна иметь свои границы,  пределы, чтобы не стать произволом, насилием над другими людьми, т.е. не превратится в неволю. Таким образом, границами свободы являются интересы другого человека, социальных групп и общества в целом, а также природы как естественной основы существования общества.

  Свобода личности ограничивается интересами общества. Однако желания и интересы человека далеко не всегда совпадают с интересами общества. В данном случае личность под воздействием общественных законов принуждается к поступкам, не нарушающим интересов общества. При совпадении интересов личности и общества в состоянии свободы понятие «свобода» следует дополнить идеей урегулирования деятельности людей.

  Возрастание степени свободы  личности может служить критерием  общественного прогресса. Хорошо  известно, что на различных этапах истории человечества возможность свободного выбора личности была далеко не одинаковой. По мере развития общества, с каждой новой эпохой открывались новые возможности возрастания степени свободы личности. Это положение в современном обществоведении, как на Западе, так и на Востоке, стало общепризнанным. Поэтому сегодня основным критерием общественного прогресса является уровень гуманизации общества, положение в нем личности – уровень ее экономической, политической, социальной и духовной свободы. Каждая общественная формация или цивилизация прогрессивны настолько, насколько они расширяют круг прав и свобод личности, создают условия для ее самореализации. Однако не стоит забывать, что свобода может быть критерием общественного прогресса лишь в том случае, если ее рост происходит в разумных пределах. Если же она выходит за эти пределы, в обществе неизбежно начинается анархия, что с понятием свобода абсолютно несовместимо.

 

6. Игровая концепция  культуры Й. Хейзинги.

 

Игровая концепция культуры, сформулированная Й. Хейзинги, рассматривает игру как первооснову культуры, культура возникает в форме игры. Культура возникает и развертывается в игре, носит игровой характер. Это является исходной предпосылкой названной концепции. Игра, с точки зрения Й. Хейзинги, это всеобъемлющий способ человеческой деятельности, универсальная категория человеческого существования.

   Игра - это не манера жить, а структурная основа человеческих действий. А для того, чтобы игровое содержание культуры было культуросозидающим, оно должно оставаться чистым. Цель игры - в ней самой. Игра сама по себе, в самом начале, лежит вне сферы нравственных норм. Она не может быть не дурной не хорошей. Нравственный, так же как и безнравственный, поступок совершается по тем или иным правилам той или иной игры. В сущности, игра несовместима с насилием. Именно нравственные поступки свидетельствуют о должном соблюдении “правил игры”. Ведь нравственность есть не что иное, как укорененная в прошлом традиция. Безнравственность, с данной точки зрения, это намеренно избранное положение “вне игры”, то есть нечто абсурдное по определению. В этом случае, серьезное не является антонимом игры, ее противоположность — бескультурье и варварство.

  Говоря об игровом факторе, Й. Хейзинги убедительно показывает его чрезвычайную действенность и чрезвычайную плодотворность при возникновении всех крупных форм общественной жизни. Будучи её существенным импульсом, игровые состязания, более древние, чем сама культура, исстари наполняли жизнь и, подобно дрожжам, способствовали росту и развитию форм архаической культуры. Культ рос в священной игре. Поэзия родилась в игре и продолжала существовать в игровых формах. Музыка и танец были чистой игрою. Мудрость и знание обретали словесное выражение в освященных обычаем играх, проходивших как состязание. Право выделилось из игр, связанных с жизнью и отношениями людей. Улаживание споров оружием, условности жизни аристократии основывались на игровых формах. Поэтому вывод здесь может быть только один: культура, в её первоначальных фазах, играется. Она не произрастает из игры, как “живой плод, который освобождается из материнского тела, она развертывается в игре и как игра”

   Таким образом, подлинная культура не может существовать без игрового содержания, так как культура предполагает определенное самоограничение, определенную способность не воспринимать свои собственные устремления, как нечто предельное и наивысшее, но видеть себя отгороженной некоторыми добровольно приятыми границами.

Й. Хейзинга подчеркивает, что культура все еще хочет, чтобы её “играли” - по взаимному соглашению относительно определенных правил.

   Тяжело смотреть на все наши деяния с точки зрения игры. В глубочайших недрах человеческого существа что-то словно бы противится этому. Но и в драматическом сгущении важнейших моментов жизни человечества все происходящее не выходит за рамки парадигмы игры вообще.