Метафизика в работах И. Канта и ранних греческих мыслителей

Нас интересует зарождение метафизики. И наверное оно началось с возникновения понятия Бытия. А понятие Бытия скорее всего возникло из априорного созерцания существования. Бытие существует – возможно это было первым синтетическим априорным суждением, которое заставило человека обратиться к разуму и осознать то, что произошло. Возможно именно это заставило Гераклита ввести понятие Логоса и наделить это понятие определенным описанием. А описание было сделать крайне нелегко, ибо какими словами можно описать, выразить то, что всплывает в априорном созерцании?

“Эту – вот Речь (Логос) сущую вечно люди не понимают и прежде чем выслушивают (ее), и выслушав однажды. Ибо хотя все (люди) сталкиваются напрямую с этой вот Речью (Логосом) они подобны незнающим (ее), даром, что узнают на опыте (точно) такие слова и вещи, какие описываю я, разделяя (их) согласно природе и высказывая (их) так как она есть. Что же касается остальных людей, то они не осознают того, что делают наяву, подобно тому, как это не помнят спящие” [5].

Эта реконструированная цитата из наследия Гераклита показывает отношение к его мыслям как окружающих, так и его самого. Похоже, Гераклит ясно осознавал то, что он чувствует и видит нечто, что другие чувствуют иначе, либо вообще игнорируют. Можно предположить, что он прямо заглянул в область чистого разума и попытался изложить почувствованное с помощью афоризмов и парадоксов. А так как увиденное им было чисто умозрительным явлением, априорным суждением, предмет которого не был дан в опыте, то охватить и зафиксировать его было нелегко.

Мераб Мамардашвили в своих “Лекциях по античной философии” отмечает, что “комментаторы Гераклита всегда оказываются перед одной очень забавной трудностью, и эта трудность порождает различия интерпретаций его текстов; после них невозможно понять авторам какого учения является Гераклит. То ли он автор учения о том, что все течет, все меняется, т.е. учения о неустойчивости всего, или Гераклит автор учения о гармонии или совмещении противоположностей – кстати, что-то устойчивое. Между тем вся трудность в том, что нет учения Гераклита” [3].

И хотя Гераклита, по традиции, считают натурфилософом, и у него были понятия космоса, огня и логоса, я хочу отметить, что были в его мыслях же идеи метафизические, т.е., согласно Канту, априорные синтетические суждения, к примеру понятие Логоса, как “становления бытия в существующем” по словам Мамардашвили.

Философия Гераклита образна, ибо “Гераклит решал выявить проблему бытия, правда в движение слова, семантические и синтаксические связи, посредством которых можно было говорить о бытии. Он их столкнул, а свою роль свел к роли афориста, который в зазоре между сталкиваемыми фразами попытался выявить пространство смысла и так создать возможность понимания” [3].

Гераклит хотел создать возможность априорного созерцания, создать т.о. возможность метафизики. Он считал, что то, что он говорит нельзя понять или прямо изложить в виде теории, а можно лишь навеять, чтобы смысл само возник в голове слушателя или читателя в качестве конечного продукта самого парадоксального движения мысли. Причем он постоянно повторял, это видно из вышеприведенной цитаты, что все здесь, рядом, что не надо никуда идти, надо только заметить и все, а что заметить? Туманно, афоризмы, парадоксы, если поймешь, то только сам, своим умом, приоткрыв завесу чистого разума, ведь формы чувственного восприятия одни и те же. Недаром Мамардашвили называет Гераклита философом для философов. Парменид (ум. около 470–480 гг. до н.э.) (современник Гераклита) уже не намекает на возможность метафизики, а прямо берется за исследование Бытия.

Парменид в чем-то подобен Канту. Кант выработал законы существования метафизики, Парменид выработал язык Бытия. Кроме того, Парменид описал Бытие, т.е. проделал, на мой взгляд, чисто априорную синтетическую работу, опираясь только на факт существования (своего?). Факт существования – можно подумать, что это эмпирические данные, но, по моему, нет: ведь Бытие дано нам a priori.

Парменид вводит закон противоречия: нельзя высказывать противоположные определения, Парменид высказывает мысль чисто метафизическую – Бытие тождественно мышлению. Парменид, прежде чем описать Бытие, стремится познать его, Кант прежде описывает метафизику. Но полагаю, между познанием Бытия и его описанием нет трудностей, кроме лексических, хотя вероятно это и есть самое большое затруднение – высказать ясную мысль. Возможно поэтому у Канта “метафизика переходит из онтологии в логику, но не формальную, а трансцендентальную” [1]. У Парменида метафизика коренится в онтологии, ибо это самое достоверное, что у него есть.

Бытие Парменида неделимо, полно, неподвижно и охватывает все. Конечно, когда мы употребляли эти слова, то пользуемся привычными значениями нашего языка, стремясь к пониманию, подставляя под них физически наглядные нам представления и аналогии. Пожалуй, можно представить себе какой-нибудь предмет, который всегда неподвижен, но при этом мы еще должны представить, что он неделим, полностью присутствует каждой своей частью и к тому же все охватывает.

Понятно, что я написал – абсурд, ибо к априорному метафизическому понятию Бытия я соотношу самые эмпирические предикаты.

Конечно за словами Парменида о Бытии кроется нечто другое, но что, боюсь, каждый поймет по своему. Если Гераклит мог надеяться на однозначность, на то, что он своими афоризмами сможет напрямую активизировать формы чувственного восприятия, то Парменид берет на свои плечи более тяжкий груз трактовки своих мыслей. С другой стороны, говоря о конкретных метафизических вещах, настраивал слушателей (читателей) на созерцательность, не исключено, что эмпирические предикаты обретут в их умах другой смысл. Ведь философская трактовка Парменида облекает эти слова в конкретный метафизический смысл.

До нас дошло поэтически-философское творение Парменида – поэма “О природе”. В первой части поэмы излагается учение об истинном, умопостигаемом Бытии, которое чуждо мнениям смертных; во второй части Парменид рисует наиболее правдоподобную картину обманчивого мира явлений. Что отчасти напоминает описание идей разума и работу рассудка. При этом Парменид говорит, что есть Бытие или нечто в мире по истине, скрыто за миром по мнению.

Очевидно, что “за” это просто пространственная метафора, а не утверждение. Ибо нет другого мира, который существовал бы на ряду с видимым, и, существуя предметно, был бы при этом более осмысленным, более высоким, священным. Закон противоречия. Бытие – одно. Кант писал: “Задача метафизики состоит в исследовании метафизических идей, в исследовании их происхождения и содержания, но никак не в доказательстве существования соответствующих сил потусторонних сущностей” [4].

А вот комментарий Мамардашвили к Пармениду: “То, что называется истинным миром есть прорез посюстороннего, полностью нам явленного мира, взгляд на него. И внутри этого взгляда – если он интенсивен и способен держаться – держится истина” [3].

Мир один, но есть разные способы постижения, Бытие – одно, но оно дано нам как истина и как мнение, это нормально, это априорная данность, условия существования. Истину можно увидеть, ее можно и не увидеть, как тут не вспомнить Гераклита: “Глаза и уши дурные свидетели для людей, если души у них варварские” [5]. Состояние созерцания, воззрения описано Гераклитом как прислушивание к Логосу: “Не мне, а Логосу, или Рече - слову внемлющие, искусству мысли, способному услышать Логосу, внимайте” [5].

Несколько слов о Зеноне Элейском (примерно на 30 лет младше Парменида). Вспомним, что Зенон написал апории, доказывающие (в частности), что движения нет, оно немыслимо непротиворечиво. Говорят, что написал он это, исходя из концепции неподвижного Бытия Парменида.

А теперь вспомним об антиномиях чистого разума И.Канта: “Явление истинно, только когда употребляется в опыте, как только оно выходит за его пределы и становится трансцендентным, оно не производит ничего, кроме чистого призрака” [2]. Не тоже ли самое говорил Зенон в своих апориях – как только мы пытаемся рассмотреть движение за пределами опыта, так сказать в априорном созерцании, мы приходим к противоречию.

Обратимся к Демокриту. У Демокрита нам особенно интересна гносеология. Этому философу принадлежит мысль: истина в умозрении, но не в ощущении. Как трактует Демокрит внешний облик вещей? Он говорит, что происходит некое “истечение изображения” или “истечение внешнего слоя атомов”. А поскольку в нас есть подобные атомы, то подобное познает подобное. Неправда ли, уже несколько похоже на формы чувственного восприятия Канта? Но это еще не все. На воротах атомистического мира может быть высечена фраза, взятая из уцелевшего трактата Демокрита: все, что мы знаем о мире или о целом – есть человек. То есть мы говорим о мире, а знаем о человеке; мы накладываем человеческую размерность на мир.

Но мир есть мир, а человек есть человек. Каков мир без этого наложения – мир сам по себе или в действительности? Тут нам нужна другая цитата из Демокрита: “Все, что мы знаем о мире или о целом, есть знание по примышлению, а в действительности только атомы и пустота” [3]. Но это же чистой воды явления и вещи в себе Канта! Только у Демокрита получилось страшнее (из-за пустоты, конечно). Греки (Демокрит и атомисты) полагали, правда, что тут в добавок имеет место акт со стороны Бытия, т.е. вещь дает себя увидеть (атомы истекают). По словам Мамардашвили: “В этот акт (т.е. в процесс видения) вплетено чувство сознания: все наши акты понимания существующего влекут за собой одушевленность самих актов. Мы сидим внутри актов понимания как гомункулусы и не можем рассуждать ни о каком акте понимания этого предмета, не предполагая некоего одушевленного, сознающего и чувствующего существа. Но ведь оно случайное, то или иное, и в нем всегда примышление. Как же увидеть мир сам по себе?” [3].

Кант утверждал, что мир вещей сами по себе не познаваем, нам даны только явления. “Ну а умозрение, которое исповедывали греки пыталось выявить это одушевление и разложить вещи на элементы. Поэтому, скажем, увидеть не дерево, а воду – не значит увидеть конкретную воду, которая существует рядом с другими вещами и является объектом, у которого есть название и которому приданы наши размерности восприятия и сознания. Нужно увидеть воду – как стихию”, - это слова Мераба Мамардашвили и здесь, полагаю, он имеет ввиду Фалеса. Значит идея неантропоморфной природы? Бытие мира – как оно есть?

 

Заключение

 

Возможно, конец предыдущей главы получился несколько резким, неоформленным, но эта тема так насыщена, что свести ее плавно на нет оказалось не так уж просто.

Надеюсь, мне удалось показать, что метафизика, такая какой она зарождалась в умах греческих мыслителей. Во многом удовлетворяла требованиям Канта. Но эта метафизика зарождалась спонтанно, она исходила из уст древних философов такой, как она есть, она была еще неоформлена и несколько неконкретна, но зато естественна и независима от догм и давления авторитетов.

Закончу словами немецкого философа: “Любимое порождение нашего разума – метафизика, порождение, которое, как и всякое другое в мире должно быть приписано не случаю, а первоначальному зародышу, мудро устроенному для великих целей. Ибо метафизика в своих основных чертах заложена в нас самой природой, может быть крепче, чем всякая другая наука, и на нее невозможно смотреть как на произведение вольного выбора или как на случайное расширение при развитии опыта (от которого она совсем отделяется)” [2].

 

Список использованной литературы

 

1. Длугач Б.П. От ранних произведений Канта до “Критика Чистого Разума”. М.: 1990.
2. Кант И. Пролегомены... М.: 1993.
3. Мамардашвили М. Лекции по античной философии. М.: 1997.
4. Ойзерман Т.И. Философия канта. М.: 1994.
5. Фрагменты ранних греческих философов / Под ред. Лебедева А.И. М.: 1989.