Мартин Хайдеггер (1889 – 1976)

В ситуации паники, страха происходит искажение представлений о прошлом  и будущем, а именно: прошлое забывается, при построении моделей будущего включаются невозможные ситуации и  т. д.

Но могут быть и такие стрессовые ситуации, при которых время переживается как вообще нерасчлененная целостность, исчезают какие-либо представления  о модусах времени. Так в известном  романе К. Маккалоу "Поющие в терновнике" описывается ситуация безмерного счастья, которую переживал мужчина, встретивший  любимую женщину после длительной разлуки: "Время уже не отсчитывало  секунды, но хлынуло потоком, и захлестнуло  его, и потеряло смысл, осталась лишь глубина неведомого доныне измерения, более подлинная, чем подлинное  время" [10, с. 371].

Известный лингвист Б. Уорф показал, что  существует зависимость между способностью человека расчленять время на модусы (имеется в виду прошлое, настоящее  и будущее) и уровнем развития культуры [156, c. 148].

Не всякое, не любое представление  о времени соотносится с категорией причинности, а только такое представление, в котором выделяются его модусы: прошлое, настоящее, будущее. А. Эйнштейн писал в письме своему другу М. Бессо: "Для нас, убежденных физиков, различие между прошлым, настоящим  и будущим – не более чем  иллюзия, хотя и весьма навязчивая". И далее: “В случае несимметричного  поля особая природа пространственно- и времениподобной близости представляется мне ясной.

Если в некоторой точке рассмотреть  два противоположных времениподобных  направления, то можно, пожалуй, говорить, что одно из них устремлено в будущее, а другое – в прошлое. Но законы поля не отдают ни одному из этих двух направлений никакого предпочтения. Ситуация сходна с той, которая имеет  место в классической теории с  положительным и отрицательным  направлениями времени. Такое различие имеет смысл только из-за второго  закона термодинамики и основано таким образом, не на форме элементарных законов, а только на граничных условиях (вероятность или упорядоченность  в отрицательном направлении  времени возрастает)” [11, с. 50].

Проблему взаимосвязи модусов  времени принято называть проблемой  становления. Этому вопросу уделяется  внимание в ряде исследований, среди  которых особо следует отметить работу А. Грюнбаума "Философские  проблемы пространства и времени" [12]. Проблема становления обычно рассматривается  с привлечением понятий прошлого, будущего и “теперь”. М. Хайдеггер  же привлекает и такое понятие, как  “внутривременность”. Раскрывая структуру  этого понятия, он обращает внимание на содержание понятия “теперь”. Известно, что стоики соотносили представление  о том, что время “состоит”  из непрерывных “теперь” с таким  метафорическим образом времени, как  Хронос. М. Хайдеггер не противопоставляет  серию непрерывных “теперь” серии  “прошлое” или “будущее”. Элементы, частички ближайшего прошлого можно  характеризовать как “тогда”, а  “тогда” или “раньше” – все  равно что “теперь – уже  не”. Слова “потом” или “позже”  равнозначны выражению “теперь  – еще не”. В слове “теперь” удерживается как бы частичка более  раннего бытия во времени и  вместе с тем раскрывается горизонт для реализации тех или иных действий в ближайшем будущем. Приведем примеры: “После того, когда они сняли  пальто в гардеробе театра, отец сказал сыну, что теперь можно пойти  в зрительный зал.” Или: “После того когда гости сели за праздничный  стол, хозяин высказал мысль о том, что теперь тамада провозгласит тост”.

После анализа в совокупности “теперь”, “уже-не-теперь” и “еще-не-теперь”  М. Хайдеггер делает вывод о том, что “являющее себя в такой  актуализации есть время” [6, c. 421].

Анализ “внутривременности”, осуществленный М. Хайдеггером, можно было бы дополнить  и суждением о том, что в  скрытом виде в понятии “теперь”, строго говоря, схвачена не только последовательность событий, но и их синхрония, одновременность. Есть понятие “своевременность”. Что  это за “свое время”? – делу время, потехе час. Но дело не только в этом. Вернемся к примеру с тостом за праздничным столом. Время произнесения тоста – это особое время, у  него есть свой “локус”. Произносить  тост в коридоре, когда гости ещё  не вошли в комнату и не уселись  за столом, – это ошибка. Произносить  тост в самом конце пиршества  – тоже ошибка. Слово “теперь” можно  заменить словами “самая пора”, “вот сейчас подходящее время”. Здесь уместно  использовать термин “самореферентности”, событие как бы само “знает”, в  какой временной щели или нише ему следует быть осуществленным.

Сущность экзистенциально-аналитического исследования времени кратко сводится к следующему. В слово экзистенция  М. Хайдеггер вкладывает содержание возможности и проектирования, человек  всегда носит с собой “свой  проект”. Поэтому в структуре  времени в плане его модусов (настоящее, прошлое и будущее) фундаментальным  у М. Хайдеггера является будущее. В  видении себя на фоне грядущего состоит существенная черта экзистенциальности. Но поскольку М. Хайдеггер соотносит жизнедеятельность человека прежде всего с состоянием озабоченности, то у него устанавливается связь между представлением о будущем и заботой. Забота предвосхищает возможности, вырастает из прошлого и подразумевает будущее. Все три модуса времени – прошлое, настоящее, будущее – имеют значение “быть вне себя”. Поясним сказанное: будущее – это устремление; настоящее – это быть при вещах; прошлое – возвращение к факту и принятие ситуации. Все модусы времени М. Хайдеггер называет ЭКСТАТИЧНЫМИ как то, что бытует вне себя. Грядущее, ставшее и настоящее раскрывают темпоральность как чистый ЭКСТАТИКОН. Темпоральность – изначальная внеположенность в себе и для себя. Поэтому М. Хайдеггер называет феномены грядущего, ставшего и настоящего – экстазисной темпоральностью.

При этом о сущности прошлого и  настоящего М. Хайдеггер говорит  следующее. Прошлое отвергает пассивное  восприятие традиции, призывает довериться возможностям, предлагаемым живой традицией. Настоящее – есть мгновение, когда  человек, постигая неподлинность окружающего, отрицая его, решает наконец свою судьбу.

Существует неподлинное время  – это вещное время. Подлинная  экзистенция (страх) показывает незначительность всех человеческих проектов. Человек  живет, принимая дух своего времени  и народа, но всё же, будучи в мире, он и вне его, ибо пережил предвосхищающий  опыт смерти, раскрывшей Ничто человеческой экзистенции. При этом М. Хайдеггер  отмечает, что история и бытие  едины по своей онтологической структуре. Но нам важно подчеркнуть, что  это всего лишь одна из концепций  М. Хайдеггера, она разработана на базе экзистенциальной аналитики, с  которой сам М. Хайдеггер расстался  уже к 30-м годам XX века.

В работе “Кант и проблемы метафизики” (1929), М. Хайдеггер вновь возвращается к проблеме связи прошлого, настоящего и будущего с познавательными  способностями человека. Давая весьма своеобразную интерпретацию философии  Канта, М. Хайдеггер говорит не о  трёх временах, а о “тройственном  единстве времени”, в котором трём его формам соответствуют три  вида синтеза трансцендентальной субъективности: прошлое как таковое (а вовсе  не образы когда-то увиденных предметов!) является результатом деятельности трансцендентального воображения, настоящее, “теперь” – результат  чистой деятельности созерцания, а  будущее – следствие синтеза  в понятии, т. е. чистого мышления [13, с. 163]. Сущностью трансцендентальной субъективности, по мысли М. Хайдеггера, оказывается само темпоральное единство, собственно и образующее то, что  принято называть историческим временем (а отнюдь не время физическое, “неподлинное”). Однако, как пишет П. П. Гайденко, “здесь возникает трудность, неразрешимая с точки зрения традиционных рационалистических интерпретаций мыслительной деятельности. Как мышление может иметь временной характер, если следовать традиции Канта, да и всего рационализма вплоть до Гуссерля? Ведь эта традиция противопоставляет чистый разум всяким временным отношениям как чему-то преходящему. По Канту, тут вообще не может идти речь о временности, не говоря уже об определенном модусе времени – будущем. В этом пункте Хайдеггер, следуя своим намерениям, должен совершить радикальный поворот внутри концепции Канта, переосмыслить структуру и функцию мышления, чтобы тем самым превратить “Критику чистого разума” в “онтологию конечного познания”” [14, с. 267 – 268], “в… тезисе о конечности человеческого познания …пролегает водораздел между Кантом… и рационалистической метафизикой Декарта…” [там же, с. 270].

Согласно М. Хайдеггеру, понятийный синтез, а следовательно и само будущее оказываются в определенном смысле основой иных синтезов, поскольку  без синтеза в понятии (в результате которого реальность собственно и становится предметной) было бы невозможно ни созерцание, ни воображение, они оказались бы беспредметными.

Завершая анализ темпоральных идей М. Хайдеггера, подчеркнем, что философ  не рассматривает человеческое существование, его экзистенцию как вещь, протекающую  во времени, а, напротив, видит в нем  само время. Как пишет П. П. Гайденко, ““временность” оказывается последним  словом философии М. Хайдеггера; для вечного в этой философии не остается места” [там же, с. 276], время объявляется им экзистенциальным, по сути, отождествляется с субъектом.