Логика Аристотеля

 

 Согласно Аристотелю, можно  выделить три вида возможного. Это, во-первых, возможное в обычном смысле, т.е. то, что будучи одним, может перейти в другое. Во-вторых, существует возможное, которое на деле всегда существует только в качестве действительного. Так как оно действительно, то тем самым оно и возможно, но оно никогда не встречается как возможное, а лишь как действительное. В-третьих, существует возможное, которое вечно остается только возможным и никогда не переходит в действительность.

 

 

§2.2 Теория силлогизма.

 

  Главная и наиболее оригинальная часть логики Аристотеля - его теория силлогизма. В трактате “Первая аналитика”, где излагается аристотелевская теория силлогизма, сказано, что “силлогизма есть речь, в которой, если нечто предложено, то с необходимостью вытекает нечто отличное от положенного в силу того, что положенное есть”⁵. Силлогизм состоит из трех суждений, два из них посылки, а третье - заключение.

 

 Исследуя строение силлогизмов,  он все термины в них представляет  буквами, т.е. вводит в логику  переменные. Аристотель, говоря словами  Я.Лукасевича, “представил свою  теорию в буквенной форме stoiceia, для того, чтобы показать, что получаемое заключение получается не как следствие содержания посылок, а как следствие их формы и сочетания; буквы являются знаками общности и показывают, что такое заключение будет следовать всегда, какой бы термин мы не избрали.”⁶

 

 Из этого взгляда на переменные  вытекает весь характер логики  Аристотеля. Логика - это не есть  конкретное учение о конкретных  вещах или терминах. Логика - это  наука о законах силлогизмов,  выраженных в переменных.

 

 Силлогизм Аристотеля вовсе не является выводом типа: “Всякое В есть А; всякое С есть В ; следовательно, всякое С есть А.” Только в дальнейшем он был истолкован как вывод, а у самого Аристотеля силлогизм - импликация (логическая операция, образующая сложное высказывание посредством логической связки) типа:

 

 Если А присуще всякому  В и В присуще всякому С,

 то А присуще всякому С.

 Важное значение имеет то, что силлогизм-импликация Аристотеля  отличается от вывода традиционной  логики. Как импликация силлогизм  Аристотеля есть предложение и потому должно быть либо истинным, либо ложным. А традиционный силлогизм как вывод может быть правильным или неправильным, но не может быть истинным или ложным, так как он не предложение, а ряд предложений, не спаянных в форму единства.

 

 Форма силлогизм характеризуется  числом переменных, их расположением  и логическими константами. Две  из них “и” и “если” не  представляют специфических характеристик  аристотелевской логики и входят  как часть в более широкую  и более основную логическую  систему. Кроме них имеется еще четыре постоянных, характерных для логической системы Аристотеля. Это отношения между общими терминами: 1. “быть присущим всякому”, 2. ”не быть присущим ни одному”, 3. ” быть присущим некоторому”, 4. ”не быть присущим никому”.

 

 Аристотелевская логика предполагает  свое применение только к общим  терминам, например, “животное” или  “млекопитающее”. Но и эти  термины характеризуют не саму  его логическую систему, а лишь сферу ее применения.

 

 Анализируя формы силлогизма, Аристотель выделил три основных вида (три “фигуры”), в которые могут быть сведены все отдельные его “модусы” (свойство предмета, присущее ему лишь в некоторых состояниях). Принципом, на основе которого Аристотель разделил модусы силлогизма на фигуры, оказалось положение среднего термина в качестве субъекта или предиката посылок. ”Мы узнаем фигуру по положению среднего термина”⁷.

 

 Цель силлогизма - обосновать  отношение А к В. Для этого  необходимо найти нечто общее  как для А, так и для В.  Найти его возможно тремя способами:

 

1) утверждение А относительно С, а С относительно В;

 

2) утверждение С относительно их обоих;

 

3) утверждение А и В относительно С.

 

  “Отсюда очевидно, что всякий силлогизм строится по какой-нибудь из этих фигур”. В этой схеме А - предикат силлогистического заключения, В - его субъект, С - его средний термин. В первой фигуре средний термин - субъект по отношению к А (к “большому термину”) и предикат по отношению к В (к “меньшему термину”). Во второй фигуре средний термин - предикат, а в третьей - субъект по отношению к большему и меньшему терминам.

 

  Аристотель разделил все силлогизмы на “совершенные” и “несовершенные”. “Совершенные” - это, по сути, аксиомы силлогистики: не требующие доказательства и недоказуемые самоочевидные утверждения. “Несовершенные” силлогизмы лишены очевидности и доказываются. Недоказуемые непосредственные положения составляют фонд основных истин.

 

 

 

§2.3 Теория определения.

 

 В теории определения, разработанной  Аристотелем, раскрывается двоякая  точка зрения на определение  и определяемое.

 

 Согласно первой точке зрения  на определение, задача определения  в том, чтобы указать такие  свойства определяемой сущности, которые, не составляя самой  этой сущности как таковой,  все же следовали бы из нее.  Только при наличии определения  знанию не угрожает регресс в бесконечность, а доказательство получает необходимую для него точку отсчета. Но как возможно такое определение? Его доказательство не осуществимо. В самой задаче такого доказательства таилось бы противоречие. Оно обусловлено тем, что термины, связь которых в целях доказательства должна быть доказана и которые предполагаются как раздельные, в действительности не отделимые друг от друга, а составляющая предмет определения индивидуальная сущность разложена на термины лишь произвольно и сама по себе неделима. В случае определения таких индивидуальных сущностей эти сущности, правда, воспринимаются чувствами, но оказываются неделимыми и в возможности и в действительности.

 

 Согласно второй точке зрения  Аристотеля на определение неделимые  простые сущности имеют бытие  не только как сущности в  себе, но и как сущности для  нас. Простые сами по себе, они  делимы, так как составляют предмет  мысли нашего ума. Какой бы  простой не была мыслимая сущность, мы можем мыслить ее только при условии, если мыслим отношение ее к какой-то другой сущности. Поэтому невозможное в случае изолированной, неделимой индивидуальной сущности определение все же возможно при мышлении посредством отношений.

 

 Существует, по Аристотелю, глубокое  соответствие между понятым таким  образом бытием и определением  как условием доказательства  и средством познания бытия.

 

 Совмещение обеих указанных  точек зрения на определяемые  сущности указывает на черты  определения как элемента и условия достоверного знания.

 

 По Аристотелю, “материя” определяемого  не должна быть отделяема от  “формы” и, наоборот, “форма”  - от “материи”.

 

 Рассмотрим, например, определение  дома. Некоторые философы пытались  определить понятие о доме, указывая только на его “форму” или цель : дом - убежище для защиты от дурной погоды. Однако, некоторые физики определяют тоже понятие, указывая только на его материю: дом - нечто, сделанное из камней, кирпича. Напротив, определением, удовлетворяющим и требованиям философии, и требованиям физики будет определение: дом - убежище, построенное из таких-то материалов с целью защиты человека от дурной погоды. Это определение, не отделяя “форму” от “материи”, подчеркивает все значения “формы” как источника свойств, принадлежащих самой вещи. Такое определение будет причинным. “Во всех этих случаях, очевидно, что вопрос о том, что есть тождественен с вопросом о том, почему есть”. Так, согласно Аристотелю, определением понятия затмения Луны будет : “лишение Луны света вследствие расположения Земли между ней и Солнцем”⁸.

 

 В науке ценность причинных  определений обусловлена их ролью  в доказательстве. Задача определения  в том и состоит, что оно  дает причинное, необходимое объяснение, притом объяснение, касающееся сущности. Соответственно с этим, по Аристотелю, имеются доказательные определения. В них сущность - предмет непосредственного созерцания - доставляет уму предмет для рассуждения. Для этого в этой сущности различают часть, не подлежащую доказательству, а также часть доказуемую. “Наше искание направлено на материю, почему она будет нечто определенное. Например, почему данный материал образует дом? Потому что в нем находится суть бытия для дома. Таким образом, отыскивается причина для материи, и это - форма, в силу которой материя есть нечто определенное; а форма - это сущность”⁹.

 

 

§2.4 Учение о доказательстве.

 

 В проблеме доказательства  Аристотель различает знание  достоверное и вероятное. Началом  доказательства не может быть  ни правдоподобное, ни неправдоподобное  знание и умозаключение должно быть построено из необходимых посылок. “Началом не является правдоподобное или неправдоподобное, но первичное, принадлежащее к тому роду, о котором ведется доказательство”¹⁰.

 

 В теории доказательства  утверждается, что исходные начала доказательства - сущности, природа которых не доступна доказательству, но доказательство все же способно получать из сущностей свойства, вытекающие из их природы. Достигается это посредством деления. Для этого необходимо “брать все, относящееся к существу [вещи], и делением [все] расположить по порядку, постулируя первичное и ничего не оставляя без внимания. И это [приписываемое] необходимо [содержит определение], если все включается в деление и ничего не упускается”.

 

 Ценность, в глазах Аристотеля, этого способа получения свойств из сущностей представится еще большей, если учесть, что сущности, познание которых имеет в виду Аристотель, в большинстве не простые, а сложные.

 

 Задача доказательства - привести  к усмотрению, что некоторое свойство  принадлежит предмету или некий предикат принадлежит субъекту.

 

 Возможные виды силлогизмов  не исчерпываются его научной  формой. “...[Всякое] доказательство  есть некоторого рода силлогизм,  но не всякий силлогизм - доказательство”. И он выделяет в классе силлогизмов “риторические” и ”диалектические”, вполне корректные по логической связи между посылками и заключениями, но начала их - только вероятные положения, принятые на веру. А в трактате “Топика”¹¹Аристотель указывает как виды умозаключений силлогизмы “софистические” и “эвристические”. В этих силлогизмах, которые, по сути, есть лишь разновидности предшествующих, более обнажен всего лишь вероятный характер положений.

 

 Силлогизм, лишенный того, что  делает его доказательным, не  способен дать знания о необходимой  причинной связи. Для такого знания лучше, если причинная связь интерпретирована в понятиях содержания, например, “смертность принадлежит человеку”. Аристотель часто дает именно такую интерпретацию. Но еще важнее для него интерпретация причинной связи как включения. Это или включение частного в общее, или вида в род посредством выделения видового различия.

 

 И в посылках, и в заключении  речь идет о свойствах всеобщего,  и каждом случае иной оказывается  только степень общности. Аристотель  неоднократно и настойчиво разъясняет, что не может быть доказательства о единичном как таковом, о чувственно воспринимаемым как таковом, о переходящем как таковом. Доказательство возможно только о всеобщем и хотя бы постоянном. “Если бы общего не было, то не было бы и ... никакого доказательства”. А в “Метафизике” читаем: “... ясно, что для чувственных вещей ни определения, ни доказательства быть не может”. Уничтожающиеся вещи “перестают быть известными людям, обладающим знанием, когда выйдут из области чувственного восприятия ... ни определения, ни доказательства по отношению к этим вещам существовать уже не будет”.

 

 Во всех доказательствах,  выясняющих принадлежность некоторого  свойства, некоторой сущности, причина  - всеобщая.

 

 Исследование причинного отношения  Аристотель считает основной задачей научного знания : “рассмотрение причины, почему есть данная вещь, есть главное в знании”. Для Аристотеля “знать, что есть данная вещь и знать причину того, что она есть, -это одно и тоже”. Именно потому, что силлогизм первой фигуры больше, чем силлогизмы других видов способен обосновывать значение причинных отношений. Аристотель считал первую фигуру наиболее ценным видом умозаключения. “Среди фигур [силлогизма] первая является наиболее подходящей для [приобретения] научного знания, ибо по ней ведут доказательства и математические, как арифметика, геометрия, оптика, и, я сказал бы, все науки, рассматривающие причины, почему [что-нибудь] есть, ибо силлогизм о том, почему [что-нибудь] есть, получается или во всех, или во многих случаях, или больше всего именно по этой фигуре”¹².

 

 Это понятие о причине  делает ясной роль среднего  термина в умозаключении и  доказательстве. Средний термин  есть также понятие, общее двум  понятиям, отношение которых рассматривается  в силлогизме и доказательстве. Вместе с тем, средний термин выступает в доказательном рассуждении как причина: “Причина того, почему [нечто] есть не это или это, а [некоторая] сущность вообще, или [почему нечто есть] не вообще, но что-то из того, что присуще само по себе или случайно, - [причина всего этого] представляет собой средний термин”.

 

 Особенно ясно выступает  свойство среднего термина быть  причиной в достоверных доказательных  умозаключениях. Во всех таких  умозаключениях их достоверность  - не только достоверность какой-то  причины, а именно истинной причины.

 

 Очень характерно для Аристотеля, что единичные предметы, термины  которых выступают в умозаключении  доказательства, рассматриваются сами  по себе все же как универсальные.  “Ни одна посылка не берется  так, чтобы она [относилась  только] к тому числу, которые ты знаешь, или только к той прямолинейной [фигуре], которую ты знаешь, но [она] относится ко всякому [числу] или прямолинейной [фигуре]. Даже если для непосредственного созерцания фигура единична, то, сама по себе, она универсальна.

 

 Доказательство у Аристотеля  становится методом науки. Однако  Аристотель вводит в учение  важное ограничение. Связано это  с его убеждением в том, что  общность может существовать  только между подчиненными одно  другому понятиями. Каждая отдельная  наука имеет свой особый высший род, но переход от одного рода к другому невозможен. “Нельзя, следовательно, вести доказательство так, чтобы из одного рода переходить в другой ... нельзя геометрическое положение доказать при помощи арифметики”, “арифметическое доказательство всегда имеет дело с тем родом, относительно которого ведется это доказательство”; “[вообще] нельзя доказать посредством одной науки [положения] другой, за исключением тех [случаев], когда [науки] так относятся друг к другу, что одна подчинена другой, каково, например, отношении оптики к геометрии и гармонии к арифметике”.